Рубрики
Статьи

Живая и мёртвая зоны Стивена Кинга

Изначально Стивен Кинг – левый либерал. Вполне нормальное настроение-убеждение, не хуже других, до определённого момента прогрессивное, а с нашей русской колокольни едва ли не идеальное, потому что с его носителями легче было договориться по главному вопросу: как избежать мировой термоядерной катастрофы. В дальнейшем левый либерализм эволюционировал – точнее, деградировал – в либерастию. Кинг как публичная персона проделал тот же путь: из стихийных оппозиционеров – в охранители государственной идеологии.

Как-то не по-христиански (и вообще странно) писать о живом человеке некролог, но что поделаешь: творческие биографии часто не совпадают с биологическими. В.Ф. Нижинский прожил до 1950 г., только последние 30 лет это был не артист, а пациент. Стивен Кинг с некоторых пор не столько писатель, сколько партработник, политический агитатор, причем низшего уровня, на котором не изобретают враньё, а уныло повторяют то, что спущено сверху.

Как же реагировать на последние информационные поводы в этом жанре?

Можно от обиды перечеркнуть всё творчество. Как справедливо заметил Платон Беседин, это будет идиотизм в духе как раз той американской партии, которая отменяет Чайковского. 

Другой подход закономерно оборачивается некрологом при жизни. А в некрологах положено вспоминать хорошее. Видит Бог, мне это не трудно.

Стивен Кинг, на мой взгляд, крупнейший писатель последней четверти ХХ века. Просто крупнейший, без скидок на «массовую культуру». Дискуссии на тему, достоин ли он Нобелевки по литературе, характеризует в первую очередь саму премию, а Кинга – косвенно, через прояснение того обстоятельства, что книги, сделавшие его знаменитым на весь мир, далеки от идеологии, за которую дают Нобелевские премии.

Уточняю, рискуя обидеть уважаемых филологов с литературоведами. Объективная оценка достижений в любой профессии возможна только извне, на основе ясного понимания её места в общественном разделении труда. За что работники данной специальности получают свою долю пирога.

Когда Роберт Льюис Стивенсон приехал на Самоа, перед его друзьями встала серьезная проблема. Как представить гостя островитянам? Кто он такой? Чем занимается у себя на родине? Понятно: писатель. Но как перевести это слово на язык народа, не знавшего письменности? Нашли гениальное решение: рассказчик. Сразу всё понятно. Ведь в любом племени есть уважаемый человек, который рассказывает у костра интересные и поучительные истории.

Чтобы их оценили, рассказы должны быть на самом деле занимательными. Если ты станешь подробно описывать, как ковырял в носу, или просто болтать непонятно о чем, сбиваясь с одной темы на другую, – вряд ли тебя согласятся слушать. Возможно, даже побьют.

К концу ХIХ века многие писатели, вдохновленные успехами реалистической литературы, поставили себе целью воспроизвести на бумаге внутренний мир человека, как он есть, что думает и чувствует в конкретное мгновение. Цель, во-первых, иллюзорная (принципиально недостижимая). Во-вторых, она извращает сам смысл художественной прозы. В «потоке сознания» тонет сюжет. Многие современные романы предназначены исключительно для профессионального потребления коллегами и друзьями кролика с соответствующего факультета, остальные граждане ни при чём, как в том министерстве у Жванецкого, которое само производит, само же и потребляет.

Стивен Кинг вернул профессии естественное предназначение. Когда снобы и завистники пытаются свести его творчество к фантастикам – ужастикам, они демонстрируют только собственное незнание предмета. Кинг прежде всего мастер психологического реализма, запечатлевший для потомков повседневную жизнь разных слоев американского общества (от нищих до миллиардеров, от малышей до обитателей дома престарелых) во второй половине минувшего столетия.

Фантастическое убедительно, потому что произрастает из достоверного. Впрочем, у писателя есть шедевры без мистики: повесть «Рита Хейуорт и спасение из Шоушенка» (1982) – тюремная драма, которой добавила популярности качественная экранизация, или роман «Долорес Клейборн» (1992) — история двух семей, богатой и бедной, вполне в духе Фёдора Михайловича. «Сердца в Атлантиде» (1999) – минимум потустороннего, максимум студенческого быта, который оказался очень похож на наш советский.

Сверхъестественные силы привлекаются для обострения интриги, т.е. для той же самой занимательности. Иногда это оправдано, иногда нет. В романе «Нужные вещи» (1991) именно чёрт (классический нечистый со всеми атрибутами) изымает у людей души в обмен на ерунду, подобранную строго индивидуально под каждую из жертв, под её вкусы и слабости. Легко себе представить в подобной роли реального специалиста по «персонализированной рекламе». Правда, во время написания «Нужных вещей» этот цифровой бизнес только зарождался, так что роман можно считать во всех отношениях пророческим (как по технологии манипулирования людьми, так и по сути, откуда её корни растут).

Цикл про «Темную башню» – прямо скажем, не самое сильное из написанного Стивеном Кингом. Автор сам запутался в своей воображаемой вселенной. Однако в бесформенное (местами откровенно вторичное) фэнтези включены истории из жизни. Вот маленький городок, классическая американская глубинка, откуда таинственные пришельцы – «Волки Кальи» – похищают здоровых детей, чтобы вернуть родителям олигофренов. Сказка ложь, да в ней намёк, не правда ли?

Из калейдоскопа кинговских фантазий можно извлечь и такую эротическую (чтобы не сказать: порнографическую) сцену, на фоне которой ветераны пиписечного фронта отдыхают в растерянности: ой, мы бы застеснялись. Однако нашему герою ее всерьёз не ставили ни в вину, ни в заслугу. Потому что произведение очевидно не о том (догадайтесь, какое)1.

Особое место на книжной полке занимают философские притчи. «Кладбище домашних животных» (1983) – по-настоящему жуткое произведение, которого боялся сам автор. Книга о смерти. Один из частных уроков, извлекаемых из этого романа – как опасно придавать мёртвому видимость живого. «Лангольеры» (1990) – притча о времени. В «Короткой дороге миссис Тодд» (1984) автор демонстрирует глубокое понимание античной мифологии, в которой охотница Диана одновременно является защитницей и покровительницей всего живого.

В раннем рассказе «Долгий джонт» (1981) получает оригинальное развитие одна из тем важнейшего философского произведения столетия – «Summa Technologiae» – о (не)прерывности сознания и возможностях его переноса на иные носители. 40 лет назад писатель невзначай вышел на передовые рубежи не тогдашней, а современной нейробиологии и кибернетики. То, что тогда представлялось чистой игрой философского разума, постепенно сдвигается в практическую область. Пока это первые миллиметры. Но дальнейшее продвижение может стать очень опасным без всяких чертей (которых в рассказе, кстати, нет) – нашими собственными усилиями, как бы ещё оптимизировать экономику и повысить уровень комфорта.

О взглядах. Изначально Стивен Кинг – левый либерал. Вполне нормальное настроение-убеждение, не хуже других, до определённого момента прогрессивное, а с нашей русской колокольни едва ли не идеальное, потому что с его носителями легче было договориться по главному вопросу: как избежать мировой термоядерной катастрофы. Нетрудно подобрать из произведений писателя солдафонов, правых политиков с самодержавными замашками и религиозных фанатиков, которые выступают носителями зла. Но они не придуманы, а взяты из жизни. Не хиппи же поливали Вьетнам продукцией компании «Монсанта», а солидные дяденьки в костюмах и мундирах.

В дальнейшем левый либерализм эволюционировал – точнее, деградировал – в либерастию. Кинг как публичная персона проделал тот же путь: из стихийных оппозиционеров – в охранители государственной идеологии (религии). С Кингом – писателем сложнее.

Многие его сочинения идеологизированы. Это не приговор. «Хождение по мукам», «Два капитана», «Мальчиш-Кибальчиш» (и далее в прошлое до «Илиады») – тоже идеологизированные произведения, но литература все равно высочайшей пробы. Нельзя жить в обществе и быть от него совершенно свободным. Идеология – часть окружающей нас социальной материи, так что она неизбежно проявляется и в художественных отражениях этой материи. Желательно только, чтобы не выедала всего остального.

Характерные примеры. В «Зелёной миле» (1996) мы имеем беллетризованную версию старой либеральной игры в отмену смертной казни. Государство не вправе забирать жизнь. Вот смотрите, как осудили и казнят хорошего человека, вдобавок ко всем достоинствам ещё и негра, который по уликам выходит убийца, а на самом деле ни в чём не виноват. Излагая это всё, автор не замечает вопиющего противоречия. В его собственных произведениях смертная казнь массово применяется положительными персонажами к отрицательным. К чему же тогда претензии? К тому, что в официальном суде есть адвокат и какое-никакое право обжалования? Лучше без этого, попросту?

Кстати, зря улыбаетесь. Именно так на практике решается проблема смертной казни единомышленниками писателя. Садиста по приговору суда нельзя, донецких детишек просто так, для развлечения клоуна Пеннивайза – можно.

В «Тёмной башне» главный женский образ – прямо из анекдота: кто станет президентом Соединённых Штатов в 2050 году? Безногая негритянка с тяжёлым психическим заболеванием, беременная непонятно чем от чёрт знает кого (чего). Её описания местами вызывают физиологическую тошноту. Но значительно большее место занимает герой. А это, извините, персонаж настолько традиционный и консервативный, насколько вообще возможно: классический ковбой с происхождением из очень знатного (королевского) рода в анамнезе. Именно феодальная закваска обеспечивает его физическое и моральное превосходство над прочими персонажами, включая вышеупомянутое чудо политкорректности.

«Волки Кальи», с которыми нашего рыцаря сводит судьба, отнимали у детей разум. С точки зрения правильной идеологии в «альтернативной одарённости» нет ничего дурного. Наоборот, родители должны быть счастливы, если произвели на свет не банальных «натуралов», а нечто «особенное» и «солнечное». Между прочим, в этом наши традиционные мракобесы солидарны с американскими либерастами. Иначе рассуждает (и чувствует) герой романа. Для него существа, которые калечат детишек, – вредная нежить, и к ней должна быть как можно скорее применена смертная казнь.

Творчество писателя не просто шире (и больше) идеологии, оно постоянно вступает с ней в противоречие.

В центре любого (даже слабого) произведения Стивена Кинга – история про добро и зло, в ситуации нравственного выбора они разведены чётко (без того «постмодернистского» говнеца, в котором растворяется всё, включая читательский интерес). Зло “существует, чтоб с ним бороться, а не взвешивать на коромысле“. Герой – живой человек с недостатками и слабостями, но он способен совершать поступки, а не только свои слабости расчёсывать. Именно в этом – не просто в страшилках–стрелялках – секрет мировой популярности писателя. В его произведениях есть кем восхищаться и кого жалеть.

Понятно, что всякая человеческая способность конечна. Особенно при такой интенсивности ее применения, как у Кинга (больше чем по роману в год, не считая остального). Он явно стал исписываться, тонуть в повторах не только собственных штампов, но и чужих. Анонс последнего произведения, которое он разрешил публиковать в России, не вызывает большого желания тратить свои кровные рубли («Билли Саммерс – наёмный убийца, лучший в своём деле… теперь Билли собирается завязать»)

Наконец, о партийно-воспитательной работе, которая продолжается независимо от творческой. Безумные нападки на Россию и русских, а также реверансы перед Бандерой, от которых писатель теперь то ли отрекается, то ли нет, возникли в его репертуаре закономерно. Ничего личного, только партийная повестка. Слова, которыми он поносил соотечественника Дональда Трампа, мог бы выдать в эфир среднестатистический гопник из BLM, у них с Кингом нет разногласий ни по содержанию, ни по стилю.

Сейчас наши комментаторы говорят: ну, не мог же умный человек всерьез обвинять Россию в том, что она через Республиканскую партию США подрывает американскую демократию.  Это же бред на уровне масонских заговоров и чипирования через вакцины. Наверное, распространитель всегда был глуп, но хорошо притворялся.

Я отвечаю: рассуждения того же Кинга о том, как обеспечить в искусстве представительство «меньшинств» – тоже бред. Причем самоубийственный, человек участвует в уничтожении того, что обеспечило его собственную карьеру. Если бы в его молодые годы писателей ценили не за книги, а за цвет кожи (тем более за склонность к половым извращениям) – был бы он никто (и звать никак). Но в рамках нынешней государственной идеологии американцы просто вынуждены растворяться в идиотизме. Исходный уровень образования и интеллекта не имеет значения.

В антиутопии «Бегущий человек» (1982) Кинг описывал индустрию массового вранья как необходимую опору для индустрии убийств. Теперь сам стал элементом подобной системы.

На этом можно было бы поставить точку, если бы статья выходила в Америке.

Но она выходит в России на русском языке, так что правомерен вопрос: мы-то с каких высот оцениваем иностранного классика? Что происходит с 80-х годов в нашей собственной литературе? Известно что.

P.S. Низкий поклон Виктору Анатольевичу Веберу за превосходные переводы. 

Автор: Илья Смирнов

Смирнов Илья (1958), автор книг по истории русского рока и не только. Беспартийный марксист. Поддерживал перестроечное «демократическое движение» до того момента, когда в нем обозначился курс на развал СССР

Добавить комментарий