Когда в 1928 году мадридский священник Хосемария Эскрива решил объединить молодых людей (главным образом, из не слишком обеспеченных семей), стремящихся сочетать веру с активной «мирской» деятельностью, критическая масса и национальных, и глобальных «великих потрясений» еще только набиралась.
Через год начнется Великая депрессия. Через три года, в 1931-м, будет низложен испанский король Альфонсо XIII и провозглашена Вторая республика. А еще через 8 лет – в 1939-м – по завершению кровопролитной Гражданской войны страну на ближайшие 36 лет возглавит генералиссимус Франсиско Франко.
Третья сила
Не будем уподобляться агиографам, допуская, что Эскрива предвидел такое развитие событий, создавая Opus Dei.
Но ставка падре Хосемарии и его последователей на каудильо в равной степени и была предопределена, и открывала горизонты, едва ли доступные при других режимах. Будь то монархия, не заинтересованная в «ротации» имущих классов, или левые республиканские правительства, в «лучших традициях» совмещающие радикальные социальные эксперименты с проявлениями крайней антирелигиозности.
Окружение Франко, конечно, тоже было весьма неоднородно. Кто-то из высокопоставленных функционеров «Фаланги» отвергал капитализм и саму возможность частной инициативы. Кто-то – симпатизировал неоязычеству. И с теми, и с другими Opus Dei, – в силу и социальных, и идеологических причин, – не смог бы солидаризироваться, несмотря на декларируемую аполитичность. Но в то же время, ставка на прагматический консерватизм Эскривы и его единомышленников-нумерариев позволяла генералиссимусу одновременно и нейтрализовать наиболее амбициозных «внутрисистемных» оппонентов, и обеспечить обещанное национальное возрождение, избегая опасных крайностей.
Отсюда – два вполне закономерных следствия.
Чуть ли не сразу после того, как 28 марта 1939 года Эскрива вместе с армией Франко вернулся в Мадрид (откуда бежал от гонений республиканцев), в стране появился Consejo Superior de Investigaciones Científicas (CSIC, Высший совет научных исследований). Инициатор его создания – франкистский политический «тяжеловес», новоиспеченный министр образования Хосе Ибаньес Мартин, симпатизировавший Эскриве. А главой CSIC стал член Opus Dei химик Хосе Мария Албареда.
Разумеется, персональная вовлеченность в подготовку испанского научного прорыва определялась «опусовскими» концептуальными установками. В частности – ссылками на августинианский принцип о познании Бога через отыскание истины (вар – научный поиск).
В свою очередь, опираясь не просто на допустимость, но на необходимость альянса веры и разума, Эскрива рассчитывал сформировать новую интеллектуальную элиту, чье содействие национальному развитию не будет ограничиваться ни исключительно духовным окормлением, ни исключительно участием в мирских делах.
Такое «консервативно-просвещенческое» посягательство не могло остаться без внимания со стороны тех, кто считал себя главными бенефициарами победы в Гражданской войне – «фалангистских» радикалов, военных, аристократов/крупных землевладельцев и даже испанских иерархов Католической церкви.
Неудивительно, что в том же 1939-м между Opus Dei и масонством впервые попытались поставить знак равенства. Сумей недоброжелатели предоставить доказательства обоснованности подобных обвинений – участь Эскривы и его детища была бы крайне незавидной. Во франкистской Испании связь с масонами каралась не менее безжалостно, чем связь с либералами или коммунистами.
Тем показательнее, что второй раз о «масонских корнях» Opus Dei написала советская пресса.
В 1974-м Юлиан Семенов в очерке «Красная земля Испании» назвал эту организацию «таинственной технократо-масонской ложей».
О мотивах, которыми мог руководствоваться самый осведомленный в СССР автор политических детективов, мы подробнее поговорим позже. Пока же отметим появившийся в семеновском пассаже довольно необычный симбиоз «масонов» и «технократов».
«Белый переворот»
Вполне возможно, что именно Opus Dei современная политология и сопутствующие ей дисциплины обязаны реинкарнации термина «технократы» для обозначения группы профессионалов, в меру аполитичных, но при этом достаточно влиятельных, чтобы содействовать модернизации авторитарного режима.
А инфоповод – получение в конце 50-ых воспитанниками Эскривы ключевых министерских портфелей, ознаменовавшее отказ от политики автаркии и проведение либеральных экономических реформ на основе разработанного при их самом непосредственном участии «Плана Стабилизации».
На исходе второго десятилетия правления Франко тотальный контроль над внешней торговлей, квотирование импорта, сохранение завышенного курса песеты и прочие меры, вроде бы призванные укрепить суверенитет, на деле привели к прямо противоположным результатам.
Особенно, если учесть истощение золотовалютных резервов – до $6 млн в 1959-м, 160%-процентную премию к официальному курсу национальной валюты на «черном рынке» и взлет инфляции до 15-20%.
Было бы странно, если бы каудильо не увязал студенческие волнения, охватившие Испанию в 1956-м и ставшие первыми массовыми протестными акциями после его прихода к власти, с падением уровня жизни. Тем более, что о необходимости перемен говорили не только действия «низов».
Еще в 1951-м философ и социолог, а равно и член Opus Dei, Рафаэль Кальво Серер в книге «Теория Реставрации» написал о необходимости формирования «третьей национальной силы», которая смогла бы провести экономическую либерализацию, демонтировать автаркию и обеспечить административную децентрализацию.
И, наверное, не случайно в том же 1951 году с верующими интеллектуалами, ратующими за «испанизацию по целям и европеизацию по средствам» начал сотрудничать Луис Карреро Бланко, франкистский «серый кардинал», тогда курировавший деятельность всех испанских спецслужб.
С его подачи в феврале 1957-го в Испании появилось первое правительство с министрами из Opus Dei. «Технократы Бога» обосновались в Минфине, Минторге. А личный помощник Карреро Бланко – Лауреано Лопес Родо – занял пост ученого секретаря испанского МИДа.
«Белый переворот» (как назвал его Линдон Ларуш) обеспечил рост испанского ВВП на 7,2–7,5 % в год – в 60-ые годы это было вторым (после Японии) экономическим результатом в мире.
А, например, производство автомобилей увеличивалось ежегодно почти на 22%. Если в 1946 году в стране было выпущено 72 000 «легковушек», то в 1966-м — уже 1 миллион. Авто-символ экономического прорыва Seat-600 (созданный на базе Fiat-600) из «мечты пролетария» стал первой «второй» машиной во многих семьях. Благо в 1974-м доход на душу населения в Испании составил 79% от среднего западноевропейского уровня. Хотя инфляция, которую в 60-ые удавалось удерживать в пределах 8%, подросла до 12% на фоне мирового нефтяного кризиса после войны Судного дня.
Доля экспортно-импортных операций с 1959-го по 1975-й выросла с 12% до 21% ВВП. В немалой степени – благодаря притоку туристов, количество которых к 1970 году достигло 20 миллионов. И если в 1961-м они оставляли в стране только $385 млн, то через 10 лет — уже $2,5 млрд. Неудивительно, что безопасностью многочисленных и в буквальном смысле дорогих гостей озаботился сам каудильо, приравнявший любого обидчика туриста к врагу государства.
Испанская грусть Юрия Андропова
В Испании далеко не все рукоплескали туристическому буму.
Юлиан Семенов в упомянутом выше очерке приводит такой диалог:
«- Разве “Опус” – если, конечно, это “Опус” – не строит отели на Солнечном берегу […]?! А их доллары остаются в Испании! Хочу подчеркнуть – в Испании!
– А что эти доллары дают испанцам? Их видят испанцы? Эти доллары немедленно вкладываются в строительство новых отелей и вилл!»
А дальше один из персонажей резюмирует:
«Я очень боюсь того, что армия, те в ней силы, которые связаны с американцами, а это “черные полковники”, – могут воспользоваться народной нелюбовью к “Опусу”… И американцы поддержат “полковников”, потому что те – против ваших “европейских тенденций развития”».
С учетом того, что именно при «опусовском» министре иностранных дел Грегорио Лопесе Браво Испания активизировала попытки нормализовать отношения с СССР, результатом чего стало, в частности, подписание торгового соглашения подобные выпады со стороны вхожего в очень высокие кабинеты советского журналиста выглядят, как минимум, странными.
Но это если исходить из посыла о единстве советской элиты. А ведь семеновский патрон, тогдашний председатель КГБ Юрий Андропов, очевидно, расходился во взглядах на развитие страны с доктринерами, вроде главного партийного идеолога Михаила Суслова, или даже такими прагматиками, как Предсовмина Алексей Косыгин.
Нельзя сказать, что Андропов не задумывался о необходимости перемен, прежде всего – связанных с гальванизацией «застаивающейся» экономики «развитого социализма».
Но модернизация по-андроповски была по определению «силовой», предполагая руководящую и направляющую роль уже не партии, а ее «боевого отряда». Точнее – могущественной спецслужбы, созданной на его основе.
Испанский кейс показал, что «технократами в штатском» перечень возможных драйверов национальных преобразований вовсе не исчерпывается. Покровительство «силовика» Карреро Бланко помогло реформаторам из Opus Dei на операционном уровне, но направлялись их действия совсем другими людьми, а в первую очередь, – идеями.
«Мне это безразлично, министр он или подметальщик улиц. Главное для меня то, чтобы он сделался святым в своей работе» – согласно «опусовским» преданиям, именно так отреагировал Эскрива на попытки поздравить его с пришествием нумерариев в правительство.
И возможно, основатель Opus Dei не лукавил. Но, как отмечал декан колледжа искусств и наук Университета Сан-Диего Патрик Дринан, наряду с религиозным благочестием, «опусовцев» всегда отличало понимание сакральности труда и сбережений, признание важности денег и финансовых институтов. Вспоминая в этой связи «Победу разума» Родни Старка, Дринан экстраполирует базовый тезис последнего о роли средневекового богословия (а не протестантской реформации, как утверждал Вебер) в возникновении капитализма на реалии Испании 50-70-ых годов XX века.
Своей ставкой на альянс разума и веры Opus Dei доказал вторичность меча. Что стало довольно болезненным ударом для «кшатриев». И местных, и советских, и любых других.
При этом крайне наивно настаивать на абсолютной аполитичности «технократов Бога».
Во-первых, памятуя о фразе самого Франко: «Изменения в экономике немедленно влекут за собой изменения в обществе».
А во-вторых – потому что, параллельно с экономической либерализацией, члены Opus Dei курировали не менее важный для Испании проект – подготовку преемника каудильо.
Да здравствует король!
Свою «Теорию Реставрации» Рафаэль Кальво Серер писал в 1951 году, разумеется, не только и не столько для того, чтобы обосновать целесообразность реформ, исходя из базовой установки сохранения политического статус-кво.
Пожалуй, самый главный посыл Серера – необходимость установления «народной и представительной монархии». И таким монархом должен был стать вовсе не сам генералиссимус Франко.
К моменту написания этой книги в Испании уже два года находился принц Хуан Карлос, внук низложенного в 1930-м короля Альфонсо XIII. А наставником наследника еще не восстановленного престола был другой мыслитель, также принадлежавший к Opus Dei, – Анхель Лопес-Амо.
Во многом перекликаясь с Серером, он продвигал идею «социальной» монархии как института, который, будучи «надклассовым», сможет выступать модератором для всех слоев общества и других элитных групп, тем самым гарантируя соблюдение базовых прав и свобод.
Лопес-Амо погиб в декабре 1956-го в результате ДТП.
Но когда 76-летний Франко 23 июля 1969 года, официально провозгласив Хуана Карлоса своим преемником, обусловил передачу власти прохождение принцем курса воспитания под его, каудильо, личным надзором – игра, в общем-то, была уже сделана и «саженцы Opus Dei» дали всходы.
Даже дело Matesa, – разгоревшийся в том же 1969-м скандал вокруг многомиллионных махинаций с экспортными кредитами для производителя текстильного оборудования компания, чей владелец пользовался покровительством Лопеса Родо, – не смогло сильно поколебать позиции «опусовцев». Наоборот, их влиятельному оппоненту Мануэлю Фрага Ирибарне пришлось уйти из правительства, о чем, кстати, с известной долей сочувствия писал Юлиан Семенов.
22 ноября 1975 года, через два дня после официального объявления о смерти Франсиско Франко, Испания получила короля Хуана Карлоса I. А в июле следующего, 1976-го, новый монарх назначил нового премьер-министра – 43-летнего Адольфо Суареса, также тесно связанного с Opus Dei.
***
Последующие почти уже полвека существования постфранкистской Испании нельзя, конечно, назвать абсолютно безмятежными. Но в целом демонтаж некогда одной из самых одиозных европейских автократий не просто состоялся, но и прошел практически бескровно. А главное – созданная в середине 70-ых база для сохранения гражданского мира до сих пор оберегает испанцев от «великих потрясений». В чем, конечно же, немалая заслуга «теократов Бога».
Беатификация в 1992-м и канонизация в 2002-м Хосемарии Эскривы (умершего, кстати, в один год с Франко) – тоже во многом показатель признания Католической церковью сделанного Opus Dei в Испании.
Тем показательнее, что на следующий год после беатификации Эскривы вышел «Клуб Дюма» Артуро Перес-Реверте, в чьих ключевых персонажах «второго плана» – реставраторах книг Педро и Пабло Сениса, которые помогли главному герою завершить свою миссию, – усматривается отсыл и к трудовой этике Opus Dei, и к знаковым эпизодам её деятельности в Испании. В первую очередь – к сотрудничеству с Франко, если расценивать его как «падение ради спасения».
А через полгода после канонизации Эскривы вышел брауновский «Код да Винчи», в деле демонизации Opus Dei преуспевший намного больше Юлиана Семенова.
Мир вступил в новую эпоху, когда меч должен был взять реванш у альянса веры и разума.
