Почему то когда речь заходит о 1991 годе и знаменитом мартовском референдуме все вспоминают исключительно первый из двух вопросов, на который должны были отвечать граждане РСФСР. Да они в большинстве своем выступили за сохранение СССР, правда, в каком-то либерализированном, реформированном виде, но в то же время чуть более 69 % от пришедших на голосование поддержали введение поста президента РСФСР. А потом в соответствии с итогами референдума 12 июня 1901 года 57% наших граждан проголосовала за председателя Верховного совета РСФСР Б.Н. Ельцина, который и победил в первом туре.
Кем был Борис Ельцин к моменту своего избрания президентом? Это был человек, который пообещал регионам России «столько суверенитета, сколько они смогут проглотить». Это был лидер той силы, которая не просто приняла Декларацию о суверенитете РСФСР 12 июня 1990 года, но и сделала курс на постепенное отделение России от СССР главным своим лозунгом.
Напомню, что в январе 1991 года по итогам вильнюсских событий руководство ВС РСФСР заключило договор об основах межугосударственных отношений с прибалтийскими сепаратистами, а 12 июня заявило о необходимости вывода из Прибалтики контингента советских войск. Весь смысл деятельности Б.Н. Ельцина на посту главы российского парламента состояла в борьбе с так наз. центром, который не может решиться на радикальные экономические реформы. «Нам нужен маленький центр», говорил Ельцин, показывая руками крошечный размер центра, который он собирался оставить нетронутым. Надо было быть совершенно слепым человеком, чтобы не видеть в тот момент, что ельцинское руководство ведет курс на деконструкцию либеральной советской империи, и конечным итогом этой деятельности станет потеря не только Прибалтики, но также Средней Азии, Закавказья и Украины.
Но у меня нет большого желания сейчас бросать камни в давно покойного льва. «Пусть жираф был неправ, но виновен не жираф». Не только он, во всяком случае. Я не верю в массовый идиотизм людей, якобы не понимавших, что двумя этими роковыми голосованиями — за введение поста президента в марте и конкретно за Ельцина в июне — они приближают то, что потом станет Беловежскими соглашениями. Люди, а особенно образованные граждане, все это прекрасно понимали. Просто им было на тот момент все равно. Людям хотелось простых благ — хорошей еды, красивой одежды, наконец, просто мыла и сигарет, с которыми начался перебой в обеих столицах. И все это они могли получить лишь с радикальными рыночными реформами, которые якобы не решался провести центр и могла осуществить только суверенная Россия. Разговоры о русскоязычных за пределами РСФСР, о бунтующем Приднестровье и вообще народах, которых опекала советская империя типа турков-месхетинцев, казались отвлечением от главного — от еды, одежды, бытовых удобств. Как раз тогда вошли в моду разговоры о том, что главная русская идея — это чистые сортиры, и что великое достижение Карла XII состояло в том, что он потерял империю и сделал Швецию нормальной европейской страной. Конечно, у людей повыше и аппетиты были побольше: кто-то сильный тогда уже приценивался к нефти, кто-то к газу, кто-то к науке и образованию.
Ну и, конечно, пленяла мысль об открытых границах. Ею купился российский интеллектуальный класс, который, конечно, не рассчитывал на большие деньги, но надеялся занять хорошие места в западном академическом сообществе. Это я все говорю для того, чтобы высказать главный свой тезис, за который меня постоянно критикуют справа и слева — Россия сама отказалась от империи, а, значит, отказалась от Крыма и Новороссии, Приднестровья и Северного Казахстана.
Вероятно, все это можно было удержать.
Не надо было даже выдумывать какой-то суперлиберальный Союзный договор. Просто твердая власть в центре, не надломанная сопротивлением альтернативного полюса власти в самой столице, заключила бы отдельные договора с каждой из республик в отдельности. А потом была бы принята новая Конституция и сепаратизм в основных республиках империи был бы блокирован.
Возможно, в ряде случаев пришлось бы использовать силу.
Но опять же в этот момент граждане России в подавляющем большинстве обо всем этом не думали. И, конечно, теперь у нас нет морального права возлагать вину за развал СССР на какую-то одну фигуру, выбранную в «козлы отпущения».
И я не уверен, что мы, подобно Всемогущему Богу, имеем возможность сделать все бывшее небывшим — отменить 1991 год, вычеркнуть его из нашей исторической памяти. 1991 год — это «проклятие», и оно смывается отнюдь не кровью на полях сражений, а медленной и трудной работой по завоеванию умов и сердец. В 2014 году России удалось вот так, комбинацией «мягкой» и «жесткой» сил, отвоевать Крым и часть Донбасса. Но чтобы быть вполне убедительными, нужен жесткий разговор о себе самих — о наших соблазнах, иллюзиях и ошибках. Потому что они имеют еще очень большой шанс повториться. И, конечно, не следует думать, что мы можем просто взять и отменить силовым путем ту реальность, которая возникла из нашего собственного, сознательного и преступного, выбора.
