Дискурс русских консерваторов нового типа на рубеже столетий: между неоевразийством и неовизантизмом

Максим Сигачев, Эрнест Слепцов**

 

РI публикует интересный материал двух отечественных исследователей о феномене нового российского консерватизма. По-видимому, в ближайшее время этому интеллектуальному течению предстоит вновь сыграть важную роль в отечественной политике, во всяком случае – в идеологическом ее оформлении. Будем надеяться, что история 2014-16 годов не повторится, и консерватизм не удастся снова засунуть в темный угол современной культуры на радость его вечным противникам. Поэтому сегодня следует проанализировать обстоятельства и причины кризиса нашего движения последних лет, чтобы не воспроизводить старых ошибок и не множить новых.

Говоря о русском неоконсерватизме и неотрадиционализме, мы тем самым подчеркиваем его нацеленность на обновление традиции. Несмотря на то, что понятие «неоконсерватизм» зачастую ассоциируется преимущественно с англо-американской политической культурой, где оно применяется для характеристики идеологического курса Рональда Рейгана – Маргарет Тэтчер – Джорджа Буша, данный термин уже неоднократно использовался некоторыми отечественными мыслителями в расширительном смысле. Так, Александр Панарин применял его к Франции в работе 1989 г. «Стиль “ретро” в идеологии и политике. Критический очерк французского неоконсерватизма», подчёркивая, что следует различать узкую и широкую трактовку неоконсерватизма.

В узком смысле под неоконсерватизмом понимается американское течение, теоретиками которого были Ирвинг Кристол и др. Широкая трактовка неоконсерватизма включает в себя разнообразный спектр политических сил, выступающих за сдвиг вправо во внутренней и внешней политике ведущих стран Запада [А.С. Панарин, 1989, c. 5]. Уже применительно к России к нему прибегал Александр Щипков в статье «Левый консерватизм», дав одному из параграфов название «Русский неоконсерватизм: справедливость и традиция»: «Очевидно, что “периферийный” консерватизм, в том числе русский, не будет слепком с доктрины американских неоконов… Но он не может существовать и в реликтовых формах, как монархически-сословных, так и выморочных советских. Тем не менее в каждом периоде российской истории, несмотря на её “прерывистость” и “пунктирность”, содержится зерно традиции, которое может быть оттуда извлечено и интегрировано в новый проект. В связи с этим к наименованию проекта есть смысл добавить приставку “нео”, подчёркивающую его интегральную основу» [Щипков, 2013: 77-78]. Концепт «русского неотрадиционализма», в свою очередь, был введён в научный оборот ещё в 1997 г. социологом Львом Гудковым, опубликовавшим статью под названием «Русский неотрадиционализм».

В другой своей статье Л.Д. Гудков выделил отличительные черты данного явления: «В общем и целом «неотрадиционализм» включает в себя 1) идею «возрождения» России (тоска по империи, мечтания о прежней роли супердержавы в мире), 2) антизападничество и изоляционизм, а соответственно, — восстановление образа врага, 3) упрощение и консервацию сниженных представлений о человеке и социальной действительности». [Гудков, 2002].

Интересно отметить, в далёком 1978 г. историк Александр Янов ввёл в употребление понятие «русские новые правые» в англоязычной работе под названием «Русские новые правые: правые идеологии в современном СССР» (The Russian New Right: Right Wing Ideologies in the Contemporary USSR) [Янов, 1978]. Что касается соотношения понятий «неоконсерватизм» и «неотрадиционализм», по нашему мнению, неотрадиционализм выступает как более широкое понятие, включающее в себя другое, поэтому неоконсерватизм – это часть неотрадиционализма.

Мировоззренческие поиски стимулировали возрождение во всем мире интереса к идеям, на основе которых стало бы возможным дать конструктивный ответ на вопрос, что делать со стагнирующим Западным проектом, и главное – какую альтернативную основу для развития выбрать. Среди этих идейных течений – фундаментализм, национализм, постгуманизм, археомодернизм, левый альтер-глобализм радикально-марксистского и анархического толка и, наконец, неотрадиционализм. Особенно интересным для исследования представляется неотрадиционализм, поскольку на его основе уже формулируются и реализуются конкретные политические программы, которые в отличие от фундаменталистских течений разных спектров, имеют под собой сильную конструктивную основу.

Для достижения поставленной цели требуется прояснить смысл неотрадиционалистского подхода к пониманию места и роли обновлённой традиции в рамках трансформации современного мироустройства. Начать следует с того, чтобы определить содержание неотрадиционалистской мысли постсоветской России: то есть объяснить, по отношению к кому используется наименование «неотрадиционалист» применительно к конкретной исторической ситуации конца XX – начала XXI вв. В современной научной дискуссии до сих пор не выработано единого определения этого феномена, в первую очередь в силу влияния западной философско-политической традиции, согласно которой существует жесткое разделение идейного спектра на две группы: либералы и консерваторы (куда относятся и традиционалисты).

Если применять данную парадигму к постсоветской действительности, можно попасть в ложную дихотомию: все, кто против западного цивилизационного проекта – неоконсерваторы-неотрадиционалисты. Однако, поскольку западная политико-философская традиция определяла как консерваторов, так и либералов исключительно исходя из внутреннего контекста, то применительно к постсоветской России понятие «либерал» значительно расходится с устоявшимся западным аналогом, равно как и понятие «неоконсерватор» (шире – «неотрадиционалист»).

Необходимо понимать, что в 90-х годы ХХ в. российская политико-философская арена состояла отнюдь не из дихотомически противопоставленных идей. Можно с уверенностью отметить, что западному проекту противостоял целый ряд идейных течений. Наиболее значимыми из них были: во-первых, те самые неотрадиционалисты, о которых далее пойдет речь, во-вторых, радикальные марксисты, в-третьих, радикальные националисты (иногда их по ошибке относят к традиционалистам, только на основании идей сохранения и развития нации), и в-четвертых, последователи радикального религиозного фундаментализма (исламисты как суннитского толка, так и ваххабиты).

В ходе данного анализа возникла необходимость прояснения формулировок: российские или же русские неотрадиционалисты? Формулировка «российские» включает традиционалистов всех национальных образований (чеченских, татарских и т.д.). Таким образом, необходимо остановиться на термине «русские», при этом мы не имеем в виду, что упомянутые мыслители обязательно этнически русские, но они обязательно мыслят себя прежде всего как представители русской культуры.

При рассмотрении русского консерватизма начала XXI века интересным является вопрос типологии сформировавшихся направлений внутри консервативного дискурса. Данная проблема вызывает споры и дискуссии среди исследователей. Здесь будут представлены две точки зрения: А.Ю. Минакова и С.В. Лебедева. Аркадий  Минаков выделяет среди направлений и течений современного консерватизма следующие:

«- маргинальный «палеоконсерватизм» черносотенного дореволюционного образца;

– консерватизм национал-большевистского толка;

– церковный консерватизм;

-либеральный консерватизм наследников славянофильской и неославянофильской мысли;

– неоевразийство;

– националистический консерватизм;

– официальный правительственный консерватизм, зародившийся еще в 1990-е годы и бурно развивающийся в наши дни, имеющий тесные связи с традицией русского либерального консерватизма.» [Минаков, 2015, С. 75][1]

С. В. Лебедев же приводит другую классификацию: «Условно и грубо можно выделить следующие направления национал‑патриотизма: 1) демпатриоты, 2) традиционалисты и монархисты, 3) русские националисты, 4) правые радикалы, 5) популисты (ЛДПР и др.), 6) государственники, 7) экзотические религиозно‑политические группы, не вписывающиеся ни в какую политологическую графу, малочисленные и маргинальные, но имеющие тенденцию к росту. Также совершенно особое место занимают непартийные правые (казаки, добровольцы, профсоюзы, общественные организации)» [Лебедев, 2007, С. 446].

Кроме того, С.В. Лебедев выделяет отличительные признаки, присущие дискурсу всех русских консерваторов: «…

1) «Почвенничество» (или славянофильство нового образца);

2) «Русский национализм и российский (советский) патриотизм;

3) «Авторитарный демократизм”-  стремление к установлению в России сильной власти, обладающей достаточными полномочиями для проведения в жизнь преобразований в национальных интересах;

4) Отсюда же вытекает и этатизм (от франц. Etat – государство).

5) Традиционализм лежит в основе самосознания национал‑патриотов (другое дело, что каждое направление национал‑патриотов делает упор на одни традиционные ценности России, игнорируя другие)» [Лебедев, 2007, С. 445 – 446].[2]

Возвращаясь к понятиям, стоит отметить, что «консерватор» и «традиционалист» зачастую используются как синонимы в российском научном и публицистическом дискурсе, что объясняется сущностной близостью этих явлений. В.М. Камнев и И.Д. Осипов определяют консерватизм как феномен, который «следует связывать не столько с номенклатурой неких универсальных ценностей, сколько с тем их субъективным измерением, которое, оставаясь почти не артикулируемым, тем не менее, всегда подразумевается» [Камнев, Осипов, 2017, c. 21]. Что же до русского консерватизма, он имеет следующие отличительные черты:

• Размышление над судьбой Запада как над своей собственной проблемой, восприятие России как пространства, наделенного онтологической полнотой, в отличие от ограниченного и онтологически неполного Запада;
• Мессианство по отношению к Западу, при этом осознание роли России исключительно как помощника Западу в транценденции над самим собой. [Камнев, Осипов, 2017, С.22-23]

Неотрадиционалистская мысль в постсоветской России сформировалась в результате смешения различных философских традиций как отечественных, так и западных.

Среди немецких авторов можно выделить несколько ключевых. Прежде всего, это Мартин Хайдеггер, а также мыслители «консервативной революции»:  Освальд Шпенглер, Эрнст и Фридрих Георг Юнгер, Отмар Шпанн, Карл Шмитт, Карл Хаусхофер, а также их французский последователь, теоретик «новых правых» Ален де Бенуа.

Среди российских последователей Хайдеггера можно отметить Александра Дугина, осмысляющего философией Хайдеггера катастрофу европейской цивилизации [Дугин А.Г., 2015, с.393].

Философия М. Хайдеггера вызывает живой интерес в академической среде, введенные им понятия творчески осмысляются и интерпретируются, так, например, Александр Михайловский в своем прочтении М. Хайдеггера акцентирует внимание на создании им нарратива «Русского Другого начала», которое может освободить не только Россию, но и весь мир от западного дискурса нигилизма [Михайловский, 2018]. А.В. Михайловский отмечает, что мысль Хайдеггера о “другом начале” и роли в нем русского (Russentum) находит плодотворную почву в России: речь идёт, к примеру, о философии Владимира Бибихина. Укажем, что интерес к наследию М. Хайдеггера в одной из последних своих работах под названием «Глобальные деконструкции как новейшая стадия развития нигилизма» проявлял отечественный мыслитель А.С. Панарин, усматривая в хайдеггерианстве значительный миропроектный потенциал: «Моя гипотеза состоит в том, что существует еще неразгаданный парадокс Хайдеггера: создатель фундаментальной онтологии, пользующийся репутаций философского эзотерика за свой крайне усложненный язык, вполне может претендовать на то, чтобы стать пророком современных народных антиглобалистских движений — подобно тому как Маркс стал пророком пролетарского движения. В концепции Хайдеггера заложены возможности философской реабилитации антиглобалистских движений — наделение их тем оправданием, которое относится не к прошлому, а к будущему, не к утопии, а к поиску реальной альтернативы» [Панарин, 2005. С. 161].

Феномен «Консервативной революции» возник в результате поражения Германии в Первой мировой войне. В поисках ответа на вопрос о причинах поражения вышеупомянутая группа немецких интеллектуалов пришла к выводу о том, что Запад как цивилизация потерял свою Историю как волю к власти. Как отмечает Михаил Хлебников, «консервативные революционеры» пытаются преодолеть консерватизм, при этом оставаясь консерваторами [Хлебников, 2019, с.17]. Как подчеркивает, в свою очередь О.Шпанн, «ничто не постоянно, все изменяется; мы имеем дело не со структуризацией, а лишь с реструктуризацией» [Шпанн, 2005, с. 417].

«Философия истории» О. Шпанна вся построена на понятии реструктуризации. В тоже время, католический эсхатологизм Шпанна очевиден. Тем самым, он, по сути, повторяет христианскую точку зрения Бердяева о консерватизме. Основное влияние консервативные революционеры оказали на мышление А.Г. Дугина. Можно отметить сильнейшее влияние немецкого юриста и философа Карла Шмитта и геополитика Карла Хаусхофера на движение неоевразийцев. Именно с помощью их геополитических концепций А.Г. Дугин пытается доказывать существование «Особого русского пути». Такие исследователи А.Г. Дугина как Марлен Ларюэлль [Laruell, 2004] и Вадим Цымбурский [Цымбурский, 2007, 464] отмечают, что он пытается использовать западных авторов для обоснования своего вида неоевразийства, которое является российской версией «новых правых». Существует также мнение, что А.Г. Дугин пытается воскресить неомедиавилизм [Хапаева, 2017], который тоже является именно западноевропейским течением.

Вышеупомянутый Вадим Цымбурский являлся самостоятельным и глубоким консервативным мыслителем, создавшим оригинальную геополитическую и цивилизационную концепцию «остров Россия», не сводимую ни к неоевразийству, ни к неовизантизму. В.Л. Цымбурский опасался, что «остров Россия» растворится и исчезнет в Евразийском пространстве и в глобальном Евразийском проекте, который отстаивали А.Г. Дугин, А.С. Панарин и другие неоевразийцы. По мысли В.Л. Цымбурского, геополитическая идентичность России не тождественна «хартленду» и «Евразии»: «…в этом отношении нам не поможет знаменитая концепция Х. Макиндера, описывающая мировую роль России через контроль над так называемой сердцевиной суши (heartland) – зоной степей и пустынь, лежащей во внутренней части Евро-Азии и окаймленной с севера гигантским лесным массивом… Не более приемлема и та версия теории «хартленда», которую без упоминания имени Макиндера пропагандировал П.Н. Савицкий, видя генотип государственности «России-Евразии» в географическом и экономическом соединении «лесного» и «степного» компонентов, с особым акцентированием роли степи… Для нас здесь эти концепции бесполезны постольку, поскольку они никак не обозначают границ российской самотождественности» [Цымбурский, 2007. С. 6].

Очень много для популяризации «островитянства» В.Л. Цымбурского сделал его ученик Борис Межуев – теоретик младоконсерватизма и консервативной демократии. Так, благодаря его усилиям были расшифрованы и опубликованы материалы докторской диссертации В.Л. Цымбурского, увидев свет в виде монографии «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII – XX веков». Развитием идей русского геополитика стала выдвинутая Б.В. Межуевым концепция цивилизационного реализма: «России для сделки с Западом нужна третья идеология – по ту сторону реализма и этнонационализма: введение в политический дискурс языка этой идеологии окажется серьезным переворотом в системе международных отношений. Назовем эту идеологию «цивилизационным реализмом»» [Межуев, 2017]. Отметим, что издание в 2007 г. сборника статей В.Л. Цымбурского под названием «Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы. 1993 – 2006» было осуществлено при поддержке младоконсервативного think-tank’а «Институт национальной стратегии». Предисловие к нему было написано президентом ИНС Михаилом Ремизовым, который, также как и Б.В. Межуев, в 2000-е годы являлся участником движения младоконсерваторов. Таким образом, можно констатировать наличие определенной связи и влияния между «островитянством» В.Л. Цымбурского и младоконсерватизмом первого десятилетия XXI в.

Из русской философской традиции наиболее сильное влияние на современных неотрадиционалистов оказали космисты, евразийцы, византийцы, а также мыслители, выходящие за рамки этих трех течений, прежде всего – русский гегельянец Иван Ильин. Кроме того, в качестве важного источника влияния нельзя не упомянуть русскую классическую философию линии Владимира Соловьёва, к которой относились такие мыслители как Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев, евразиец Л.П. Карсавин. Сегодня важными очагами современного консерватизма в России являются и «Бердяевские чтения», и Дом Лосева, и Музей Флоренского.

Влияние русских космистов прослеживается у российского писателя Александра Проханова. Исследователь творчества А.А. Проханова Михаил Кильдяшов показывает, что русская техносфера, в виде своей наивысшей реализации – космической ракеты – соприкасается с мистическим Космосом, в котором возможны встречи с отцами, что является прямой отсылкой к Николаю Федорову [Кильдяшов, 2018, с.29].

В исследовательской литературе часть мыслителей традиционалистской направленности причисляют к евразийцам и неоевразийцам. В частности, в рамках российского традиционализма выделяется течение академического неоевразийства. Академическому неоевразийству присуща идея империи как особой формы государственности, базирующейся на ценностях и принципах, а не на культе нации, и сохраняющей национальное многообразие Евразии [Жданова 2004, 98]. Современные евразийцы понимают Россию не как русское национальное государство, а как империю, призванную хранить и защищать культурное многообразие Евразии. Зарубежный исследователь М. Сэджвик, перечисляя ключевых представителей неоевразийства, подчёркивает, что одним из факторов усиления евразийского движения в постсоветской России стала поддержка со стороны ряда влиятельных интеллектуалов и известных политологов [Сэджвик 2014, 378, 402].

Неовизантизм как и до Революции 1917 года пытается обосновать связь России с греческим православным началом, тем самым указывая на его расхождения с Римом, но при этом православное начало является европейским началом. Также как и византийцы начала XX в., неовизантийцы противопоставляют себя тюркскому началу России и считают, что Золотая Орда привела к обособлению от Европы [Окара, 2012].

Неотрадиционалистская мысль постсоветской России представляла собой ответную реакцию на распад СССР, а также западничество элит новой России. В связи с этим сложилось, как отмечает А.С. Панарин, три направления консервативной мысли: «белый» проект, «красный» проект и евразийство [Панарин, 1996, с.126], другие же авторы отмечают только два направления: «красный» проект и «белый» проект. Остановимся подробнее на каждом из них.

Сущность «белого» проекта состоит в том, чтобы вернуться в дореволюционную эпоху к народным либо православным истокам. Представители «белого» проекта считают, что Октябрьская революция 1917 г. была катастрофой для русского человека. Николай Работяжев указывает, что представители «белого» проекта «фокусируют внимание не только на их (коммунистический проект и сталинская модернизация) высокой человеческой цене, но и на том, что в ходе индустриализации и коллективизации сельского хозяйства русские традиции и жизненный уклад подверглись почти полному разгрому» [Работяжев, 2015].  В «белом» проекте также отмечается стремление к строительству национального русского государства, «Русского мира». Можно  отнести к этому виду неотрадиционалисткой мысли  неовизантизм, рассматривающий Россию не только как евразийскую, но и как славяно-православную цивилизацию – “третий Рим” – наследницу Византийской, Восточно-Римской империи.  К представителям «белого» проекта следует отнести Александра Солженицына. Из институтов, транслирующих неовизантизм и в целом «белый» проект, нужно отметить Российский институт стратегических исследований (РИСИ) в то время, когда его директором был Леонид Решетников. В частности, программной работой Решетникова является книга «Вернуться в Россию», в которой автор формулирует концепцию возвращения к дореволюционной и традиционной Российской империи. Немецкий исследователь А. Греф, анализируя доклады РИСИ, обращает внимание, что в них красной нитью проходит идея о том, что Россия является особой цивилизацией, а именно цивилизацией Иисуса Христа [Graef, 2019]. Неовизантийский дискурс получил особое развитие внутри Русской православной церкви: в начале 1990-х гг. его идеологом являлся митрополит Иоанн (Снычев), в 2000-е гг. – о. Тихон (Шевкунов), ныне митрополит Псковский и Порховский, выпустивший фильм «Гибель империи. Византийский урок».

 

К отдельному виду неовизантизма можно отнести и так называемое «атомное православие», выразителем которого является Егор Холмогоров, сформулировавший данную концепцию в рамках лекции в Сарове в 2007 г. Им было выражено стремление сочетать православное учение с проблематикой стратегической стабильности, ядерного сдерживания: «Чтобы оставаться православной, Россия должна быть сильной ядерной державой, для того, чтобы оставаться сильной ядерной державой, Россия должна быть православной. В этом и состоит Атомное православие» [Холмогоров, 2007]. Отметим, что в 2000-е гг. Е.С. Холмогоров принадлежал к кругу младоконсерваторов, частью которого также были Б.В. Межуев, М.В. Ремизов, К.А. Крылов, Д.М. Володихин и др. Ими была создана младоконсервативная структура «Консервативное совещание».

В дальнейшем младоконсерватизм распался. С одной стороны, в его рамках уже в 2010-е годы родилась идея консервативной демократии. С другой стороны, внутри некогда единого младоконсервативного движения оформились лагеря системных и несистемных консерваторов. Примечательно, что родоначальником системного консерватизма Б.В. Межуев считает министра иностранных дел и премьер-министра академика Евгения Примакова: «Принципы «системного консерватизма», мне кажется, сформировались в течение того короткого периода (август 1998 – май 1999 года), когда представители этого довольно рыхлого сообщества смогли сформировать правительство и руководить экономической политикой… В определенных сферах «системные консерваторы» до сих пор доминируют – в частности, в дипломатии. Здесь авторитет Евгения Примакова пока непререкаем».

Возвращаясь к рассмотрению неовизантизма на современном этапе, отметим, что важной фигурой в среде русских неовизантистов является бизнесмен Константин Малофеев – создатель телеканала «Царьград», руководитель общества «Двуглавый орел» (вместе с уже упоминавшимся Л. Решетниковым) и заместитель Патриарха Кирилла во Всемирном русском народном соборе (ВРНС), поскольку позиционирование всех этих площадок в значительной степени происходит в рамках неовизантийского «белого» дискурса .

«Красный» проект, в свою очередь, ратует за трансформацию коммунистической идеи в контексте русской культуры. Представители «красного» проекта выступают за неразрывную связь времен, положительное отношение к советскому опыту, особенно к сталинскому периоду истории, по причине полного раскрытия в эпоху «апогея сталинизма» имперского начала российской цивилизации. При этом можно выделить расхождения и внутри «красно-сталинистского» лагеря: в частности, неоевразийцы выступают за объединение нескольких цивилизаций на равноправной основе в пространстве Евразии на основе общих религиозно-культурных ценностей (Гейдар Джемаль, А.С. Панарин, А.Г. Дугин), тогда как А.А. Проханов и покойный Эдуард Лимонов считают, что объединение должно происходить в рамках русской имперской традиции.

Помимо тяготеющего к «красному» проекту, либо же к проекту «красно-белого синтеза» неоевразийства и скорее «белого» неовизантизма можно также выделить слабо представленный неопанславистский дискурс, отчасти примыкающий к неовизантийскому. В рамках русской общественной мысли всегда существовали идейные течения, которые акцентировали внимание на том или ином аспекте взаимоотношений России и мира. Направлением, которое ставило своей целью налаживание диалога с славянскими странами Восточной Европы, являлся панславизм, получивший в XIX в. своё выражение в классическом труде Николая Данилевского «Россия и Европа». Взаимоотношения между панславизмом и византизмом всегда были достаточно сложными, о чём свидетельствует работа Константина Леонтьева «Византизм и славянство». В конце XX в. в связи с событиями распада Югославии возник определенный ренессанс панславистских настроений, наиболее ярким проявлением которых стали протесты 1999 г. против бомбардировок Сербии. На рубеже 2000-х – 2010-х гг. в среде молодёжи появился целый ряд сообществ, ориентированных на идею славянской взаимности. Так, непродолжительное время на роль рупора молодежного неопанславизма претендовал журнал «Панславист». Существовало достаточно большое количество неопанславистских организаций, сайтов и т.д. В качестве примера одного из неопанславистских сообществ в сети можно рассмотреть «Блок Единства Славян». Начало данному объединению было положено созданием в январе 2008 г. группы в социальной сети «Вконтакте». В её декларации говорилось, что «славяне – это крупнейший суперэтнос в Европе, насчитывающий 300-350 млн. человек, который, тем не менее, разделён границами государств, верхи которых игнорируют славянское братство и втягивают свои народы в политические конфликты друг с другом». «Блок» провозглашал необходимость забыть о старых обидах и разногласиях и выступал за государственное, культурное и духовное единение славян. Объединение неопанславистов ставило перед собой несколько задач: «1) пропаганда панславизма, идей славянского братства и единства 2) преодоление совместными усилиями исторических противоречий во благо будущего славян 3) освещение того, что на самом деле происходит в славянских странах 4) обсуждение методов противодействия общему врагу, стравливающему нас 5) пропаганда славянской культуры и славянского образа жизни 6) просветительская деятельность 7) создание панславистской организации, способной повлиять на будущее наших стран».

Сохранился архив «Блока» в рамках неопанславистского сообщества в Живом Журнале, последняя запись в котором датируется 11 августа 2015 г. В статьях идеологического и исторического содержания обсуждались современные перспективы панславизма, подчёркивалась важность славянского единства в целях сохранения своей идентичности в условиях глобализации; упоминались проекты общеславянского языка, другие инициативы панславистской направленности, такие как проведение Всеславянских съездов. Ряд работ рассматривали положение в славянских странах с точки зрения того, каким влиянием на умы пользуется идея славянской взаимности. Серия материалов была посвящена истории панславизма: в них охватывались  воззрения историка Погодина на славянский вопрос, Славянский съезд 1848 года в Праге и т.д.

Неопанславизм оказался наиболее утопичным течением, о чём свидетельствует, к примеру, выдвигавшаяся неопанславистами идея создания союза четырёх государств: Беларуси, Сербии, России и Украины. Поэтому неудивительно, что украинский кризис 2014 г. привёл к практически полному краху неопанславистского дискурса в современной России. Кроме того, ко второму десятилетию XXI в. стало очевидно, что невозможно осуществить как «красный», так и «белый» проект в полной мере, равно как и проект «красно-белого» синтеза. Это обусловлено несколькими факторами. Во-первых, отказ от активной политической деятельности в жизни России до взятия Крыма 2014 г. и войны на Донбассе, привел к тому, что мыслители неотрадиционализма маргинализировались (такая же судьба, к слову, постигла и российские либерально-демократические круги). Их основной формой деятельности стал выпуск малотиражных журналов, преподавательская деятельность.  Во-вторых, широкомасштабное использование властью политических технологий и неотрадиционалистской риторики привело к угрозе превращения неоконсервативно-неотрадиционалистского дискурса в постмодернистский симулякр. В качестве одного из примеров такого использования философского языка неотрадиционалистов можно выделить статью Владислава Суркова о «глубинном народе». «Глубинный народ», по мнению Суркова, не поддается социологическому измерению, живет собственной жизнью [Сурков, 2019].

Таким образом, к началу 2020-х гг. перспективы дискурса нового русского консерватизма, несмотря на его заслуги в деле обоснования цивилизационной роли России, остаются достаточно неясными.

 

** Эрнест Слепцов – аспирант Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова Российской академии наук (ИМЭМО РАН)

 

1. Гудков Л.Д. Русский неотрадиционализм и сопротивление переменам // Отечественные записки, № 3, 2002. Available at: https://magazines.gorky.media/oz/2002/3/russkij-neotradiczionalizm-i-soprotivlenie-peremenam.html
2. Дугин А.Г. Евразия: особое мировоззрение [стенограмма передачи «Директива Дугина», 2016]. URL: http://katehon.com/ru/directives/evraziya-osoboe-mirovozzrenie. (Дата обращения: 1.05.2019).
3. Дугин А.Г. Ноомахия: войны ума. Германский Логос. Человек апофатический. – М.: Академический проект, 2015.
4. Жданова Г.В. Евразийство. История и современность. Калуга: Эйдос, 2004.
5. Камнев В.М., Осипов И.Д. Политическая философия русского консерватизма: Учебное пособие. – СПб.: Владимир Даль, 2017.
6. Кильдяшов М.А. Александр Проханов – ловец истории. – М.: Вече, 2018.
7. Лебедев С. В. Слово и дело национальной России. Очерки истории русского патриотического движения. / Отв. ред. О. Платонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2007. http://rusinst.ru/docs/books/S.Lebedev-Slovo.i.delo.pdf
8. Маслин М. А. Классическое евразийство и его современные трансформации //Тетради по консерватизму. – 2015. – №. 4. – С. 201-210.
9. Межуев Б.В. О реализме и берегах цивилизации [электронный ресурс] // Взгляд. Деловая газета. URL: https://vz.ru/columns/2017/1/13/853243.html (дата обращения: 19.10.2018)
10. Минаков А.Ю. Консерватизм в современной России В кн. Ресурсы гражданского образования. М.: Пресс-бюро, 2015. С. 75-84
11. Михайловский А.В. Хайдеггер будущего и будущее Хайдеггера //Horizon. Феноменологические исследования. – 2018. – Т. 7. – №. 2. – С. 337-364.
12. Окара А.Н. Новая Восточная Европа в XXI веке. Способно ли византийское наследие изменить Россию и весь мир? // Развитие и экономика. 2012. № 4. С. 130-151.
13. Панарин А.С. Глобальные деконструкции как новейшая стадия развития нигилизма // Панарин А.С. Русская культура перед вызовом постмодернизма. М.: ИФРАН, 2005.
14. Панарин А.С. Стиль “ретро” в идеологии и политике. Критический очерк французского неоконсерватизма. М.: “Мысль”, 1989.
15. Панарин А.С. Философия политики. – М.: Новая школа, 1996.
16. Работяжев Н.В. Консерватизм и модернизация: единство или борьба противоположностей? // Полития. 2015. №1 (76).
17. Решетников Л. Вернуться в Россию. Третий путь или тупики безнадежности. – М.: ООО «Духовное преображение», 2017.
18. Солженицын А.И. Речь в Гарварде (1978) // В Солженицын А.И. Публицистика: В 3 т. Т. 1. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1995. — Т. 1: Статьи и речи. — 1995. С. 309-328.
19. Сурков В. Долгое государство Путина / Владислав Сурков//Независимая газета. – 2019 –  11 февраля. – http://www.ng.ru/ideas/2019-02-11/5_7503_surkov.html (дата обращения: 08.05.2019).
20. Сэджвик М. Наперекор современному миру: Традиционализм и тайная интеллектуальная история XX века. М.: Новое литературное обозрение, 2014.
21. Ширинянц А. А. Консерватизм и политические партии в современной России //Тетради по консерватизму. – 2014. – №. 3. – С. 166-183.
22. Шпанн О. Философия истории. – Спб.:Издательство Санкт-Петербургского университета, 2005.
23. Щипков А.В. Левый консерватизм // Перелом. Сборник статей о справедливости традиции. М.: 2013, С. 48 – 79
24. Хапаева Дина Неомедиевализм плюс ресталинизация всей страны!// Неприкосновенный запас. – 2018. -№1. – С. 173-186.
25. Холмогоров Е.С. Атомное православие: саровская лекция // Спецназ России. 1 июня 2007. Available at: http://www.specnaz.ru/articles/129/6/591.htm
26. Хлебников М. Топор Негоро: скитания «реакционных» интеллектуалов в ХХ века, М.: Издание книжного магазина «Циолковский», 2019.
27. Цымбурский В.Л.Остров Россия: Геополитические и хронополитические работы. 1993-2006. М., 2007.
28. Yanov Alexander. The Russian New Right: Right Wing Ideologies in the Contemporary USSR. Berkeley: Institute of International Studies, 1978.
29. Graef Alexander. Russia’s RAND Corporation? The Up and Downs of the Russian Institute for Strategic Studies (RISI)// Russian Analytical Digest (RAD) No. 234: Russian Think Tanks and Foreign Policy-Making P.5-9. DOI: 3929/ethz-b-000331035.
30. Laruelle M. The Two Faces of Contemporary Eurasianism. An Imperial Version of Russian Nationalism//Nationalities Papers. Vol. 32, No. 1, March 2004.

[1] Минаков А.Ю. Консерватизм в современной России В кн. Ресурсы гражданского образования. М.: Пресс-бюро, 2015. С. 75-84

[2] Лебедев

______

Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:

Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)

Реквизиты банковской карты:

— счет 40817810540012455516

— БИК 044525225

Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com

Яндекс-кошелек — 410015350990956