Теракт в Крокус Сити Холле – это не только масштабная трагедия, вызвавшая у всех нормальных людей шок, сострадание и гнев. Он требует комплексного и тщательного анализа, поскольку, на мой взгляд, представляет собой новую страницу терроризма вообще и в России в частности.
Прежде терроризм был, во-первых, идейный, во-вторых, «авторский», манифестирующий в публичном пространстве определенные экстремистские силы и их цели, и, в-третьих, адресный, несущий определенное послание властям или определенной части элиты, например, о неотвратимости возмездия за те или иные действия. И всегда в качестве коннотации – указание на беспомощность власти, не способной, по большому счету, никого защитить даже на своей территории.
Террористы использовали теракт для выдвижения тех или иных требований, в типичном случае захватывая заложников («Норд Ост», Буденновск) или демонстрируя, что у них все население в определенном смысле является заложником (взрывы в метро). Своего рода классикой терроризма, сформированной эсерами и иже с ними в конце XIX – XX века, является демонстративное убийство известных государственных, политических или медийных персон, в наше время – это убийство Владлена Татарского и Дарьи Дугиной, а в предыдущие годы – лидеров Донбасса.
В нынешнем же случае террористический шок из средства превращен скорее в цель теракта, а вместо манифестации субъекта терроризма – его мистификация и создание некоего уровня неопределенности. Террористы могли скрыть свои бородатые рожи, однако, почему-то не сделали этого. Не поменяли авто. Почему? При настолько профессиональном планировании операции?..
Складывается впечатление, что тут имеет место своего рода двойная игра.
С одной стороны, если заказчиками и спонсорами теракта были спецслужбы Украины, некое российское «сопротивление» и/или их англосаксонские кураторы, а иных, более очевидных ответов на сакраментальный вопрос «Cui bоnо?» нет, то попытки перевода стрелок на ИГИЛ или еще куда подальше в исламском мире вполне понятны. И позиция по теракту, которую сразу же обозначили США, лишнее (или не лишнее) тому доказательство.
С другой стороны, настолько топорный перевод стрелок сам по себе может быть истолкован как «подстава» или «отвод глаз».
Вот только кто кого хочет подставить? Ни для кого не секрет, что киевский режим тесно взаимодействует и всячески поддерживает исламских экстремистов на территории России. Может ли такое быть, что Киев решил подставить одну из этих экстремистских группировок? Или наоборот, какая-то экстремистская группа решила подставить Киев? Потому и действовала так грубо, и бежала в сторону украинской границы. Или, третий вариант, в данном случае все возможные и реальные заказчики действовали если и не рука об руку, то в общих интересах.
Очевидным образом подставить при этом хотели мигрантов. Понятно, что тотальные репрессии против самой массовой части мигрантов – таджиков – вызовут враждебную реакцию и рост радикальных настроений как среди таджиков (в том числе в самом Таджикистане), так и среди прочих мигрантов-мусульман, повысят градус межэтнической и социальной напряженности внутри России, возможно даже вызовут столкновения на межэтнической почве (погромы, массовые драки, убийства).
Заказ через Интернет идеально подходит как для сокрытия настоящих заказчиков, так и для переноса общественного гнева на ту диаспору, к которой принадлежат террористы, ибо только про них – в случае их поимки или убийства – будет стопроцентная уверенность.
Вторая цель – спровоцировать акцию неизбирательного возмездия Украине со стороны России. Поскольку ситуация с заказчиками остается в статусе highly likely, нам будет трудно обосновать законность такого возмездия. В любом случае российские власти всегда порицали т.н. «коллективную ответственность», тем более, продолжая считать украинцев «братским народом».
Третья – вызвать дезорганизацию в силовых структурах и в целом в системе государственной власти, вынудив ее к лихорадочным, непродуманным решениям и действиям, к распылению сил и средств, чему неопределенность – а значит, и непредсказуемость – будет только способствовать.
В любом случае реальным заказчикам, спонсорам и организаторам невыгодно светить себя, а потому лучший вариант – это исполнить теракт чужими руками, максимально «напустив тумана» и вбросив ложные цели.
Анонимное привлечение наемников, идущих убивать за деньги, а не за ту или иную идею, еще более усиливает прокси характер этого чудовищного акта. Ведь в сознании его исполнителей это даже и не террор, а просто хорошо (по их меркам) оплачиваемое убийство людей, которые им, возможно, вообще безразличны (или вызывают ненависть на бытовом, а не идейном уровне), как безразлично и государство, в котором они учинили этот акт.
Проще говоря, перед нами акт, в котором границы между террором и заказным убийством, если и не стерты, то как бы мерцают, не позволяя однозначной квалификации с точки зрения традиционных дефиниций и категориальных оппозиций.
Нельзя сказать, что с аналогами или прототипами схемы, по которой был организован и осуществлен этот теракт, мы не сталкивались ранее – сталкивались, начиная с поджога релейных шкафов, военкоматов и до совсем недавнего залива зеленкой избирательных бюллетеней. Однако же оказались готовы примерно так же, как к массовому применению БПЛА на театре военных действий, то есть никак.
Еще раньше начались негативные изменения в миграционных потоках и поведении мигрантов на российской территории. Тут и международный опыт уже был предостаточный, однако же, и здесь российские власти оказались не готовы к сегодняшней ситуации.
Мы оказались не готовы:
ни идеологически – кроме референции к нацизму, озвученной в очередной раз, почти что ничего и нет;
ни законодательно – в законах огромный дисбаланс между наказанием за нанесение символического ущерба (за фейки, проще говоря) и за нанесение материального или физического (убийство, тяжкие телесные повреждения) ущерба;
ни практически – чего стоит хотя бы факт безоружности охраны массового скопления людей.
Одна из двух частей популярного определения революционной ситуации гласит, что «верхи не могут по-старому». Но ведь, в действительности, как показывает история, по-старому не может никто, в том числе и низы, чего бы там они ни хотели. Кроме того, это характеристика не только революционной ситуации, но практически любого исторического изменения, поскольку историческое изменение – это такое изменение, итог которого никто, по сути, не может предсказать, а потому не способен адекватно реагировать. Не работают не только существующие нормы, паттерны и схемы поведения, но и способы прогнозирования и предвидения. Всякие вдохновенные пророки и провидцы, дар и метод которых неясен даже для них самих, а правота подтверждается постфактум, не в счет. Поэтому в результате исторических трансформаций, в особенности революционных, всегда происходят более или менее существенные изменения в элитах, власть предержащих и в социальной структуре в целом. Собственно, те группы и лица, которые каким-то образом найдут адекватную происходящему социокультурному слому стратегию поведения и станут новой правящей элитой. Не случайно Президент Путин обратился к теме новой российской элиты.
То же самое можно сказать и про войну или нечто подобное ей. В отличие от военной операции, даже самой специальной, в которой всё происходит быстро и решается за счет использования наличных сил, в длительной, позиционной войне на передний план выходит соотношение ресурсных потенциалов – человеческих, производственных, финансовых, интеллектуальных и других – воюющих сторон. Очевидно, однако, что мало иметь потенциал, нужно еще уметь им распорядиться. Умение распорядится даже важнее, ибо, как говорил Суворов, воевать нужно не числом, но умением. Подготовленные к прошлой войне стратегии, тактика, материально-техническое обеспечение и кадры раньше или позже становятся неэффективными, и побеждать начинает та сторона, которая первая сможет выстроить новую систему организации и управления в вооруженных силах, экономике и во всех прочих сферах государственной власти.
Не хочу допускать даже мысли, что первой к новой, эффективной модели организации и управления придет не наша, русская сторона. И чем раньше мы это сделаем, тем менее кровавую цену за победу нам придется заплатить.
23.03.2024
