Отдадим должное Александру Дугину и его соратникам, они умеют придумывать яркие, политически заряженные мемы, способные завоевать внимание соотечественников. На минувшей неделе состоялся семинар сайта Царьград под названием «Деколонизация сознания» с участием самого Дугина, владельца Царьграда Константина Малофеева и ряда приглашенных ими философов, и вот уже известно, что Зиновьевский клуб готовит на 26 сентября заседание под названием «Новая деколонизация как дезападнизация», на котором тоже будут присутствовать философы.
От самого термина не отмахнешься, выражение «деколонизация науки» имеет полную легитимность как раз в западных университетах и колледжах, где оно неразрывно связано с «постколониальным сознанием» и «постколониальными исследованиями». Предполагается, что многие философские идеи, которые кажутся европейцам вполне рациональными, на самом деле представляют собой идеологическую легитимацию колониального господства. Европейская рациональность — это на самом деле рациональность белого мужчины, посредством разного рода философских идей обосновывающего свое господство над разного рода меньшинствами, расовыми, этническими, гендерными. Дугин и его соратники прекрасно понимают, что в некотором смысле неуязвимы от критики справа и слева: сторонники национальной самобытности найдут в идее «деколонизации» осуществление своих мечтаний, те, кто, задрав штаны, бежит за западной идеологической модой, услышат в «деколонизации» отзвуки тех же самых настроений, которые породили так наз. критическую расовую теорию. Странно, что приверженцы «деколонизации» еще не изобрели «критическую цивилизационную теорию», в которой подвергалось бы жесткому осуждению то, что, по их мнению, обусловлено западным цивилизационным господством.
По правде говоря, такая теория и в самом деле необходима, но здесь следует обратить внимание на слово «критический»: оно часто забывается нашими сторонниками «деколонизации». Полагаю, что критике нужно подвергнуть в первую очередь саму «деколонизацию». Вне всякого сомнения, очень многое из того, что проповедовалось ранее с академических кафедр, являлось продуктом господства каких-то групп населения над другими: собственников над малоимущими, держателей силового ресурса над безоружными гражданами, наконец, тех, кто приобщен к западным интеллектуальным клубам и сетям, над теми, кто вынужден довольствоваться национальной средой и почвой. Следы этих вариантов господства повсеместны, смешно их отрицать.
Но если мы отказываемся от чужого культурного влияния, что у нас остается. И каков критерий, от чего следует отказаться и что принять, что подлежит деколонизации, а что требует сохранения как элемент классической — равно приемлемой для всех стран и народов — традиции. Отказываемся от либерализма, но почему сохраняем европейский традиционализм? Низвергаем авторитет Поппера, а что от нас требует поддерживать авторитет Генона или Хайдеггера?
Константин Малофеев в своем выступлении на семинаре Царьграда, процитировав Николая Данилевского, сказал, что наука должна быть национальной. Понятно, что имел в виду в свое время Данилевский, он хотел сказать, что русской науке следует отказаться от естественно-научного материализма, в частности, от столь популярного тогда и сейчас дарвинизма. Он в этом своем отрицании дарвинизма был отнюдь не одинок: в Германии тогда начал бурно развиваться в рамках биологии так наз. витализм, утверждавший, вопреки теории Дарвина, что в природе все-таки есть целесообразность, и поэтому природу нельзя исследовать материалистически. Данилевский по существу и был русским виталистом и хотел перестроить всю систему русского образования в духе биологических представлений Аристотеля. Заявка была очень и очень амбициозная, и кто знает, могла ли она реализоваться. Проблема была в том, что витализм при последовательном его развитии уводил от христианства еще дальше, чем материалистический дарвинизм. Получалось, что есть люди и народы, в которых в полной мере проявилась нематериальная идея человечности, а есть люди и народы, изначально менее приспособленные к жизни и развитию. Отсюда мог следовать и такой вывод, что есть народы, призванные править, а есть те, что обречены подчиняться. Материалистическая антропология выглядела чуть более эгалитарно и демократично.
Так что с национализацией науки все обстоит не так просто. Как и с Данилевским. Спикерам «деколонизации» имело бы смысл говорить более откровенно, поскольку, как мне представляется, каждый из них на самом деле хочет не освобождения от Запада, но хочет установить приоритет своего, «излюбленного» Запада над тем Западом, от влияния которого он хотел бы избавить родное Отечество.
Скажем, Дугин и его единомышленники хотят приобщить Россию к «темному Логосу традиционализма», к идеям «черного барона» Юлиуса Эволы, которому посвящено последнее, только что вышедшее в свет творение отечественного мыслителя. Они хотят, чтобы Россия стала неким подобием той «языческой империи», о которой этот барон мечтал и которую противопоставлял христианскому Риму. Все это мало имеет отношения к «деколонизации». И не очень понятно, чем так уж плох, с точки зрения Дугина, тот новый, тоже в какой-то мере «языческий» Рим, который мы сегодня предпочитаем называть «коллективным Западом»? Осталось только окончательно отречься от Христа, и можно спокойно ссылаться на Эволу.
«Зиновьевцы» менее понятны в своей культурной ориентации, но, думаю, что они также за Запад — только не либеральный, но коммунистический и марксистский. Само по себе это и не плохо и не хорошо, только «деколонизация» тут не при чем. Как и «дезападнизация».
Между тем, существует вполне реальная, абсолютно серьезная проблема. Россия в ближайшие несколько десятилетий действительно будет развиваться в отрыве от западной цивилизации, как она формируется на сегодняшний день. Действительно, очень много концептов в нашем национальном сознании пришлось на время, когда мы верили в то, что являемся законной частью Европы, а интеллектуалы всего мира якобы составляют единое интернациональное сообщество без границ. Нет ни малейшего сомнения, что эти представления остались в прошлой жизни. Придется относиться к Западу критически. Не замечать этого невозможно, так же как невозможно не понимать и не предвидеть, что это нынешнее резко опустевшее и, будем говорить откровенно, деградировавшее интеллектуальное пространство, скорее всего, займут всякие «черные бароны» разной степени инфернальности. «Деколонизация» ведь породила не только Махатму Ганди, она породила в том числе императора Бокассу, равно как и других людоедов, далеко не только в переносном смысле.
Интеллектуальный класс России должен был бы готовиться к нынешнему моменту «развода» с Западом, чтобы возглавить процесс «деколонизации» и предложить правильные формулы ее осуществления, так, чтобы освобожденная от «колониальной зависимости» Россия напоминала в большей мере Индию, а не Центрально-африканскую империю. Однако интеллектуальный класс по большей части присягал на верность глобализации, чем сегодня и воспользовались поклонники «черных баронов».
Сегодня тень «черного барона» легла на Академию наук. Сторонники Дугина и наследники Зиновьева не скрывают, что хотят осуществить своего рода идеологическую «прополку» московских академических институтов. Институты эти лишены какого-то внятного языка самозащиты, они надеются просто на инстинктивный страх лиц, принимающих решения, перед сторонниками «темного логоса» и перед борцами с западной наукой. Боюсь, что этого страха, вполне понятного и оправданного, мало для успешной контригры. Нужна, конечно, внятная философская позиция по поводу того, что нам от Запада следует взять и от чего стоит отказаться. Индия после деколонизации оставила из наследия колониальной эпохи, включая институт парламентаризма и государственный английский язык. Она добилась сегодня огромного рывка и является самой бурно развивающейся экономикой мира. Боюсь, что индийская модель «деколонизации» отнюдь не та, о которой мечтают люди, придерживающиеся данного термина. И поэтому нам сейчас нужна серьезная философская критика «деколонизации» для того, чтобы не опуститься на цивилизационное дно.
Первая публикация – на сайте PublicO.
