РИ: Статья Олега Головина «Режим сбитых прицелов», с которой мы возобновили работу нашего сайта под новым именем, вызвал большую дискуссию в сети. Некоторые наши постоянные авторы решили вступить в полемику. Мы предоставляем слово политологу и философу Владимиру Никитаеву, который сжато сформулировал основные претензии критиков текста.
Владимир Никитаев
В два конца ведет дорога, но себе не лги:
Нам в обратный путь нельзя.
Слава богу, мой дружище, есть у нас враги,
Значит, есть, наверно, и друзья.
Юрий Визбор. Ночная дорога
В прицелы всегда видна только война. Вопрос «зачем» для смотрящего в прицел уже запоздал и контрпродуктивен, так как ответ предопределен: затем, что если не ты, то тебя.
Вряд ли кто-то всерьез верит в то, что четвертый месяц всё «идет по плану», ситуация явно проблемная. И если «прицел сбит» или оптика не слишком четкая, то для прояснения надо бы, для начала, различить причины ситуации, то есть почему она возникла, и ее проблемы, то есть что именно мешает преодолеть проблемную ситуацию, справиться с ней.
Что касается причин, то, по моему мнению, они носят не целевой, но ценностный характер, и потому в прицел не видны.
Под «целью» обычно понимают объективируемый образ желаемого будущего, который служит регулятором действий: с этим образом сравнивается полученный на каком-то этапе результат и принимается решение в отношении следующего действия; соответственно, когда результат «совпадет» с желаемым, образ воплотится в жизнь, и цель, собственно, исчезнет как цель.
Отсюда ясно, что любая цель – временная, причем для нее имеют значение только модусы настоящего и будущего.
Ценности тоже регулируют поведение человека, но не так, как цели, а именно: определяют прежде всего то, что человек делать не будет (разве что, вынужденно, в силу крайней необходимости). Ценности суть то, что человек в какой мере уже имеет, бережет, стремится приумножить, то есть ценит; а если и меняет, то на еще более для него ценное, но он не будет их уничтожать или обесценивать каким-то иным образом. Ценности могут быть, и часто являются вневременными («вечными»), или, иными словами, безразличными к таймингу, и связывают настоящее с прошлым, которое, однако, не прошло, но пребывает.
Теперь вспомним кратко предысторию «специальной военной операции» (СВО).
Во второй половине 2021-го года руководство Российской Федерации ребром поставило перед руководством НАТО вопрос о гарантиях безопасности и указало «красные линии». Безопасность в данном случае есть ценность, безопасность в той или иной мере была у страны на протяжении десятилетий, но после развала СССР и расширения НАТО постепенно, но неуклонно сокращалась, пока, наконец, стало «дальше некуда».
Нужно было или совсем отказаться от обеспечения хоть какой-то военно-политической безопасности, отказаться даже от мышления в таких терминах, или принимать радикальные меры. Кое-то предпочел бы выбрать отказ, не считая риск нападения НАТО (или пронатовский Украины) на Россию заслуживающим внимания, да просто анахронизмом, как и имидж руководства страны, то есть предпочел бы выбрать позор для государства (с которым, вообще говоря, эти кое-кто не очень-то себя и ассоциируют), но ни в коем разе не войну. Тем не менее, в руководстве страны возобладала иная точка зрения, которая, в частности, и была выражена в требовании «демилитаризации Украины».
Повысила ли СВО безопасность страны?
Ответ зависит, главным образом, от того, чем она завершится: победой или поражением. Но в любом случае реальная, продемонстрированная готовность субъекта идти на самые решительные меры повышают для его противника порог принятия агрессивных решений.
Второй момент не менее важен, чем первый, тесно с ним связан, и также носит ценностный характер. Так или иначе Российское государство приняло на себя ответственность за живущих – и погибающих – в республиках Донбасса людей (даже российские паспорта им выдало). И бесконечный тупик минского процесса в любых форматах также поставил вопрос ребром: или Россия дожидается, когда киевский режим, накачанный западными «нашими партнерами» оружием под завязку, молниеносным ударом захватит и присоединит «отдельные территории Донецкой и Луганской областей», зачистив их затем от всего русского и русскоязычного, или всё-таки что-то сделает, чтобы исключить такое развитие событий.
Третий момент, о пересмотре, если не сказать выворачивании наизнанку, ключевых событий XX века, прежде всего – Второй мировой войны. И Украина, героизировавшая сначала западенских пособников гитлеровцев, а затем и сам германский национал-социализм, оказалась тут в первых рядах, даже лидером этого процесса. Именно на украинском черноземе взошла государственная реинкарнация германского нацизма как закономерное завершение превращения Украины в Анти-Россию.
Четвертый момент, last but least, гуманность: сбережение жизней, сочувствие страдающим людям и т.д. Русский народ, как известно, самый гуманный народ в мире, и гуманизм наш сегодня даже крепчает, временами вызывая недоумение.
Да, можно, наверное, понять попытку противопоставить политику очеловечивания врага в ответ на осуществляемую им политику расчеловечивания, но ведь всему должны быть время и мера, не так ли?
Все эти ценности: безопасность страны, ответственность за других, историческая истина и сохранение человечности – суть традиционные, консервативные ценности, вполне понятные подавляющей части русского народа. Проблемы возникают у руководства страны с переводом их в цели, то есть с четкой, измеримой постановкой целей, соответствующих ценностям и текущей ситуации.
До сих пор ни заявленные «демилитаризация» и «денацификация» Украины не получили необходимого смыслового наполнения и четкого целевого отображения, не обеспечили эффективного идеологического обоснования СВО (которая, по факту, привела на сегодня к прямо противоположному состоянию Украины). А заявления сверху, что «мы не намерены свергать киевский режим», блокируют любые попытки такого осмысления.
Тезис о «защите ДНР и ЛНР» не очень годился для объяснения нахождения российских войск под Киевом, тезис об «освобождении» находится в явном противоречии с позицией многомиллионной массы населения Украины, которое за восемь лет сроднилось с киевским режимом и практически во всём его поддерживало и, тем более, поддерживает теперь.
Идея Русского мира за десятилетия так и не была проработана, по сути, не продвинулась дальше границ концепта «воображаемого сообщества» из неолиберального арсенала идей, и оказалась еще более неадекватной за границами Донбасса, чем «освобождение».
Наконец, стихийно, снизу, идеологическое основание войны России с «коллективным Западом» на Украине сформировалось на основе памяти о Великой Отечественной войне. Тем более, что боевые действия проходят в тех же местах, где Красная армия воевала с врагом, собравшим в свои полчища практически все племена Европы (как и Наполеон когда-то), потому мы видим у ополченцев и военных ЛНР и ДНР те же флаги, с которыми воевали против Третьего рейха. Всякая же война, которую ведут русские и все, кто с ними, против нацизма – будь он германский, украинский или какой еще – это всегда война священная, и те, кто против нас в этой войне, неважно какой они национальности: еврейской, английской, французской, любой – оказываются среди нацистов, на их стороне.
Прошлую войну наши деды завершили Великой Победой, но слишком многим в мире эта победа встала и десятилетиями стояла – и стоит – поперек горла, и, наконец, они решились на реванш.
Но если это так, если российская государственная власть готова занимать позицию уничтожения новой версии нацизма, то демилитаризацию с денацификацией нужно выстраивать по соответствующим лекалам, не совершая время от времени вызывающие недоумение и вносящие сумятицу в умы переговорные телодвижения и «дипломатические» заявления.
Если, как заявил министр иностранных дел Сергей Лавров, мы готовы принять вызов тотальной гибридной войны со стороны коллективного Запада, то давайте уже его примем, и не будем просовывать ногу в захлопываемую Западом дверь с надеждой туда вернуться.
Или же менять нарратив.
Например, заявить, что на самом деле СВО – не война с нацизмом, что русские пришли на Украину с миссией своего рода просвещения украинцев, которых обманули наши общие враги (коварные злобные англосаксы) и заставили нас ненавидеть. А что потомки древних укров, к которым мы пришли, в ответ стреляют, жгут и тыкают ножом в глаз – так они не ведают, что творят, и нам нужно просто потерпеть маленько…
Не думаю, однако, что подобная смена идеологии имела бы массовый успех.
По сути, сложилась ситуация, когда можно – и нужно – произвести перезагрузку тридцатилетнего периода новейшей российской истории. Но хватит ли решительности, чтобы нажать кнопку перезагрузки до конца?
