Рубрики
Статьи

«Момент свободы» в истории последней русской революции

Документальная хроника севастопольского восстания февраля-марта 2014 года «Чегевара прилетает утром…» с подзаголовком «воспоминания сепаратистов», составленная участниками той победоносно завершившейся русской революции, интересна именно тем, что позволяет почувствовать, понять и сопережить то, что ощущали в великие дни «Русской весны» люди, которые смогли привести Севастополь в Россию.

РI неоднократно возвращалась к событиям февраля 2014 года в Севастополе. 16-17 февраля 2019 года мы стали соорганизаторами научно-практической конференции «Русская весна в большой русской истории», которая состоялась в здании севастопольского филиала МГУ им. М.В. Ломоносова. Одним из участников конференции был депутат Заксобрания города Вячеслав Николаевич Горелов. Составленная им книга «Че Гевара прилетает утром…» является на сегодняшний день главным мемуарным свидетельством о тех памятных днях. Мы републикуем рецензию Бориса Межуева на это издание, опубликованную в 2016 году севастопольским сайтом ForPost. Хотим поздравить все севастопольцев и в первую очередь участников событий 2014 года с Днем Народной воли, а всех неравнодушных к судьбе страны россиян с праздником Защитника Отечества.

С детства я любил читать книги о европейских революциях – как художественные романы – «Девяносто третий год» Виктора Гюго, или же «Пуритане» Вальтера Скотта, так и документальные исследования. Самое интересное в истории великих революций, это то, когда автор пытается запечатлеть тот «момент свободы», когда восстание уже налицо, для его участников все пути назад отрезаны, однако, торжество старого порядка еще вполне возможно, и победа революции совсем не гарантирована. Камилл Демулен уже произнес свою речь в Сен-Дени, и толпы разгневанных парижан пошли на Бастилию, но при этом король еще не согласился на требования Генеральных Штатов, и роялисты готовятся взять Париж. Взбунтовался Волынский полк, и толпы бастующих с Выборгской стороны пошли к зданию Таврического дворца, однако, император еще не согласился на отречение, а военный губернатор Петербурга надеется подавить волнения в столице.

Документальная хроника севастопольского восстания февраля-марта 2014 года «Чегевара прилетает утром…» с подзаголовком «воспоминания сепаратистов», составленная участниками той победоносно завершившейся русской революции, интересна именно тем, что позволяет почувствовать, понять и сопережить то, что ощущали в великие дни «Русской весны» люди, которые смогли привести Севастополь в Россию.

Борис Межуев

Меня привлекло в этой книге в первую очередь описание этого довольно короткого периода неопределенности – мы назовем его «моментом свободы», во время которого перспектива победы представлялась чем-то весьма туманным, а вариант поражения с кровавым концом был максимально вероятным. В истории севастопольского восстания этот «момент свободы» включал в себя четыре напряженных дня – с 23 по 27 февраля, когда все революционные акции неповиновения протии новых киевских властей уже были совершены теми, кто сам себя честно называет теперь «сепаратистами», в то время как помощь им со стороны России отнюдь не казалась гарантированной. Из безыскусного рассказа пяти очевидцев, которые излагают, часто повторяясь в деталях, одни и те же события, становится ясно, что такой «момент свободы» реально был. И в этот момент никто из действующих лиц не имел никаких особых надежд, что Россия в лице «вежливых людей» непременно придет на подмогу, рискнув и олимпийскими фанфарами, и партнерскими отношениями со странами Запада.

В этом смысле книга служит весомым контраргументом против тех, кто полагает, что вся Русская весна была изначально задумана в высоких кабинетах политиков, проплачена российскими олигархами и проведена в жизнь военными. Сейчас такая версия событий Русской весны усиленно внедряется в сознание наших соотечественников, и любопытным образом, не только врагами нашей страны, но и теми «охранителями», которые в каждом мгновении свободы, тем более растянувшемся на целых три или четыре дня, видит что-то подозрительное, некий чужеземный вирус, который может заразить начальстволюбивое российское население какой-нибудь нехорошей политической болезнью. Эти люди полагают, что бунтующие против собственных местных коррупционеров севастопольцы – люди, пораженные «украинским вирусом». Поэтому они и продолжают бунтовать против несправедливостей, а не соглашаются их терпеть, как россияне в других городах, как правило, даже не ведающие, как зовут руководителей их законодательных органов. Но я думаю, дело не в «украинстве», а том коротком моменте революционной свободы, который действительно делает познавших его людей настоящими гражданами.

По всем расчетам всех серьезных политических сил этих людей просто не должно было быть. Из того, что я слышал из разных компетентных уст вплоть до 23 февраля 2014 года, никто на этих людей не делал ставку. Да очень многие и в самом деле рассчитывали, что после победы Майдана в Киеве либо после силового подавления Майдана Януковичем Украина расколется на две части. Эта гипотеза была общим местом. Либо западные регионы страны отделятся от Киева, либо, напротив, от охваченного революционным пожаром Киева отделятся восточные области, хозяйственно тесно связанные с Россией. Однако те, кто реально рассчитывал на такой исход, недооценили ум и хитрость американцев: специальный представитель Госдепа США Виктория Нуланд занималась не только тем, что раздавала «печеньки» страдающим от голода и холода демонстрантам на Майдане. Главным ее занятием в те дни было запугивание и шантаж восточных олигархов, каждый из которых обязан был разделить судьбу отверженного Януковича в том случае, если бы дернулся поддержать дело России на востоке Украины.

В итоге олигархи нажали на свою политическую клиентелу в Харькове и Одессе, и в этих городах дело окончилось так, как окончилось, то есть фактически сдачей всех позиций перед Майданом и стоящим за ним Западом. 22 февраля, когда стало ясно, что речь идет не только о перевороте в Киеве, но и о неудаче всей стратегии «юго-восточного» сопротивления, я имел один примечательный разговор с одним довольно известным экспертом. Я мало чего тогда понимал в украинских делах и спрашивал коллегу, на кого в Украине мы можем реально опереться. Он ответил: в основном только на бандитов. А в Крыму? И в Крыму тоже на русских бандитов, слава Богу, там такие есть, и они смогут противостоять силовым структурам других не дружественных русским национальностей. И что, больше нет никого, кто был бы за Россию? Больше, на самом деле, никого, – следовал неумолимый ответ, – потому что Партия регионов со всеми ее ответвлениями и вариациями уже перекуплена другой стороной. Как это в точности совпадало с тем, что тогда говорили наши враги, – за Россию стоят только бандиты и коррупционеры, все остальные нормальные граждане хотят в Европу.

И вот эту атмосферу полной безнадеги вдруг буквально разодрало в клочья известие о митинге в Севастополе и особенно последовавшее на следующий день после митинга сообщение о революционном назначении гражданина РФ, предпринимателя Алексея Чалого, на пост «народного мэра» Севастополя. Тогда же Чалого впервые показали по российскому телевидению – тот эпизод, когда он зачитывал постановление возглавляемого им Координационного совета по управлению восставшим городом. В тот день стало известно, что Чалый чудом избежал ареста СБУ, но поддерживавшие его граждане и отряды самообороны заставили законодательное собрание города признать законными все действия Координационного совета. По первому взгляду на Чалого и его соратников стало ясно, что за Россию поднялись в последний и решающий момент отнюдь не те, на кого умудренные жизненным опытом эксперты предпочитали делать ставку, то есть не коррумпированное чиновничество, олигархи мафиозного толка или же оргпреступность. У России появились свои убежденные революционеры, и эти революционеры выгодно отличались от киевских национал-радикалов типа Яроша или Музычко.

Но далее были два дня полной неопределенности – как будет поступать Россия, вмешается она или предпочтет остаться в стороне. Если вмешается, какой вариант выберет – будет ли присоединять Крым, а вместе с ним и другие части Юго-востока, где в этот момент олигархи и подчиненные им силы безопасности наводили свой порядок, чтобы не допустить ничего подобного севастопольскому восстанию, или же согласится лишь на вариант независимости этих территорий. Эксперты боялись вслух произнести выражение «ввод войск», один мой коллега даже сказал тогда, что если вводить российские войска, то только вместе с турецкими. Скепсиса и испуга в московских кругах было больше, чем веры в победу.

Кончилось это известно каким образом. Но уже зная о счастливом исходе, следует все-таки разобраться в том, что побудило людей выйти на площадь с жестким требованием неповиновения мятежной киевской власти, в том числе и той, что как ни в чем не бывало продолжала заседать в Верховной раде и которая вроде обладала частичной легитимностью? Что может побудить современного русского человека решиться на революцию?

Книга о севастопольском восстании позволяет прийти к некоторым не совсем тривиальным выводам. Прежде всего, требуется очень сильная идейная мотивация. Дело не только в одном безусловном патриотизме. В истории севастопольской революции видно, какую важную роль в мобилизации актива восстания играл мемориальный комплекс «35 береговой батареи», созданный на свои средства Алексеем Чалым. Решение о митинге 23 февраля принимается на батарее, Чалого узнают в городе и принимают в качестве «народного мэра» прежде всего как создателя этого музея, авторы несколько раз обращаются к памяти героев севастопольской обороны, ее последнего форпоста в июле 1942 года. Вышедшие на митинг Народной воли будущие руководители революции сознавали себя, в сущности, таким же последним форпостом обороны на пути наступления украинского нацизма.

Это очень сильное сознание, которое парадоксальным образом соединяет в себе и верность имперскому долгу, и представление о том, что теперь, в силу отсутствия верховного командования, нужно не ждать приказов, а брать ответственность на себя.

Я когда-то писал, в связи с кончиной актера Вячеслава Тихонова, о настоящих русских людях, как о Штирлицах-Юстасах, потерявших связь с центром-Алексом, и по этой причине вынужденных принимать решение на свой страх и риск.

Пожалуй, это и есть исток подлинного русского гражданского самосознания – политический мыслитель Вадим Цымбурский назвал бы это явление, исходя из своей цивилизационной теории, «интериоризацией сакральной вертикали», чувством, что империя не то, чтобы умерла, но кардинальным образом преобразилась – теперь ее «сакральный центр» в каждом из нас. Повиновение внешнему авторитету сменилось добровольной верностью заключенному в нашем собственном разуме моральному закону.

Отсюда вторая важная предпосылка революции – наличие узкой группы людей, знакомых друг другу, не сомневающихся в личной порядочности друг друга, не допускающих в свой круг тех, кто в трудный момент испугался, предал, повелся на щедрые посулы, проще говоря, продался.

С внешней стороны люди, разделяющие эти нехитрые жизненные максимы, кажутся какой-то сектой, очень странной компанией людей, далеких от реальности, если под реальностью понимать законы аппаратной борьбы и логику распилов и откатов. А кто еще может решиться выйти на площадь в ту минуту, когда в общем нет никакой гарантии, что за этим не последует расправа – только люди, убежденные в том, что соратники их не предадут. И кто потом может отважиться выступить против коррумпированного начальства – только люди, понимающие, что коррупция никоим образом не проникнет в их круг.

Третья предпосылка – наличие харизматического лидера революции, и такой лидер в Севастополе нашелся. Им стал Алексей Чалый, который сразу произвел впечатление человека, которому просто не может не сопутствовать историческая удача. Он настолько личностно превосходил всех вождей киевского Майдана, что победа этих вождей над восставшим Севастополем казалось просто не представимой.

Наконец, еще один важный момент севастопольской революции состоит в том, что она явилась фактически контрреволюцией – законность уже была попрана Майданом, и любой компромисс означал не только предательство самой идеи русского Севастополя, но и согласие с откровенным произволом другой стороны. Примерно так же обстояло дело в 1993 году – защитники Верховного совета говорили о верности Конституции, попранной Президентом, но в глубине души чувствовали себя бунтарями и революционерами. Не пойди другая сторона на переворот, они бы не решились на революцию.

Думаю, что в феврале-марте 2014 года произошло не просто воссоединение России и Крыма, произошло нечто гораздо большое, именно в этот момент родилась действительно новая постимперская Россия с новым этическим кодексом, новым взглядом на мир, новым представлением о будущем. Очень может быть, что эта революционная искра погаснет, что ее просто задуют те, кто привык гасить все признаки живой жизни. Эта искра может и в самом деле полыхнуть новым революционным пожаром. Но может и разгореться в добрый очаг, который принесет тепло в наше жилище и позволит приготовить пищу. Все зависит от того, как мы обойдемся с наследием Русской весны и как мы будем смотреть на ее участников, как они сами будут оценивать свое собственное дело.

Смогут ли перевести свой опыт революционного участия в долгое и трудное строительство российской цивилизации? Это все большой вопрос, но чтобы приблизиться к его ответу, следует начать с чтения этого замечательного и простого описания истории последней русской революции и тех дней, когда эта революция еще не знала о своей неизбежной победе.

Автор: Борис Межуев

Историк философии, политолог, доцент философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Председатель редакционного совета портала "Русская идея".