Рубрики
Интервью

У русского национализма очень непростые отношения с консерватизмом и черносотенством

XX век наглядно показал, что национализм, не имея каких-то незыблемых постулатов в религиозной и политико-экономической сфере, может быть каким угодно: и консервативным, и либеральным, и социалистическим. Он легко прилепляется практически к любой идеологии.

РI: В последнее время наш сайт вызывает пристальное критическое внимание у современных русских националистов. Несмотря на это, мы публикуем сугубо академическое интервью с доктором исторических наук Андреем Ивановым, посвященное антологии «Православная церковь и русский национализм (вторая половина XIX — начало ХХ в.)», в котором на историческом материале рассматриваются взаимоотношения русского национализма в том числе с консерватизмом – из перспективы церковной публицистики.

 

***

Любовь Ульянова

Уважаемый Андрей Александрович, Вы являетесь руководителем проекта — антологии «Православная церковь и русский национализм (вторая половина XIX — начало ХХ в.)» (РФФИ, проект № 19-09-00096). Если в отношении «православной церкви» вопроса о предмете изучения не возникает, то что такое «русский национализм» указанного периода — особенно учитывая историографическую дискуссию о дореволюционном русском национализме, его соотношении с консерватизмом и черносотенством?

 

Андрей Иванов

Как Вы верно заметили, термин «национализм» имеет такое количество определений и трактовок, что без пояснения, что именно под ним понимается, наверное, не обойтись.

В рамках этого проекта, говоря о русском национализме, мы оттолкнулись от источников, т. е. не отбирали их исходя из той или иной существующей концепции национализма, а постарались показать, что под этим термином понимали церковные авторы указанного периода. И получилось, что спектр мнений на этот счет оказался весьма широким.

Кто-то понимал национализм как законное чувство сопричастности своему народу, кто-то видел в нем естественное проявление национального самосознания и самоутверждения, кому-то казалось, что национализм — это неотъемлемая составляющая патриотизма, а кто-то видел в нем национальный эгоизм, «новое язычество» и извращение естественного национального чувства. Вот весь этот широкий спектр мнений мы и попытались представить и осветить.

И хотя далеко не во всех текстах встречается словосочетание «русский национализм», во всех них речь идет о месте национального в православной системе нравственных координат. О возможности сосуществования национального и вселенского, частного и общего, о месте народности (нации), о допустимости или недопустимости для православного верующего национализма.

Ну а на вопрос, почему выбран национализм «русский», отвечу так: конечно, церковные авторы второй половины XIX — начала XX вв. обращали свое внимание и на другие «национализмы»: греческий, болгарский, еврейский, польский, украинский (и они в той или иной мере затрагиваются авторами антологии), но на первом месте для них стояла проблематика русского национализма, поскольку именно от содержательного наполнения этого явления общественно-политической и культурной жизни, начавшего стремительно завоевывать позиции с 1860-х годов, по мнению церковных авторов зависело будущее русского народа и государства.

Что же касается соотношения национализма с консерватизмом и черносотенством, то тут все очень непросто. XX век наглядно показал, что национализм, не имея каких-то незыблемых постулатов в религиозной и политико-экономической сфере, может быть каким угодно: и консервативным, и либеральным, и социалистическим. Он легко прилепляется практически к любой идеологии, если его идеологи считают ее наиболее отвечающей интересам нации.

Среди русских консерваторов и черносотенцев, несомненно, были и националисты, а национализм был не чужд их программам, но, в подавляющем большинстве случаев, национализм не был для них главным, обычно занимая третье почетное место в знаменитой уваровской триаде. Собственно же националисты, т.е., те, кто объявил себя русскими националистами в начале XX века (члены Всероссийского национального союза и близких ему по духу организаций), копируя опыт европейских националистов, выдвинули нацию на первое место, что вызвало серьезную критику, в том числе, и со стороны церковных авторов, не без оснований заподозривших новую генерацию националистов в индифферентности к Церкви и «коллективном эгоизме», приземленном и оторванном от высоких духовных целей.

Поэтому если до начала XX века русский национализм преимущественно был атрибутом консервативной идеологии и трактовался в рамках церковного мировоззрения, то со временем он вырвался из-под этой опеки, заявив себя вполне самостоятельной силой, которая далеко не всегда была консервативна и зачастую, по словам вождя черной сотни Николая Маркова, являлась «национализмом без веры и царя».

 

Любовь Ульянова

Хронологические рамки антологии — с середины XIX века. Означает ли это, что православные публицисты размышляли о русском национализме еще до конституирования самого явления? На какой период приходится наибольшее количество текстов православных публицистов о русском национализме, с чем это может быть связано?

 

Андрей Иванов

Точнее, со второй половины XIX века, т.е. с 1860-х годов. Именно тогда, в эпоху «великих реформ», пробуждения общественных сил, гласности и роста национальных настроений во всей Европе, широкая публичная полемика о русском национализме стала возможна.

Кроме того, именно с середины 1860-х годов появляется полноценная церковная периодическая печать (епархиальные ведомости), на страницах которых церковные авторы смогли высказываться о самых разных вопросах, волновавших русское общество, пытаясь дать им оценку с позиций православного вероучения. Так что, речь не идет о том, что церковные авторы стали размышлять о русском национализме до того, как он конституировался, они стали обращаться к этой теме по мере того, как она стала захватывать общественное внимание.

Что же касается пика публикаций о русском национализме, принадлежащих церковным авторам (духовенству, миссионерам, преподавателям духовных школ, публицистам церковных изданий), то он пришелся на период думской монархии — с 1907 по 1914 годы. И это вполне объяснимо. Именно этот период стал временем, когда русский национализм завоевал серьезные позиции: его сторонником был Петр Столыпин, возникла первая в истории нашей страны политическая партия русских националистов — «Всероссийский национальный союз», фракция русских националистов играла заметную роль в III и IV Государственной думе, проповедь русского национализма звучала со страниц ведущих периодических изданий — «Нового времени», «Вечернего времени»; клубы русских националистов возникли в разных регионах империи.

Кроме того, это было время, когда поднял голову и национализм «инородческий» — обострились вопросы еврейский, польский, финляндский, украинский и др. Так что вполне естественно, что церковные авторы были вынуждены реагировать на все эти явления, давая им свою оценку.

 

Любовь Ульянова

Можно ли говорить о том, что из перспективы православной мысли русский национализм воспринимался как отдельное явление, не пересекающееся ни с консерватизмом, ни с либерализмом, ни с черносотенством? Насколько оправдано выделение «русского национализма» как предмета изучения? С другой стороны, насколько церковное восприятие совпадает или отличается от обыденного начала ХХ века, самоидентификации националистов, современных трактовок?

 

Андрей Иванов

Природа национализма такова, что он всегда с чем-нибудь «пересекается». Не исключение и русский национализм указанного периода.

Другое дело, что церковные авторы, как правило, старались рассмотреть и дать оценку собственно национализму как явлению, как составной части мировоззрения. Для большинства авторов было важно определить законность или незаконность этого явления, понять, насколько оно соотносится (или не соотносится) с евангельскими принципами, может или не может православный христианин быть националистом. И из этого-то и вытекают особенности церковного отношения к проблеме.

С одной стороны, следует сразу же оговориться, что единой церковной позиции в отношении национализма выработано не было, и все время внутри Церкви сохранялась свобода суждений по данному вопросу. Но с другой, в консервативной части православного духовенства, которая, как правило, удерживала за собой официальную трибуну, выработался ряд общих, не противоречащих христианскому учению суждений, о том, каким именно может быть подлинный русский национализм, чтобы он приносил духовную пользу русскому народу и другим народам империи, и каким он быть не должен.

 

Любовь Ульянова

В антологии Вы ориентируетесь на публицистику, то есть публичные тексты. Существуют ли другие источники по данному вопросу — скажем, делопроизводственная переписка церковнослужителей? Рассматривали ли они русских националистов как союзную силу? Если да — то с какого момента? 

 

Андрей Иванов

Обращение к публичным текстам обусловлено тем, что именно в них нашла отражение дискуссия о природе, характере, теории и практике русского национализма. Это не только церковная публицистика, но и стенограммы выступлений представителей православного духовенства в Государственной думе и Государственном совете, архиерейские и священнические проповеди, стенограммы миссионерских совещаний, воззвания.

Что же касается «непубличных» источников — то в них данная тема серьезного освещения не получила. Да, отдельные ее «отблески» встречаются в письмах, на страницах дневников, но они заметно уступают по аргументации и развернутости публичным выступлениям. В делопроизводственной переписке эта проблема, как правило, затрагивается в связи с тем или иным скандалом (например, в связи с обвинениями в годы Первой мировой войны епископа Димитрия (Абашидзе) в «германофильстве»), но, опять-таки, эти источники мало что дают для представления о характере церковной полемики о русском национализме.

Что касается второй части вопроса, то отношение к русским националистам в церковных кругах не было однозначным. Либеральная и сочувствовавшая левым часть духовенства, как правило, относилась к национализму и националистам крайне отрицательно, консервативная — одобряя сам факт внимания националистов к «русскому вопросу», старалась пастырски воздействовать на них с тем, чтобы направить их национализм в русло, не противное церковному вероучению.

Духовенство в целом ряде епархий поддерживало русских националистов на выборах в Думу, предоставляло страницы епархиальных изданий для их программных текстов и выборных воззваний, вступало в их организации, но вместе с тем, нередко и критиковало, когда националисты (в особенности Михаил Меньшиков) высказывали вещи, противные православному вероучению, «сползали» в «зоологический» (племенной) национализм или расизм, проявляли пренебрежение церковными установлениями или же ставили перед собой сугубо земные цели.

Поэтому, наверное, справедливо будет сказать так: для консервативного церковного большинства русские националисты рассматривались как союзники (поскольку публично провозглашали себя сынами Православной церкви и были готовы отстаивать ее интересы), но требующие вразумления и наставления. Для либерального меньшинства в дореволюционной Церкви националисты являлись «новыми язычниками», поддавшимися греховному соблазну.

 

Любовь Ульянова

Вы пишете о том, что священнослужители противоречиво относились к национализму, т.к. он замыкал в границах одной нации (даже не государства), а церковь исходила из вселенских постулатов. Как, в конечном итоге, преодолевали церковные публицисты это противоречие? Можно ли сказать, что он воспринимался как тупиковый, и публицистам была ближе  имперская доктрина?

 

Андрей Иванов

Те, кто считал национализм (национальную идею, национальное самоутверждение) для христианина допустимым (но далеко не обязательным), это противоречие считали кажущимся лишь на первый взгляд, а потому преодолимым. Ведь если подразумевать под национализмом «добавочную любовь» к своему народу, то такая «добавочная любовь» совершенно не означает ненависти, презрения или отвержения других. Нужно стремиться полюбить всех, но естественно и законно своих любить больше, чем чужих (как, например, не греховно своих детей любить больше, чем чужих, если, конечно, эта любовь не извращенная, не превращающая их в идол).

Нужно стремиться возвыситься над национальным, но чтобы этого достичь, нужно сначала стать национальным (в этом плане замечательно высказывание отца Павла Флоренского: «Интеллигенты до славянофильства не доросли; Святые — его переросли»).

Да, для Бога нет «ни эллина, ни иудея», но они есть в нашей земной жизни, и было бы странным с этим не считаться (ведь во Христе также нет ни мужеского пола, ни женского, но это не значит, что их не существует и Церковь не видит между ними различий). И таким образом национализм в широком значении этого слова примирялся со «вселенскостью» как естественное со сверхъестественным.

Тупиковым национализм для большинства церковных авторов становился лишь тогда, когда целью своей ставил исключительно земное преуспеяние своего народа (вместо духовного его преображения), чисто внешнее усиление государства или народа и/или вырождался в извращенные формы, приводившие к расизму, шовинизму, горделивому самомнению и самообольщению.

Ставить вопрос в плоскости «национальное государство или империя» церковным авторам в XIX — начале XX века не приходилось, ибо тогда у них еще не было оснований подозревать русских националистов в какой-либо нелояльности империи, поскольку практически все идеологи дореволюционного русского национализма с имперской традицией не порывали.

 

_______________________

Наш проект можно поддержать.

Автор: Андрей Иванов

Доктор исторических наук.

1 ответ к “У русского национализма очень непростые отношения с консерватизмом и черносотенством”

В другом месте я, кажется, уже сказал, что применительно к России противопоставление её империализма (многонациональной имперскости) и национализма искусственно. Правильный русский национализм – это многонациональность русской России, объединённой ПОЛИТИЧЕСКОЙ (а не этнической) русской нацией.
Веками Россия такою и складывалась. Этот процесс прервал Ленин, дискредитировав как политический термин и само слово “русский”, и юридически поставив его под полный запрет в новом государстве. С Лениным вообще прекратило существовать русское государство, русская империя. Вместо этого было создано идеологически русофобское государство – без русских. И не только без политических русских, но даже и этнических. В отличие от всех нац.меньшинств, получивших на великорусских землях, преимущественно населённых великороссами, и национальные границы, и национальную государственность – с национальными институтами и преимущественным финансированием! “СССР” до конца 30-х – это антирусская Россия, анти-Россия! (Только с этого времени Сталин вводит в управление страной денационализированных уже русских советских.)
“РСФСР” в “СССР” до конца своего существования финансировалась по остаточному принципу, в национально-государственной пустоте великорусская нация, единственная в стране, стала осознавать себя “советской”, только советской, и ставшей самой бедной и бездуховной.
Вот как описывает русских в Литве, обращаясь к литовцам накануне развала “СССР” Лев Аннинский: “Я ведь прекрасно понимаю, чем вызвана отторгающая реакция литовцев. Вы отталкиваете от себя не Толстого, не Пушкина, не великую русскую культуру и даже не нынешнюю культуру русских, как ни далека она от классических заветов. Вы отталкиваете наше бескультурье. Вы отторгаете наше хамство, нашу беспардонность, наш нахрап, нашу манеру всё делать “скопом”, “всем миром”, а чаще – “всем миром” ничего не делать. Вас приводит в ужас “лимита”, хлынувшая и в ваш край: посёлки со стандартными безликими пятиэтажками, над которыми стоит ещё и пятиэтажный мат, с выбитыми по праздникам стёклами, с похабщиной на заборах, с барачной психологией, въевшейся в души людей. В вашем сознании это – русские…” (Лев Аннинский. Русские плюс. “Алгоритм”. М. с.139.)
И мы должны согласиться! Массово мы такими и стали! Культурно мы, русские, стали в “СССР” самыми бесправными. И все наши нац.меньшинства в “СССР” стали испытывать в отношении нас чувство превосходства. На этом и строилась советская “дружба народов”!
Жуткий советский опыт даёт богатую пищу для размышлений о правильном смысле русского национализма и империализма, но лучше бы мы его не имели.

Добавить комментарий