От текущей повестки к новой стратегии
Недавно завершился официальный визит президента РФ Владимира Путина в Тегеран, где российский лидер встретился с главами Ирана и Турции Ибрахимом Раиси и Реджепом Эрдоганом. Напомним, что это вторая зарубежная поездка российского лидера в прикаспийскую страну после начала спецоперации на Украине; первым был июньский визит Путина в Таджикистан и Туркменистан. Официальная повестка переговоров в Тегеране довольно сдержана: лидеры трёх стран вместе обсудили вопросы урегулирования конфликта в Сирии, подписали подготовленное заявление, а также подняли ряд острых вопросов в двусторонних переговорах. Однако нынешняя международная обстановка открывает простор для дополнительных толкований того, каким был итог трехсторонних консультаций в иранской столице.
По мнению экспертов, тегеранская встреча тройки лидеров – Путина, Эрдогана и Раиси имеет большое символическое значение. Некоторые комментаторы даже говорят, что она стоит в одном ряду с Тегераном-43.
Во–первых, трехсторонний саммит позволил России, Турции и Ирану, находящимся под жесткими западным давлением, подчеркнуть свое политическое и экономическое сотрудничество. Эти три страны продемонстрировали миру, что они не находятся в изоляции или на обочине политического процесса. Во–вторых, Москва, Анкара и Тегеран в последнее время все чаще находят общий язык, а официальные лица этих сторон постоянно заявляют о готовности расширять взаимодействие в самых разных сферах. И в–третьих, весьма значим сам факт личной встречи лидеров трех крупнейших стран–цивилизаций Евразии, имеющих за плечами опыт великих империй и до сих пор оказывающих заметное влияние на территории своих бывших владений.
Помимо обсуждения ситуации в Сирии одной из важных тем трехсторонней встречи в Тегеране была экономика. К примеру, во время недавней встречи с Раиси на полях Каспийского саммита, который проходил в Ашхабаде, Владимир Путин заявил, что объем торговли России с Ираном по сравнению с прошлым годом вырос на 81 %. По мере нарастания противоречий между Москвой и Западом, Турция стала одним из главных партнеров России во внешней торговле и поставках, а сам Реджеп Эродоган все чаще выступает в роли ключевого медиатора во внешней политике. Все эти перемены во многом обусловлены успешным опытом нашего прагматичного и гибкого взаимодействия с Тегераном и Анкарой, а также особым отношением Ирана и Турции к антироссийским санкциям и их отдельной позицией к спецоперации на Украине.
Другой значимой темой Тегеранского саммита ожидаемо оказалась логистика. Сегодня Россия может помочь Ирану и Турции с поставками продовольствия, которого так не хватает странам Ближнего Востока и Африки. Одновременно сама Москва остро нуждается в альтернативных транспортных каналах экспорта и импорта различных товаров. Турция уже стала важным транспортным хабом и деловым центром для России. В перспективе через Иран можно было бы возить грузы в направлении Индии и других стран дальнего зарубежья, используя транзитный коридор Север–Юг. Напомним, что у Ирана железнодорожная колея аналогична российской, а также хорошо развита сеть автодорог и морских портов. После почти полной блокады европейского направления для любых видов перевозок альтернативные маршруты через Иран и Турцию становятся жизненно важными для России .
Отметим особо, что Иран и Турция являются двумя ведущими странами мусульманского мира, которые исповедуют разные версии ислама. Поэтому здесь так значима роль России как независимого модератора в непростых трехсторонних отношениях. Главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Алексей Малашенко справедливо считает, что “России необходимо развивать исламское направление своей внешней политики“. Хотя бы для того, чтобы не сводить свои нынешние международные связи к одному лишь Китаю. Известный востоковед полагает, что сегодня во внешней политике России отрабатывается новая восточная стратегия, в которой доверительным отношениям с Анкарой и Тегераном придается большое значение. Однако прежде чем рассуждать о новом Тройственном союзе или о будущей геополитической оси Москва–Анкара–Тегеран, давайте разберемся с тем, чем был вызван новый российский “поворот на Восток“.
Уход в Азию и циклы похищения Европы
История России наглядно доказывает, что наше сближение с Западом всегда носило не равномерно поступательный, а волнообразный характер. Лучше всего эта концепция циклов “любви–ненависти” выражена в пророческом эссе “Европа–Россия: третья осень системы цивилизаций” геополитика Вадима Цымбурского, которого справедливо называют русским Хантингтоном. Его блистательная и во многом опередившая время работа заслуживает нового внимательного прочтения, поскольку сегодня стала крайне актуальной. По мнению геополитика, со времен Петра Первого сложился особый российский комплекс “похищения Европы“, в котором усвоение Россией формальных достижений западной цивилизации сливалось с пафосом прямого геополитического присутствия в Европе. Для русских “быть европейцами” всегда значило “быть силой” в Европе, а “быть силой” осмыслялось не иначе, как прямое влияние на жизнь европейской цивилизации, порой даже вопреки желаниям коренных европейцев.
Действительно, в великоимперской истории России хорошо обнаруживаются однотипные колебания, образующие регулярные циклы “похищения Европы“. В каждом цикле первая фаза (ход А) включает попытки России расширяться навстречу Западу, одновременно подключаясь к борьбе сил коренной Европы (или современной Евро–Атлантики) за гегемонию. Так, Россия регулярно выступает союзницей каких–либо из евро–атлантических группировок (войны России в XVIII – начале XIX века; участие в начале XX века в Антанте; пакт Молотова—Риббентропа и связанные с ним территориальные изменения).
Во второй фазе (ход В) войска Запада прямо вторгаются в Россию (интервенции Наполеона в 1812 г., Центральных держав и Антанты в 1918 – 1919 гг., Гитлера в 1941 г.).
В третьей фазе (ход С) Россия отбивает западную агрессию и сама пытается перейти в наступление на Европу, перед которой встает перспектива российского доминирования (походы 1813 -1814 гг. и Священный Союз; попытки большевиков в начале 1920-х перенести революцию в Европу; боевые действия 1944 – 1945 гг. и Ялтинская система).
Четвертая фаза (ход D) отмечена сдерживанием России со стороны Запада и ее отбрасыванием в холодной или горячей войне (Крымская война; сдерживание большевиков в первой половине 20-х; холодная война и крушение СССР).
По исчерпании четвертой фазы в истории России неизменно наступают “евразийские” интермедии; например, как во второй половине XIX века или в годы сталинского курса на построение “социализма в одной стране“. В это время Россия выплескивает геополитическую активность в Центральную Азию и на Дальний Восток, выжидая конъюнктурно благоприятного часа для нового “возвращения в Европу“.
Любопытно, что западные оценки трехстороннего саммита в Тегеране хорошо укладываются в этот хрестоматийный нарратив “отвергнутого любовника“. Так Би–би–си пишет, что “Кремль полон решимости показать Западу, что международные санкции не смогли загнать Россию в изоляцию, и некоторые друзья у нее по–прежнему есть. Турция и Иран, например.” По сути, Россия предпринимает широкие акции на Востоке, когда ей заблокирован путь на Запад, а объектом восточной экспансии всегда оказываются проблемные регионы, судьба которых должна в данный момент задеть нервы Запада.
“Четырехтактовик” как двигатель внешней политики России
По образному сравнению самого Цымбурского, двигатель российско–европейских отношений напоминает автомобильный “черехтактовик“, не раз уже прокручивавшийся в нашей истории. Если обобщить длительную хронополитическую динамику, то можно выделить базовые сюжеты “похищения Европы“.
Ход А – это российское продвижение на Запад, почти всегда стремительное и восторженное. Затем неизменно следовал холодный ответ Европы – “европейский встречный напор на Россию” (ход В). Но, как точно отмечает геополитик, “от цикла к циклу влияние Европы становится пространственно шире, охватывая всё большие площади русской платформы“. Что касается хода С – это и есть вечная российская попытка похищения Европы силой. Но всякий раз, отмечает Цымбурский, “сопоставление обнаруживает неизмеримо меньшую глубину нашего прямого интервенционистского проникновения в Европу“. Как иронично пишет Вадим Леонидович, в первый раз взяли Париж, во второй – остановились на Эльбе; видимо, потом дойдем до Днепра.
Самое важное, что для четвертой фазы цикла (хода D) всегда был характерен российский “уход в Азию“. Как пишет сам Цымбурский, “постоянно от цикла к циклу возрастающий откат России в глубину Евразии от “территорий–проливов” – лимитрофных стран балто–черноморского кордона. “C 1820-х годов крупнейшие государства романо–германского мира – Англия, Австрия, наконец, и Франция – переходят к политике сдерживания России, внушая определенные иллюзии полякам“, – тонко замечает Цымбурский и делает такой важный вывод. “После 1850-х Россия постоянно теряет то, что приобрела в первом цикле, и на своем западе мало–помалу стремится к допетровским контурам“. Кстати, с середины 20-х минувшего века мэтр геополитики Карл Хаусхофер пришел к такому же заключению; в своих обзорах мировой панорамы он рисует Россию как “государство, по своим интересам вполне погрузившееся в Азию“.
Вадим Цымбурский завершает упомянутое выше эссе пророческим вопросом: “Надо помнить: за ходом A, возвращающим нас в Европу, должны с высочайшей вероятностью последовать дальнейшие ходы все того же “похитительского” четырехтактовика. Хотим ли мы прокрутить его еще раз?”. Новейшая российская политика вполне положительно ответила на этот вопрос. Вот только скорость оборотов двигателя в современной истории резко прибавилась. И вместо прежнего насильственного “похищения” российскую политику последних лет можно смело назвать попыткой “покупки Европы“. Предполагалось, что в обмен на российские запасы нефти и газа еврокомиссары для начала пустят “Газпром” в Европу. А потом и другие крупные российские госкомпании образуют симбиозы с европейскими концернами. Ничего хорошего из этой затеи не вышло. Солидарный ответ ЕС наиболее отчетливо выразился в новой “энергополитике сдерживания” России, что проявилось при формировании “третьего энергопакета“.
Когда лобовой обмен активов с Европой не прошел, в России снова возобладала идея “очередного поворота на Восток“. На этот раз путем форсированного создания собственного интеграционного проекта ЕАЭС, который изначально представлялся как формат “долгосрочной ассоциации с ЕС“. Таким образом, российская внешняя политика упрямо продолжала действовать в логике “европохищения“, пока не споткнулась об Украину в 2014 году. Тогда Евросоюз еще не имел долгосрочной стратегии в отношении крупных евроазиатских стран – России, Турции и Ирана, кроме очевидного желания держать их на дистанции и мягкого поглощения постсоветской периферии, например по программе “Восточного партнерства“. Опасной чертой стала попытка расширения НАТО на Украину и Грузию, которая была воспринята Россией как прямой вызов ее внутренней безопасности и вызвала лавину геополитических последствий.
Сегодня ситуация коренным образом изменилась, причем в худшую сторону. «Коллективный Запад» объявил России тотальную войну на удушение, следующим может стать любой из кандидатов в “страны–изгои“. Сама Москва окончательно уверилась в мысли, что ей уже не надо любой ценой “похищать Европу“. Прежние политические шаблоны и привычные модели международных отношений рухнули в одночасье, расчистилось поле для формирования новых геополитических смыслов. В такой ситуации Тегеранский саммит трех стран–цивилизаций (России, Турции и Ирана) интересен тем, что представляет собой новую идею – ценностного и цивилизационного союза в континентальной Евразии. Финальные пункты Cовместного заявления подтверждают намерение “тройки” и далее применять этот равноправный формат для координации совместного политического и экономического сотрудничества.
Уход в Азию – всерьез и надолго
Сегодня можно констатировать, что новый российский “уход в Евразию” состоялся. Развод с Европой произошел по инициативе европейской стороны и носит окончательный характер. С одной стороны, это внешне отвечает логике наступившего цикла с его фазой Д — отбрасыванием России на восток сплотившейся Евро–Атлантикой. С другой стороны, принципиально изменился сам характер «коллективного Запада», ставшего единым организмом по обе стороны Атлантики. Теперь в лице Евросоюза имеем дело не с автономными силами “старой Европы“, с которыми можно договориться, а с европейскими провинциями “мягко” структурированной империи. Запад стал единой корпорацией, где территориальные и надтерриториальные (пример — МВФ или НАТО) субцентры давно притерлись друг к другу и усвоили правила кооперативной игры. Эта сыгранность западного оркестра заметна хотя бы по скорости принятия и степени проработки очередных пакетов антироссийских санкций. Поэтому азартные ставки на раскол Запада или приход республиканцев в США могут и не сработать, что обрекает российскую дипломатию на участь блуждающего героя кафковского “Замка“.
Такая имперская структура “мирового Центра” реально обслуживает разнообразные — экономические, оборонные, престижные и прочие — интересы западных народов. Свой цивилизационный выбор Запад уже сделал, причем и за нас самих. По этой веской причине новое возрождение связки “Европа—Россия” как геополитического образования не представляется возможным. Контрпродуктивными являются все прежние стратегии, основанные на стандартных решениях — переждать беду и вернуться к бизнесу как обычно или что–то доказать Западу, подружившись “назло ему” с местными геополитическими хулиганами. Отныне России следует избегать любых проектов, основанных на логике наших прежних фаз “похищения Европы“. Все геополитические притязания России со времен Петра Первого были так или иначе привязаны к идее “похищения Европы“, теперь этот трехсотлетний питерский проект полностью закрыт.
Ошибочно также думать, что серьезные альтернативы заложены в выборе между зависимостью от Запада и конфронтацией с ним. Во–первых, масштабная конфронтация чревата мировой ядерной войной и коллективным самоубийством, а имитационная вражда и пропагандистская истерия уже не выглядят так впечатляюще. Во–вторых, любая попытка заморозить ситуацию или просто сдаться на милость победителя еще ничего нам не гарантирует. Геополитик Цымбурский так предупреждал в конце 90-х годов: “Распря с Западом не спасет от географически неизбежной “работы” на него, а безоглядная на него ориентация сама по себе не гарантирует России ни устойчивости, ни выживания, ни будущего“. В самом деле, сегодня мы все чаще слышим публичные заявления западных политиков о необходимости радикальной замены российских элит и о перспективах раздела целостной России на ряд образований с автономным геоэкономическим назначением.
Что же нам делать?
Принять как данность, что российский уход в Азию – это всерьез и надолго. Теперь там наше законное место и наши геополитические интересы. Следует вернуться к реальному географическому смыслу “Европы“, который понимал еще великий натурфилософ А. фон Гумбольдт. В своем трактате “Космосе” он определяет Европу всего лишь как “западный полуостров Азии“. Нам надлежит внимательно перечитать геополитическое завещание Вадима Цымбурского: “Я писал в “Острове России” и сейчас думаю так же, что нашей общественности следовало бы воспринять сжатие России как стимул к поиску нового цивилизационного самоопределения, опирающегося на пересмотренную геостратегию. Все, что русские почерпнули на Западе, уже никуда от них не уйдет, и к этим почерпаниям могут быть присоединены еще многие иные, но частью европейского мира, как в прошлом и на тех же правах, Россия, скорее всего, уже не будет“.
России предстоит перевернуть европейскую страницу истории и начать жить новой жизнью и по новым правилам. В современном мире лидерство сохранят только сильные региональные державы, которые опираются на идентичность больших исторических обществ и символизируют цивилизационные единства. Особенность России и нескольких других стран (таких, как Китай, Турция или Иран) в том, что они рассматривают собственное “большое пространство” как исторически самоценный мир. По сути, все эти страны являются “государствами–цивилизациями” и призваны сотрудничать перед лицом общего евро–атлантического вызова. Геополитический успех будет сопутствовать тем из них, кто сохранит свое цивилизационное ядро, сможет наращивать дружескую периферию и создавать новые альянсы и стратегические союзы. Одним из примеров такого новаторского подхода является концепт российско–тюркского союза, недавно предложенный КИСИ. Трехсторонний саммит в Тегеране находится в русле новой геополитической стратегии России и открывает перед нами широкий горизонт для созидательной работы в Азии.
Первая публикация:
