«Были б помыслы чисты! А остальное всё приложится».
Б.Ш. Окуджава
«Не все йогурты одинаково полезны»
Реклама
С подачи Бориса Межуева посмотрел фильм «1993». По части кинематографической претензий предъявлять не буду, поскольку режиссер Александр Велединский определил свой жанр как «авторское кино». Хозяин барин.
Что касается истории, то её воспроизведение в фильме, как правило, точное в бытовых деталях.
Иное дело – главная идея картины и урок, вынесенный режиссером из опыта октябрьского кровопролития 1993 года. Если сравнивать с официальной версией, установленной победителями, то фильм Велединского – конечно, большой шаг вперёд с точки зрения как науки, так и морали.
В чем же состоит этот новый, более правильный взгляд?
Из рецензии Б. Межуева: «Протест против раскола — раскола семьи, интеллигенции, всей нации. Раскол представлен как досадное заблуждение, как недоразумение, которое надо все-таки попытаться пережить и забыть, как ту самую измену (о которой муж, кстати, тут же догадывается, но в которую находит в себе силы не поверить), как трагическую случайность, преодолеваемую общим делом».
Именно так и показаны на экране события 30-летней давности. Массовые сцены: лагерь сторонников парламента у Белого Дома и правительственный у мэрии на Тверской нарочито запараллелены, Народ у Велединского «разделился сам в себе» (муж налево, жена направо) трагически, но не принципиально, у каждой стороны своя правда, пусть фрагментарная, но чистосердечная. Выгодоприобретатели нового порядка, пришедшего с Б.Н. Ельциным – два буржуя, и оба, в сущности, неплохие мужики. Ведь они капиталисты, а не казнокрады или рэкетиры. Что вредного и аморального в открытии ресторана? Специфический ракурс – через семейную историю простых людей, далёких от политики – позволяет создателям фильма полностью вынести за скобки объективные причины, интересы и действия конкретных политиков, которые сознательно и планомерно спихивали страну вовсе не в демократию-капитализм, а в «обвал» (термин А.И. Солженицына).
Но если «остров не считается, а клякса нечаянно» (ссора случайна), то решение напрашивается простое: давайте жить дружно, не будем хвататься за арматуру, тем более за автомат, а просто постараемся выслушать и понять друг друга.
Всю первую половину 1993 года мы с товарищами из профсоюзной газеты «Солидарность» именно это и пытались сделать. Искали, кто мог бы выступить от имени правительственной партии. Спокойно и аргументированно изложить ту самую правду, которая у неё якобы была. Не нашли. В итоге, у нас за Ельцина агитировал биолог Борис Жуков с эпиграфом из Бродского: «ворюги мне милей, чем кровопийцы» и комплиментами от противного, типа: моя милка ещё не самая страшная, могут быть хуже. Между прочим, возразить нечего: мы знаем, насколько похорошели те республики, где до власти дорвались аниматоры племенной ненависти: ГНЕ, МНЕ, УНЕ и пр. национальные единства.
Поймите правильно. Российское общественное пространство в 1993 г. было просто переполнено панегириками самодержавной диктатуре как высшей форме демократии и Борису Николаевичу лично, в хоре был задействован тысячеголовый «активный гражданин». Помню в Доме Актера мероприятие, которое так и называлось: «День доверия в поддержку демократии, президента и реформ». Там от известных деятелей политики и культуры можно было узнать, что при Ельцине стало «намного, невыразимо легче». Одна беда: «дети Сатаны лежат на Красной площади», поэтому надо «забыв про все юридические тонкости и нюансы, показать, что мы за новую Россию». Вот тогда-то любимый президент «победит и издаст цивилизованный указ, который очистит нашу страну». Подобные откровения «Солидарность» прилежно воспроизводила под рубрикой «Прямой эфир» (1993, № 8).
К сожалению, никто из агитбригады не мог изложить программу своей «новой России» сколько-нибудь связно. Ведь на самом деле её определяющим признаком было не повышение цен (повышать их пришлось бы любому правительству), а такие изысканные мероприятия, как освобождение импортеров алкогольного суррогата от платежей в бюджет. Политическое руководство прекрасно понимало, для чего это делается. Но публично озвучить реальные мотивы и цели было затруднительно. Поэтому уточняющие вопросы – простите, как вот эти конкретные действия связаны с капитализмом и демократией? – воспринимались как провокация и вызывали агрессию. Автора этих строк в Доме Актера чуть не побили.
Идеями либеральной демократии можно было искренне увлечься в конце 80-х: тогдашние публикации Н.П. Шмелёва или А.А. Нуйкина, конечно, уязвимы пост фактум, но в контексте своего времени они логичны и убедительны. С некоторым усилием верилось в победу демократии над тупой реакцией в августе 1991 г. (спасибо ГКЧП).
В 1993 году «реформаторы» не оставили нам такой возможности.
Вы скажете: программы не было и в парламентском лагере. Не было. И вожди тамошние вызывали не больше доверия, чем гайдаровские министры. Но массовой опорой для этой группировки стал стихийный протест, в основе своей справедливый и консервативный в хорошем смысле. Руки прочь от нашего дома, улицы, завода. Получилось что-то вроде средневекового крестьянского восстания, которое вдохновлялось мечтами о стародавней правде и правильном царе (и легко становилось массовкой для авантюристов). При всём критическом отношении рядовые участники подобных народных движений заслуживают понимания и сочувствия.
Совсем иное дело – граждане, которым захотелось урвать свою долю от мародёрства на развалинах страны или просто проявить солидарность с теми, у кого власть (и телевизор), чтоб начальство заметило: он свой, буржуинский.
Раскол 1993 года был не симметричный.
Особенно с учетом огромного количества народа, не поддержавшего ни ту, ни другую сторону. Это я тоже хорошо помню: люди, сильно обозлённые на правительство, приходили к Белому Дому, упирались в патруль РНЕ с характерными вторичными признаками на обмундировании, – и уходили, матерясь.
Феномен ложной симметрии в истории не такой уж редкий.
Среди питомцев ельцинских «реформ» со временем выделилась специфическая разновидность – белая. Корнеты Оболенские из свердловского обкома КПСС. Их любимая байка: про «две тоталитарные идеологии», нацистскую и коммунистическую, которые якобы стоили друг друга. Копирайт, правда, не их, а гауптмана В. Штрик-Штрикфельдта, он во время войны занимался «перевоспитанием» советских военнопленных в лагерях, а потом в порядке самооправдания написал мемуары, которые так и назывались: «Против Сталина и Гитлера».
Идею подхватили бандеровцы и пр. Дескать, мы не нацисты и не предатели, а «третья сила», равноудалённая от двух демонов, красного и чёрного. На самом же деле между идеологиями, вдохновлявшими Красную Армию и гитлеровский Вермахт, есть принципиальное отличие. Ошибки и даже преступления коммунистов проистекали из глубокого извращения принципов, которые изначально являлись (или представлялись) разумными и справедливыми. Нацизм же не содержал в себе ничего, чем мало-мальски образованный человек ХХ века мог искренне обмануться. Идеология, культурно пустая, по сути сводящаяся к манипулятивным методикам, как по наиболее заметным внешним признакам объединить «своих» для грабежа и убийства «чужих». Биологи называют это «псевдовидообразованием».
Другой глобальный пример. Классический либерализм XIX века заслуживает уважения и благодарности за то, что его сторонники реально улучшили жизнь миллионов людей. Трансгендерная либерастия века ХХI-го – человеконенавистнический бред. Старинный либерал мог ошибаться. Нынешний борец за права «меньшинств» в своей системе координат безоговорочно прав. И не случайно объединяется то с сирийской «Аль-Кайедой», то с нацистами на Украине.
Поэтому те наши соотечественники, которые в нынешнем военном конфликте выбирают ту сторону, где НАТО с Бандерой – не оппозиционеры против «Единой России», а просто предатели. Вроде «казачков» из XV кавалерийского корпуса СС. После того, как мой старый приятель Б.Б. Гребенщиков стал собирать деньги в фонд Зеленского, у меня с ним нет ни тем для обсуждения, ни почвы для примирения.
Другой вопрос, что сопротивление всей этой глобальной пакости не обеспечено внятной альтернативой. Простой консервативной реакции: руки прочь от нашей родной семьи, земли, страны! – при всём уважении, недостаточно. А на перспективу человечеству предлагаются либо локальные модели того же самого, прости Господи, «постиндустриального общества», либо архаика даже не из музея, а из фэнтэзи про попаданцев, либо всё это в формате винегрета. Восстановим патриархальную семью о 12 детях, чтобы было кому достроить самый высокий в Европе бетонный фаллос. События развиваются по сценарию того же крестьянского восстания, в ходе которого предводители не только назначали своих собутыльников графами, но и умудрялись раздавать им имения со штатом крепостных мужиков.
К сожалению, плодотворную идею не для секты, а для народа – чем сердце успокоится? – нельзя выдумать как новую компьютерную игру, тем более изготовить в установленный срок по госзаказу вышестоящей инстанции (для иллюстрации включим старую песню Ю.Ю. Шевчука: «Рождённый ползать получил приказ летать»). Она может только вырасти из жизни при творческом участии тех, кого Б.В. Межуев уважительно именует «интеллектуальным классом».
