Российский зритель всё-таки увидел и оценил ленту Кристофера Нолана «Оппенгеймер», изначально обречённую на кассовый успех.
Во-первых, тема фильма донельзя притягательна – создатель ядерной бомбы смотрит на человечество убийственным взглядом спустя десятки лет после Второй мировой войны и накануне войны новой, когда мир вспыхивает конфликтами, а люди с фанатичным остервенением убивают друг друга.
Во-вторых, картину снял один из главных режиссёров современности, чьи фильмы, похоже, всегда будут интересны зрителю. В России же интерес к «Оппенгеймеру» подпитывался разнообразными санкциями и запретами, а для рекламы и продвижения, как известно, нет ничего лучше, чем всяческие преследования и ограничения. Поэтому, когда Минкульт заявил, что «Оппенгеймера» показывать в России нельзя, так как фильм не соответствует традиционным ценностям, стало ясно – посмотрят все; ну, или почти все.
И то, как демонстрировали фильм Нолана в России, навевало воспоминания о видеосалонах из 90-х и о конспиративных квартирах, где передавали друг другу самиздатовские распечатки запрещённых романов. В обстановке строжайшей секретности, так сказать. Большой кинозал в Саратове, где я посмотрел «Оппенгеймера», был практически полон; в отличие от других залов, где крутили российские movies и азиатские horrors. Thank you – говорит цензорам Нолан.
Что крамольного, кстати, те углядели в «Оппенгеймере»? Неизвестно.
Также неизвестно, как соответствуют традиционным ценностям тот мусор и шлак, которыми забиты российские кино- и телеэкраны. Да уж, все эти ток-шоу, где любовницы покойных актёров делят их наследство, и трэш-открытки, написанные на коленке очередной пассии очередного продюсера ради дежурного распила бабла – это, к несчастью, уже традиционно для России, но вряд ли несёт моральную и эстетическую ценность.
Как итог – российский зритель на «Оппенгеймера» ожидаемо пошёл. Там, где мог, конечно. В мировом же прокате лента Нолана стала самой кассовой кинобиографией в истории. Да и вообще заработала очень много денег.
Значит ли это, что она столь хороша?
И справедливо ли то, что Кристофера Нолана считают одним из главных, если не главным режиссёром современности?
Больше нет, чем да. Все данные определения характеризуют скорее не режиссёра и фильм, а современный кинематограф в целом, погрузившийся, как самоубийца в ванну, в катастрофический кризис. Оттого на безрыбье и рак – рыба; особенно, если рак этот аппетитный, крупный, а хитиновый покров его хорошенько лакирован. На фоне пигмеев высокий человек всегда кажется великаном.
В работу над «Оппенгеймером» Кристофер Нолан, действительно, вложился. Этому режиссёру свойственно, когда форма доминирует над содержанием. И коронный приём его – разрыв времени и, как следствие, втискивание в образовавшиеся на мгновения пустоты, которых на самом деле, конечно же, нет. Из фильма в фильм Нолан показывает и доказывает, что время нелинейно, добиваясь того, чтобы зритель, как Фауст, воскликнул: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Если честно, получается не всегда убедительно. Режиссёр нанизывает смыслы один за другим, но беда заключается в том, что стержень, на котором всё держится, есть зияющая пустота, проваливающаяся, исчезающая и не цементирующая смысловой и идеологический ряд. Хорош же Нолан, прежде всего, в тех работах, где у него изначально имелась мощная база – так, например, было с очень классной трилогией о Бэтмене, в которой достойно переосмыслили личность и миссию Брюса Уэйна.
Вот и в новой ленте Нолан работал с фундаментальным материалом. Биографию Роберта Оппенгеймера, удостоенную Пулитцеровской премии и озаглавленную как «Триумф и трагедия Американского Прометея» (хотя лично я бы заменил Прометея на Абаддона), авторы Мартин Шервин и Кай Бёрд писали 25 лет. Они же вместе с Ноланом работали над сценарием фильма. И потрудились на славу.
Лента охватывает 40 лет из жизни учёного. В ней – три основных линии, три пласта. Пласт первый – это собственно судьба и личность самого учёного. Второй – создание ядерной бомбы. И пласт третий – конфликт учёного и государства, инициированный Льюисом Штраусом, претендующим на пост министра торговли и затаившим обиду на учёного. Главного антагониста фильма играет Роберт Дауни-младший – и видно, как вкладывается в роль этот талантливый актёр, на время вырвавшийся из рабства Marvel. Впрочем, свою лучшую роль, как по мне, Дауни-младший сыграл в ленте «Судья», где его партнёром был Роберт Дюваль. И отдельный поклон за документальный фильм о Хьюберте Селби-младшем, конечно.
В целом, подбор актёров – или каст, как сейчас говорят – в «Оппенгеймере» просто отличный. Нолан не стал расходовать гигантский бюджет на спецэффекты и компьютерную графику, а вложился в исполнителей. Это почти театральное кино, смонтированное чуть ли не с применением технологий НЛП и построенное в первую очередь на качественно прописанных диалогах, убедительной актёрской игре и потусторонних глазах ирландца Киллиана Мёрфи, исполнившего главную роль. До этого у Нолана Мёрфи играл, в основном, второстепенные роли – в «Бэтмене», например, психиатра и фармацевта Крейна, использовавшего жуткую маску с галлюцинаторным газом. Есть здесь и брутально-убедительный Мэтт Дэймон в отличной роли полковника, мечтающего стать генералом и запускающего «Манхэттенский проект». Появляется – пусть всего и на пять минут, зато каких пять минут! – и великий Гари Олдман, играющий президента Трумэна, похожего на графа Дракулу, завязавшего с вампиризмом, но кровь пить не переставшего. Присутствуют в кадре и Джош Хартнетт, и Рами Малек – всех звёзд не счесть!
Хуже, правда, в «Оппенгеймере» обстоят кинематографические дела с женскими образами, хотя, казалось бы, есть и Флоренс Пью, и Эмили Блант, играющие статусных, ярких женщин с особыми судьбами, но всё же в ленте они скорее лишь сопутствующие персонажи в мире мужчин, решающих, как этот мир разрушить, чтобы не испачкать руки в крови, а если и испачкать, то не видеть её потом. Джин Тэтлок (Пью), легендарная психиатр и коммунистка, появляется ярко, обещает многое, но уходит, в общем-то, скоропостижно и довольно банально. Режиссёр не стал всерьёз развивать и углублять данную линию. По-настоящему убеждает актриса в «Оппенгеймере» – настоящий бенефис! – лишь однажды: в том моменте, когда супруга Роберта Кэтрин (Эмили Блант), несмотря на алкоголизм, на судебном процессе припечатывает оппонента убийственным желчным сарказмом, упакованным в показания.
Такая структура и концепция фильма Нолана объясняется довольно просто. Создатель ленты поставил себе (или ему поставили?) одну ключевую, подчиняющую и подминающую под себя всё остальное, задачу – явить миру канонического Роберта Оппенгеймера, такого, чтобы к нему невозможно было придраться. Поэтому на одних аспектах Нолан фокусируется максимально, а другие, проблемные, спорные, подаёт штрихпунктирно.
Но у пытливого зрителя неизбежно созреет вопрос: так каким же человеком на самом деле был Роберт Оппенгеймер?
Вот, например, он, рассеянный, отгороженный ото всего, зацикленный на квантовой механике студент, – тут Нолан даёт реальный факт из биографии Роберта – подсунул нелюбимому преподавателю (его зовут Патрик Блэкетт, и он удостоен Нобелевской премии) яблоко, отравленное цианистым калием. Образ ясен. Плод познания, приносящий смерть – и вместе с тем характеристика личности самого Оппенгеймера, человека неуравновешенного, избыточного. Однако дальнейшего развития у этой истории нет. Обходит, например, Нолан и увлечение Оппенгеймера чужими жёнами – это дано совсем вскользь, как и смерть Тетлок, которая ведь тоже вызывает в душе Роберта сильнейшую реакцию.
Оппенгеймер Нолана – это человек, подчинённый одной главной задаче. Потому самая интересная, полнокровная линия в фильме, пусть и во многом поэтизированная – это создание атомной бомбы. Для научных исследований и экзерсисов Оппенгеймера строится целый городок Лос-Аламос с населением в четыре тысячи человек, которые в едином порыве, что называется, трудятся над созданием атомной бомбы. Правительству США обходится это смертоносное удовольствие в два миллиарда долларов. Серьёзный размах! Построить целый город, чтобы скрыть научные исследования. Впрочем, и в Советском Союзе применялись столь масштабные маскировки. Управляют же Лос-Аламосом полковник Лесли Гровс, сыгранный Мэттом Дэймоном, и сам Роберт Оппенгеймер. И это очень яркий – на первый взгляд, эклектичный, а на деле гармоничный дуэт.
Весьма любопытен момент, когда Гровс и Оппенгеймер как бы меняются условленными ролями-функциями – происходит это перед решающим испытанием ядерной бомбы. В глазах военного поблёскивает страх, в глазах учёного есть лишь стремление к смерти. До этого же максимально решительный полковник, своего рода прокачанная версия Скалозуба, made in USA, боится, что атомная бомба расплавит атмосферу земли; однако Роберт Оппенгеймер решается идти дальше. Не останавливается он и тогда, когда становится известно, что нацистская Германия пала, а ведь, как то было заявлено изначально, бомба создавалась именно в противовес Гитлеру: американцы хотели успеть создать мощнейшее оружие раньше Третьего Рейха. Яркий момент в стиле Достоевского, всю жизнь задававшегося вопросом: кто и что больше – человек или идея? И внутренний человек Оппенгеймера делает свой выбор. При этом Нолан, так любящий масштаб, акцентирует внимание не на самом взрыве, а на том, как он отражается в людях. Впрочем, идеальной визуализацией ядерного взрыва можно считать ту, что явил Дэвид Линч в восьмой серии третьего сезона «Твин Пикс». Вот где – шедевр шедевров!
К слову, по сюжету «Твин Пикс», зло оказалось в нашем мире как результат испытаний атомной бомбы. Нечто похожее есть и в «Оппенгеймере» – только там это называется цепной реакцией, о которой Роберт беседует с Альбертом Эйнштейном, показанным Ноланом кем-то вроде пророка и доброго дедушки. Зло это поражает Хиросиму и Нагасаки – и Оппенгеймер чувствует вину, кровь на своих руках, в чём признаётся президенту Трумэну, но тот тщеславно берёт ответственность на себя и требует больше не пускать к себе плаксу-учёного. Роберт видит и галлюцинации о ядерном взрыве: когда лица людей сгорают, точно бумага, а под ногами валяются обугленные младенцы. Да, переживания о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки вроде бы есть в ленте, но Кристофер Нолан подаёт их как бы в проброс; ведь реальный ужас, как и реальные последствия, был куда масштабнее и страшнее. Однако акцента на трагедии людей в ленте нет. И это опять же логично: по сюжету и по заказу, страдалец в фильме должен быть только один – сам Оппенгеймер. И если есть раскаяние, то оно зациклено внутрь учёного, а не вовне.
Сугубо режиссёрская ли это инициатива?
Фокус в том, что личность Роберта Оппенгеймера крайне важна для США, для великого американского мифа. У Советского Союза были две вершины, две пиковых точки развития – это 9 мая 1945 года и 12 апреля 1961 года. США, как вечный соперник Советов и мировой властелин, первую дату приватизировали (прежде всего, усилиями Голливуда; один только фильм «Спасти рядового Райана» как постарался!), а покорению космоса, Гагарину и Королёву, противопоставили создание ядерной бомбы как величайшее научное достижение. И тут, собственно, свою функцию выполняет его величество «Оппенгеймер». Он заполняет в массовом сознании нишу, необходимую для воспроизводства наследия. Голливудские кураторы, а точнее, кураторы этих кураторов понимают, что на одних чернокожих геях и лесбиянках величественной истории не создашь, потому необходимо то, чем реально можно гордиться многим поколениям, связанным одной нитью – так появляется фактор Наследия. Роберт Оппенгеймер – важнейшая его часть, одна из ключевых компонент Великой Американской Мечты, и оттого он должен быть высечен в мраморе, как эпические скулы Киллиана Мёрфи.
Всё остальное в ленте – смежные истории, усиливающие, акцентирующие первоначальный мессидж. Однако и в них, в этих линиях, проходящих рядом с ключевой магистралью, ставятся важные, почти «проклятые» вопросы. Например, о противостоянии Мысли и Государства. Кому должен служить настоящий Учёный? Собственной стране или науке, а, значит, и всему миру?
Что стоит выше?
В ленте Кристофера Нолана соблюдается баланс – и есть человек, который передаёт ядерные секреты Советскому Союзу. Объясняется это просто – шпион, работавший на врага, а в ленте Москва показана скорее врагом, нежели союзником или партнёром. На самом деле всё, конечно, было сложнее, и учёные, причастные к созданию атомной бомбы, понимали, какую угрозу она несёт миру; особенно, если подобная смертоносная власть сосредоточится только в одних руках. Политики же, наоборот, жаждали этой власти, готовые идти на что угодно, лишь бы заполучить её. Оттого все они – от Трумэна до тех, кто поменьше – показаны беспринципными сектантами, зацикленными на удовлетворении собственных амбиций. И в данном контексте «Оппенгеймер» Кристофера Нолана, как бы он ни обходил острые углы – довольно-таки антиамериканское или, что будет точнее, антиправительственное кино (вроде первых альбомов Rage against the machine, но с меньшим пафосом левых взглядов).
Лента являет нам true American, но американца, принадлежащего не новой Америке, той, что Трумана и Эйзенхауэра и далее вплоть до Бушей и Байдена, а, скорее, человека из прошлого, инспирированного Американской Мечтой, осиявшей идеалистический Новый Мир – тот, где у каждого есть шанс обрести своё счастье, тот, где ценности стоят выше денег. И кинематографический суд над Оппенгеймером происходит не только из-за обиды Штрауса (то есть, сугубо личностная и юридическая история), но и, что важнее, из-за столкновения мировоззрений, концепций. Нолан не пытается раскрутить эту тему, что ожидаемо, но она всё равно проступает в ленте. Это столкновение Художника и Пророка с Системой, с механизированным и мещанизированным божеством, коим становится государственная машина, зацикленной на сохранении и приумножении власти – вариация на тему извечного конфликта божественного и маммоны. Вот только в конечном счёте одно неизбежно перетекает в другое, становясь дьявольским. Художник оказывается перед его лицом, чтобы, несмотря на всё своё величие, быть низвергнутым. Мещанское, банальное, пошлое побеждает. А следом приходит действительно большая беда.
21 килотонна – такова мощность взрыва бомбы «Толстяк», сброшенной на Нагасаки. 21 грамм – столько, согласно некоторым поверьям, весит человеческая душа. Смерть оказывается тяжелее жизни, власть погребает под собой человека и человечество. Это мы и наблюдаем сегодня, когда мир стоит накануне ядерной войны. Всё то, чего так желал и чего так боялся Оппенгеймер, совсем близко. Недаром в фильме акцентирована следующая мысль: «США и СССР подобны двум скорпионам. Один может убить другого, но только ценой своей жизни». В реальности же, воцарившейся после Оппенгеймера, ценой жизни всех.
Неслучайно сам Роберт цитирует: ««Я – Смерть, великий разрушитель миров». Человечество пленилось разрушением и саморазрушением. Оно находится в той точке истории, когда покончить с собой легче, чем бессмысленно жить дальше. И уловивший нерв эпохи, Кристофер Нолан сделал прежде всего фильм об этом – о человечестве, одновременно оцепеневшем в страхе и наслаждении от близости смерти. Страх рождает желание, а это заставляет человека и человечество двигаться навстречу смерти, лишь бы преодолеть ужас мыслей о конечности бытия. Именно Роберт Оппенгеймер стал проводником в этот мир, пленённый сладострастием, величием и ужасом смерти.
