15 лет назад не стало выдающегося политического мыслителя современности А.С. Панарина. Его можно поставить в один ряд с такими яркими мыслителями современности, как Л.Н. Гумилёв, А.А. Зиновьев, В.Л. Цымбурский и другие.
В целом можно выделить несколько источников творчества А.С. Панарина:
- русская философия начала ХХ века (В.С. Соловьёв, Н.А. Бердяев, В.В. Розанов, И.А. Ильин и др.);
- русская классическая литература (не случайно, в последние годы творчества А.С. Панарин задумывался о т.н. «пушкинской парадигме» но не смог осуществить свой замысел);
- немецкие феноменологи (Э. Гуссерль, М. Хайдеггер); особый интерес для А.С. Панарина здесь представлял Мартин Хайдеггер;
- французские структуралисты (Мишель Фуко и др.).
- «философия жизни» – здесь можно назвать Фридриха Ницше, с которым А.С. Панарин хотя и спорил, но, судя по всему, в некоторой степени испытал и его влияние; кроме того, здесь необходимо назвать концепцию Вызова-и-Ответа английского историка А. Дж. Тойнби[1], от которой мыслитель также отталкивается в своём творчестве.
Эти интеллектуальные источники политической философии А.С. Панарина, как и другие, говорят о том, что творчество философа – своеобразное отражение развития континентально-европейской мысли (если Россию считать частью Европы, а в императорский период она отчасти такой и была в культурном плане).
Многогранна и личность самого А.С. Панарина. В своих работах он выступает как философ, политолог, социолог, геополитик, историк и футуролог. Всё это говорит о многогранности творчества А.С. Панарина. Но не только. Точно также можно сказать о творчестве В.Л. Цымбурского, Л.Н. Гумилёва. В определённой степени это и отражение лучших черт русской дореволюционной (и не только) философии. Если взять многих дореволюционных философов, то и о них можно так сказать. При том, что и сам А.С. Панарин рекомендовал читать русских философов и русских классиков.
Наверное, одна из причин многогранности А.С. Панарина – он настоящий мыслитель и старается рассмотреть свой предмет со всех сторон, обращаясь к различным дисциплинам. В этом плане его можно сравнить и с некоторыми западными учёными. Своей эрудицией поражает Артур Шопенгауэр (хотя его, скорее всего, можно отнести только к философам). Фридрих Ницше – и философ, и психолог. И, в какой-то степени, политический мыслитель. Бертран Рассел был и математиком, и философом. Освальд Шпенглер, безусловно, не только философ, но и социолог. Арнольд Тойнби – историк, философ, социолог. Эрих Фромм – и психолог и социолог, и философ. Список, думаем, можно продолжать.
М. Хайдеггер в своих прекрасных лекциях о Ф. Ницше говорил, что настоящий мыслитель это тот, кто мыслит какую-то одну мысль, вокруг которой и крутится всё сущее[2]. А.С. Панарин был мыслителем в хайдеггеровском смысле – в центре его творчества была Россия, о чём бы он ни писал – евроатлантическом мире, глобальных процессах, цивилизации[3].
Валерий Расторгуев отмечает, что «о статусе учёного часто судят по индексу цитируемости его трудов. Александр Сергеевич Панарин — едва ли не самый цитируемый автор из отечественных философов и политологов нашего времени. Но красноречивей всего о нём говорят не ссылки и не цитаты, а умолчания»[4]. Не каждый, по мнению В.Н. Расторгуева, в наше время осмелится признать правоту его суждений и прогнозов. Кроме того, «имя адептам самых разных учений, в том числе и учёным-адептам, — легион, а имя Александра Панарина — одно. Его имя, как его голос и стиль, не спутать. Он это хорошо знал и дорожил своим именем, не желая соединять, сливать его с именами каких-то учений, тем более великих, которые притягивают, как магнит, маленьких и мелких людей»[5].
А.С. Панарин был настоящим, крупным мыслителем, в какой-то степени пророком (согласимся здесь с В.Н. Расторгуевым), которого сложно отнести к тому или иному политическому лагерю. Мы очень часто воспринимаем других мыслителей через стереотипы, стараемся встроить их в определённые схемы. Так было и с А.С. Панариным. В нём видели и либерала, и евразийца, и консерватора и националиста. Но по сути каждый видел того, кого хотел видеть. Не исключено, что мы можем увидеть (если уже не увидели) и либеральный взгляд на А.С. Панарина, и националистический, и консервативный. Видимо, со временем появятся и иные интерпретации творчества данного мыслителя.
Нечто подобное уже происходило с другими философами. Здесь можно вспомнить судьбу Ф. Ницше, которого в нацистской Германии представляли идеологом фашизма, а после войны появились уже либеральный (В. Кауфман) и консервативный (Ф. Аппель) взгляды на этого мыслителя. При том можно сказать что большую роль в обращении к настоящему Ф. Ницше сыграли итальянские коммунисты (Дж. Колли и М. Монтинари). Прискорбного в факте существования нескольких Панариных ничего нет, в силу многогранности его творчества и таланта. В своё время поэт Уистен Хью Оден сказал, что может быть несколько Шекспиров. Главный критерий здесь – чтобы все они вытекали из текста[6]. Точно также можно сказать и о наследии А.С. Панарина.
Нужно ответить ещё на один вопрос: в чём же значение А.С. Панарина? А.С. Панарин – одно из свидетельств того, что девяностые годы не были такими уж потерянными для страны. В то время, когда думающие политики, учёные, хозяйственники стремились сохранить остатки русской государственности, шла также и напряжённая мыслительная работа. Философы, политологи, публицисты, историки пытались найти выходы из казалось бы тупиковой ситуации. Мысль, таким образом, не стояла на месте. Шло и осмысление текущих реалий и прошлого опыта, как дореволюционного, так и советского.
Панарин в числе первых в 1990-е гг. осознал, что для России необходим глобальный проект, поскольку и сам мир становится глобальным. Разумеется, идея о вселенском характере России были характерны и для всей русской философской мысли. Но в ситуации растерянности 1990-х годов возобладали иные мнения.
Мнения, условно говоря, пространственно-локального характера: отступление на «Остров» или наоборот, контрнаступление, с последующим созданием континентального блока, поиск вокруг себя союзников, размышления о том, к кому бы присоединиться, в какие бы объединения интегрироваться. Отчасти это было обусловлено и объективными обстоятельствами: всё больший оборот набирал процесс глобализации и регионализации. Соответственно, многие мыслители ставили вопрос о том, что создание крупного локального объединения поможет решить возникающие глобальные проблемы. Кроме того, сохранялась надежда на интеграцию постсоветского пространства. Мыслитель какое-то время разделял некоторые из указанных подходов. Но позднее он посмотрел на проблему шире.
Философ осознал силу Запада, понял, что она не только в экономике, науке, но и в наличии глобальной идеи, проникающей повсюду, буквально изнутри взрывающей континентальные блоки, государства. Соответственно, против такой идеи не отсидишься за «проливами» или «каменной стеной». Здесь необходимо иное средство. Поскольку Евроатлантика выступила с глобальным проектом, то и задача России состоит в том, чтобы противопоставить ей нечто универсальное. Кроме того, Россия слаба экономически, она потеряла большие территории. Поэтому и задача её – в обращении к своему основному ресурсу – культуре, духовным истокам. Через них и состоится возрождение страны. Немного по-иному, в связи с этим, А.С. Панарин посмотрел и на проблему наступающего постмодерна.
Главная задача России именно не в блоковой коалиции, а в выработке философии постиндустриального общества. А для этого нужно хранить и беречь своё гуманитарное знание: русский язык, литературу, историческую память. Это главный ресурс России. А сокращение преподавания гуманитарного знания в вузах, небрежное отношение к русской культуре нанесёт удар по будущему России.
В этом также важность творчества мыслителя, его наследия. Не относить гуманитарные предметы к числу факультативных, не вытеснять их из образовательного процесса, а делать главными. Ибо народ, не знающий свою историю, будет учить чужую. Народ, не знающий свою классику, будет читать чужих авторов. И именно русская наука, русская духовная культура – залог нашего успеха в постиндустриальном обществе.
Более того, актуальность А.С. Панарина состоит и в призыве обратиться не только к гуманитарному знанию, но и к православию как хранителю богатейшей духовной традиции, источнику дальнейшего развития России. В этом плане важен и его анализ гибели СССР. Ведь одна из причин трагедии советского общества, его крушения – отрыв от своих традиций, в т.ч. и от православия.
Крах СССР – это и актуализация древнегреческого мифа о титане Антее, которого можно было победить, только оторвав от земли. А.С. Панарин через свои произведения нас предупреждает об этом. Но и напоминает, что есть выход в условиях реализации глобалистского проекта. Выход именно в обращении к своим истокам. И, повторимся, во вселенскости. В ситуации, когда приближается опасность, не надо замыкаться в скорлупу национализма, локализма и т.п., а нужно идти навстречу вызову, предлагая что-то своё.
В какой-то степени А.С. Панарина можно назвать представителем «византийского глобализма». Византизм здесь понимается, как обращение к православию, духовным истокам, из которых и вышла наша культура. Но здесь же и обращение к греческому ядру. Ведь Византия, хотя и была наследником Римской империи, но и являлась своеобразным продолжением греческой цивилизации.
Под глобализмом же мы понимаем проект, который и должна дать Россия миру. Безусловно, если говорить о Византийской империи прошлого, то она, подобно другим империям считала себя вселенской. Но в наше время порой концепции православной цивилизации носят локальный характер, о чём уже и шла речь выше. Как мы видели, проект А.С. Панарина отличается от данного подхода.
Значение А.С. Панарина и в том, что он выступает и как преемник того направления русской дореволюционной мысли, которое после 1922 г. оказалось за пределами страны. Но он же и наследник советской мысли, советской философии. Приходилось встречать мнение, что таковой не было. И сам А.С. Панарин в своих работах писал, что советская система губит мышление. Однако отрицая наличие феномена советской философии, мы ставим под сомнение труды А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.В. Гулыги, М.К. Мамардашвили, Г.П. Щедровицкого и многих других деятелей философской мысли.
Можно сказать, что А.С. Панарин был в оппозиции к официальному курсу. Можно сослаться на тяжёлую, а порой трагическую судьбу таких замечательных мыслителей, как Г.Г. Шпет, А.Ф. Лосев, Л.Н. Гумилёв. Однако проблема философов и власти является сложной[7]. Противоречия философа и власти, мыслителя и народа были во все времена. А.С. Панарин получил образование именно в советской школе. Он формировался в научной среде того времени, впитывая в себя разнообразные идеи, мысли, дух эпохи. В лице А.С. Панарина мы видим, таким образом, своеобразный синтез двух направлений русской философии.
Кроме того, А.С. Панарин в своём творчестве совместил все направления консерватизма. Это проявилось в продолжении указанной нами русской дореволюционной мысли. Здесь и либеральный консерватизм (если вспомнить определённые восхищения эпохой Просвещения), и националистический (уважение к русской культуре), и традиционалистский (если взять обращение А.С. Панарина к византизму), и евразийский (которому он и был верен фактически все девяностые годы), и советский (если вспомнить уважительное отношение А.С. Панарина к советскому прошлому в его последних работах)[8].
И это не случайно. А.С. Панарин был всё–таки мыслителем, а не идеологом. Он и с недоверием относился ко всем «Великим учениям» – либерализму, марксизму, национализму, евразийству. С недоверием, т.к. они губят мысль, предлагая готовые рецепты на все случаи жизни, отбрасывая процесс мышления или загоняя его (и жизнь в целом) в примитивные схемы.
Наверное, А.С. Панарин выступил бы и критиком консерватизма. Но консерватизма как «Великого учения». При этом можно сказать, что А.С. Панарин был защитником традиции. Однако не той, что замыкается в себе, отгораживаясь от других культур. А.С. Панарина нельзя назвать антизападником, как это приписывают ему некоторые авторы. Значение творчества А.С. Панарина как раз и состоит в том, что он своим примером подтверждает пользу диалога культур. С одной стороны, мыслитель полагает, что любая цивилизация строится на диалоге составляющих её элементов, такой же диалог существует и между отдельными культурами.
С другой стороны, мы видим, что и сам А.С. Панарин своим творчеством ведёт диалог как с дореволюционной русской философией и литературой, так и с современной западной мыслью. Парадоксальность диалогичности А.С. Панарина также ещё и в том, что это ещё и диалог Традиции с постмодерном. Идея того, что опираясь на традицию можно войти в будущее. Своеобразное «вечное возвращение» Ф. Ницше.
Много общего в плане диалогичности у А.С. Панарина с величайшим философом Запада в ХХ веке М. Хайдеггером. Оба критиковали наступление техницизма на Западе. Оба призывали мыслить не догматически[9]. Хайдеггер в своих работах постоянно ведёт диалог с древнегреческой мыслью, о чём бы он ни вёл речь: о философии Парменида или Ф. Ницше, о бытии или мышлении. И притом через обращение к древним грекам немецкий философ стремился заглянуть в будущее.
Панарин призывал обращаться к греческому ядру, и М. Хайдеггер в своих работах делал то же самое. В этом плане не так уж утопичными кажутся и идеи А.С. Панарина о православном вселенском проекте. Через православие Россия получает выход к древнегреческой культуре, что нас ещё больше сближает с Европой, помогает вести диалог. Тем более что и великие философы Запада, и не только М. Хайдеггер, но и Ф. Ницше, также призывали обратиться к опыту греков.
Не во всём можно согласиться с А.С. Панариным в его творчестве. Иногда его выводы выглядят абстрактными, порой философская глубина подменяется публицистическим задором
Но в целом, творчество А.С. Панарина – это продолжение лучших черт русской дореволюционной мысли, а также воплощение философии советского времени и западной философии. Кроме того, это диалог отдалённого прошлого с будущим. И задача России состоит в том, обратившись к прошлому, его традиции, войти в будущее. При том войти, предложив свой проект другим народам.
[1] Напрямую Арнольд Тойнби не относился к «философии жизни», но он испытал влияние Анри Бергсона, одного из представителей данного направления.
[2] Хайдеггер М. Ницше. Том I. СПб., 2006. С. 410.
[3] Зеленков А.И. Прозревая время. (Смысл и значение творческого наследия Александра Сергеевича Панарина). URL: https: elib.bsu.by; Расторгуев В.Н. Пророк в своем отечестве. О прогностическом даре Александра Панарина. М., 2010.
[4] Расторгуев В.Н. Предисловие // Панарин А.С. Православная цивилизация. М., 2014. С. 14–15.
[5] Расторгуев В.Н. Предисловие. С. 24.
[6] Оден У. Х. Лекции о Шекспире. М., 2008. С. 11.
[7] См. напр. Шопенгауэр А. Мысли // Шопенгауэр А. Афоризмы. Мир как воля и представление. Минск, 2011; Ницше Ф. Шопенгауэр как воспитатель / Ницше Ф. Избранные произведения. М., 1993.
[8] Хотя здесь, наверное, можно согласиться с Аркадием Юрьевичем Минаковым, использующим термин советский «псевдоконсерватизм». Всё-таки советский проект, при уважительном, отчасти, отношении к традиции, имел «прогрессистскую» направленность.
[9] См. напр.: Хайдеггер М. Что зовётся мышлением. М., 2006.
