Русская истина
Рухнула вся народническая концепция народного образования, согласно которой масса стремится к просвещению, а злонамеренная элита скрывает от нее свет знания. Мы закрываем глаза на печальную истину: наше «просвещение» подавляющему большинству детей не интересно, и при малейшей возможности они от него уклоняются.
Взаимоотношения Победоносцева и Розанова, став примечательным примером взаимовосприятия людей разных поколений и во многом культурных миров, вряд ли могли обрести ровный устойчивый характер и тем более стать основой для делового сотрудничества. Этому препятствовали различия в мировоззрении, психологии, художественных вкусах, культурных предпочтениях и, самое главное, в политических установках.
Аполлинария Суслова ухитрилась побить рекорд обеих своих предшественниц: именно она – совершенно и никоим образом не намеренно – сделала из провинциального гимназического учителя того гениально-неповторимого Розанова, которого знает весь свет.
Розанов был одним из тех редких людей, которые умеют превратить любую жизненную катастрофу в творческий триумф. Он не стал профессором Московского университета и организатором русской науки, никакого особого культурно-исторического типа не возникло в России, во всяком случае на тех духовных основаниях, о которых он писал. Напротив, победил материализм в самой крайней его форме.
Общая рамка – как раз популярный в это время сюжет о «романтизме» и «реализме». Николай Огарев буквально в то время, когда «Обыкновенная история» будет публиковаться в февральской книжке «Современника» за 1847 год, будет писать Александру Герцену и московским друзьям о том, как занимается вещами положительными, работает над собой – но тем не менее находит в себе много «романтизма». Если попытаться наложить романное время на календарь – то роман начинается где-то в 1830 году – и заканчивается в 1845.
Василий Васильевич был подлинным русским православным исступленным «акривистом», потому так и не смог смириться с тем, что мір во зле лежит, и что он так преступно красив. Отсюда и швыряние «билета» ко Престолу Божию, и демонстративные кощунства и все прочее. Как же можно не относиться к нему с теплотой? – соблазны негодования, отчаянного непонимания промысла Божия хорошо знакомы православному человеку, – и знакомы были еще Царю-Псалмопевцу Давиду.