Интродукция
На первый взгляд сербы кажутся жуткими пессимистами. И все-то у них плохо. И ничего-то у них нет. А будет ещё хуже и вообще. – Зажатые «на краю» великих империй (Османская империя, Австро-Венгрия, Российская империя), в состоянии вечной войны (здесь даже княжеский дворец расположен так, чтобы турки с той стороны Дуная не попали, а последствия «точечных ударов» НАТО изуродовали Белград, кажется, навсегда) и рассеяния, испытавшие невероятное количество разнообразных культурных влияний (всех вышеперечисленных империй: идешь по Белграду – вот тебе немного Вена, а тут вот отчасти и Петербург) – они сохранили свое лицо, которое не перепутаешь ни с кем, и удивительное жизнелюбие.
Как ни была трудна жизнь – по вечерам целые улицы и проулки (не часть тротуара, а именно улицы) превращаются в кафе, и можно прогуливаться, перемещаясь от столика к столику.
Сремски Карловцы
Разумеется, я не могла не поехать в Сремски Карловцы. Это неважно, что я второй день в стране и языка почти не знаю. Узнала у Зорислава Паунковича, откуда отходит автобус, купила билет, села и поехала. И как это бывает, дорога «обратно» (т.е. «улаз») была намного сложнее, чем дорога «туда» (т.е. «излаз»). Опытные путешественники знают, что так бывает нередко.
Маленький городок, уютный и чистенький, почти деревня; центр виноградарства, возводящий свою историю к XIV веку; центр православия в Сербии (здесь почти каждая улочка носит имя какого-нибудь митрополита. пройдешь пешком весь город – выучишь их имена наизусть), – и одновременно, девяносто лет назад, духовный центр эмиграции, центр раскола и страстей. На пути «обратно», ожидая проходящего автобуса уже без всякой надежды на его появление на автобусной станции, как две капли воды похожей на таковую в какой-нибудь деревне Синьково Тверской области, – только жара, и пыль, и горлица поёт, – я думала о том, что чувствовали эти люди – владыка Антоний, принявший острое и трагическое решение разрыва с Церковью в Советской России, барон Врангель, переживавший, – и переживший, – гибель Белого Движения? –
Мечта об Империи приводит, в конечном счете, к своим границам, «сворачивается» до размеров центральной площади крохотного южного городка, и, в конце концов, переживает сама себя.
Граффити
Сначала они меня ужасно раздражали. «Ну неужели нельзя это счистить или закрасить», – думала я, – «ведь центр города, в конце концов даже и неприлично как-то».
Потом я к ним привыкла. Основной тон Белграда – бурый и серый, зеленые крыши (австрийское влияние) и коричнево-красные черепичные крыши (национальный колорит), – служат отличным фоном для граффити. И даже тяжелое наследие царского режима, – архитектурные подвиги периода СФРЮ, – со временем слилось с общим колоритом, ибо этот город умеет благородно разрушаться и красиво стареть.
А тут какой-никакой – а стрит-арт.
Руска црква
Свято-Троицкая церковь в Белграде, скромно притулившаяся на задворках монументального храма св. Марка, – или Русская церковь, как ее тут все называют, – не отмечена в путеводителях. Построена она была в 1924 году, первым настоятелем её был о. Петр Беловидов, и в ней были – все.
Прот. Г.В. Флоровский, к примеру, был:
«Дорогой отец Сергий,
Поздравляю Вас со днем Вашего Ангела и с Праздником нашего Подворья и Института. Простите, что опаздываю это сделать. Последнее время много вспоминаю о прошлом, о недавнем прошлом, убеждаюсь в немощи и ограниченности нашей чел<овеческой> памяти и своей в частности не предаюсь напр<асным> сожалениям, хотя и вижу всю «историю упущенных возможностей» и очень чувствую: eheu, fugаces labuntur anni. [увы, проходят быстротечные годы] Для одной заказанной мне работы (не сл<ишком> интересной по существу) снова занимаюсь историей русской церкви, богословия и философии, хотелось бы написать некая επιλερομενα [послесловие, продолжение] к моим «Путям Русского Богословия» и дополнить их главой о Рассеянии, но это дело будущего, здесь и не все под руками. Пока собираюсь в этот четверг читать доклад «О происхождении современной традиции школьного богословия (Заветы и Задачи)», хотя не для кого читать, Fachgenollen [научная среда] исчисляется здесь даже не единицами, а по просту единицей (о. Иустин)*….»
(Флоровский-Булгакову, 1943, Белград)
*Архим. Иустин (Благое) Попович, (1894–1978), учился в СПбДА и в Оксфорде. С 1934 г. – доцент догматического богословия Белградского университета, один из создателей в 1938 г. Сербского философского общества. В 1993 г. был прославлен Сербской Православной Церковью как преподобный. Кроме прочего, автор известной среди «религиозных русских» книги «Философия и религия Достоевского», увидевшей свет в Сремски Карловцы в 1924 г. См. рец. Л.А. Зандера на нее: Путь. 1927. № 8. С. 149–15.
Кстати говоря. Именно в этой церкви до 1944 года хранились завоеванные русской армией наполеоновские штандарты. – и нашел свое упокоение бар. П.Н. Врангель: после его смерти в Брюсселе в 1928-м, через год, прах его был перевезен и захоронен в Русской церкви в Белграде.
Как великий воин. Рядом с наполеоновскими штандартами.
“На милыя могилки”: митрополит и профессор
Эти люди не понимали тех и то, что так люблю я – имяславие и софиологию: митрополит Антоний Храповицкий, один из трех претендентов на Патриарший престол в России, в 1924 году своей статьёй давший толчок к «спору о Софии» – и для РПЦЗ о. Сергий Булгаков до сих пор еретик; профессор Сергей Троицкий, одним из первых осудивший имяславие с точки зрения церковного права. Примечательно также, что проф. Троицкий, уже после смерти владыки Антония, с точки зрения того же церковного права, осудил и РПЦЗ.
Но мы не будем спешить с их осуждением. Теперь они покоятся неподалёку друг от друга, в Русском некрополе Нового кладбища в Белграде; вместе с десятками других, менее именитых в русской интеллектуальной истории. Владыка – в Иверской часовне Нового кладбища, а профессор – просто в «русском квадрате».
Вечная память!
*И ещё немного о митрополите Антонии. Когда я искала часовню Иверской, в голове почему-то вертелось незабвенное:
«За торжественным обедом у кого-то из синодальных сановников, где было много дам, присутствовал Антоний Волынский. Сидя среди важных дам, он вел “антониевы разговоры” с обычным своим вольнословием и свободоязычием. Сидевший поодаль старичок-архиерей из далекой Сибири одним ухом вслушивался в разговоры знаменитого владыки и, наконец, обратился к нему:
— Ваше Высокопреосвященство, я слышу, неоднократно упоминаете слово: Амур… Я знаю Амур: это река большая и судоходная…
(От С. М. Соловьева, слышавшего от Нестерова)»
(Сергей Раевский. В своем углу. VI. 77)
“На милыя могилки”: русский некрополь
«Конечно, за могилами надо ухаживать. Но нельзя же это делать так… по имперски!» – думала я, когда искала «своих».
Поясню: наше правительство выделило приличные субсидии на реконструкцию «Русского некрополя» на Новом кладбище в Белграде. В результате: были заказаны абсолютно одинаковые мраморные кресты и надгробия для всех русских, упокоившихся здесь; часть из них уже установлена, часть же – только ожидает своей участи. В итоге, на сей момент часть «Русского некрополя» представляет собой ряды идентичных надгробий и крестов, да ещё и установленных под одним углом, а часть – обрамленные в мраморные прямоугольники отверстые, безымянные и безгласные могилы.
Проф. С. Троицкому, кстати, ещё повезло: он умер в 1970-е, его могила была, видимо, в хорошем состоянии, и ее не «унифицировали».
Начинался дождь.
Уже после, укрывшись от дождя в ближайшем кафе и потягивая вкуснющий кофе «для сугреву», я немного успокоилась и подумала о том, что: этот город действительно умеет благородно разрушаться и красиво стареть. И дождь, время, ветер; «точечные удары» очередных условных турок через столетия сделают свое дело, – сделают почти незаметными и эти следы «реконструкций» и «унификаций».
