РИ представляет отдельные главы из книги нашего постоянного автора, историка и публициста Ильи Смирнова «Прекрасный дилетант. Борис Гребенщиков в новейшей истории России» (М.: Издательство ЛЕАН, 1999). В какой-то степени этой публикацией мы хотим еще раз воскресить некоторые эпизоды нашей истории 35-летней давности, истории, в которой лидер АКВАРИУМА сыграл далеко не последнюю роль. Песни Бориса Гребенщикова, которому вчера, 27 ноября 2022 года, исполнилось 69 лет, стали своего рода саундтреком нашей первой перестройки, во всяком случае того ее кульминационного момента, который пришелся на 1987 год.
Вспоминая тот год, трудно освободиться от магического воздействия песен, таких как «Город золотой», «Партизаны полной луны», «Аделаида». И в том числе и особенно — преисполненного эсхатологического оптимизма реггей с рефреном «Мир как мы его знали подходит к концу». Вот о том, как тот мир подходил к концу, и что вставало вслед за ним, и рассказывает книга Ильи Смирнова, посвященная, может быть, не столько герою, сколько его странному и уникальному месту в новейшей истории России.
***
От автора. Последние действия Бориса Гребенщикова вызывают искушение вовсе вычеркнуть эту личность из истории. Новая мода: вовсе отрицать за ним какие-либо достоинства и вклад в отечественную культуру. По-человечески понимаю (самому обидно, что столько сил и времени потрачено на иллюзию свободы, которая обернулась еще худшим конформизмом, чем в комсомоле и советской эстраде). Однако такой подход – антиисторический, научно ущербный и практически вредный. Всякое явление нужно изучать и оценивать в его родном контексте. Конъюнктурные провалы советской историографии – этот стал врагом, значит, всегда им был, а того и вовсе нельзя упоминать – побуждали читателя к поиску информации в чужой литературе.
В 80-е годы АКВАРИУМ – явление заметное далеко за рамками своего жанра (вида) искусства. События и оценки того времени помогают понять и лидера группы, и судьбу дела, ради которого он в 1980 г. оставил родную профессию, и реакцию множества молодых людей, физиков и лириков, которых именно песни Гребенщикова вовлекли в орбиту русского рока.
«Мы приняты в приличных домах»
Прописка в истеблишменте давала долгожданное ощущение стабильности и защищенности, созвучное настроению тогдашних песен АКВАРИУМА.
«— А когда ты почувствовал, что все — они с тобой уже ничего не смогут сделать?
Б.Г: После знакомства с Вознесенским. Теперь я мог совершенно спокойно им говорить: это, мол, мне сказал Боб Дилан, друг Вознесенского. «А! Вознесенский — поэт!» — говорили они».
«Здравый социальный смысл требовал восстановления естественного равновесия между обществом и рок-н-роллом. Именно «Аквариум” — самую, на взгляд общества, «культурную» группу, первым подхватила волна признания, закружила и подняла на неестественно головокружительную высоту, не давая практически ни опомниться, ни вздохнуть», — так определила суть происходившего Ольга Сагарева. (Обратите внимание на патетичный тон: будто бы речь идет о тяжелом физическом испытании— о переходе через Гималаи или о застенках гестапо).
Светское общество охотно распахнуло объятия самому «культурному», спокойному и предсказуемому из вождей подполья. Забавные гримасы Клио! Во второй половине 80-х АКВАРИУМ стали ценить за отсутствие именно того, что привлекало к нему внимание на фестивале в Тбилиси. Легализация его началась гораздо раньше, чем Ю. Шевчука или А. Башлачева, еще до всякой перестройки, причем сразу же приняла несимпатичные формы противопоставления «хороших мальчиков» — «мальчикам плохим». Только вчерашнего шалуна перенесли из черного списка в белый. Общая схема была разработана еще в 1985 г. (через год ее возьмут на вооружение многочисленные СМИ и инстанции)
«Да, я знаю “Примус», знаю «Зоопарк», знаю даже «ДДТ». Старый отработанный cпособ «ты мне — я тебе» работает отлично, и вот уже из колонок, выставленных на подоконнике, доносится надломленный тенорок: “Девочка сегодня в баре. Девочке пятнадцать лет!»… Тревожит то, что наряду с произведениями, может быть, не очень профессиональными, но зато вполне искренними, на магнитофонных кассетах распространяются записи нарочито примитивные, пошлые и откровенно циничные». Так морализировал в популярном журнале «Юность» Василий Голованов, сваливая в кучу злобно-антисоветскую панк-группу ДК, ПРИМУС Юрия Лозы (может, и в самом деле примитивный, но не более, чем эстрадные песни на стихи главного редактора «Юности» Андрея Дементьева) — и ЗООПАРК с ДДТ. Все перечисленное (кроме Дементьева) — «тревожит» молодого журналиста. А вот что его обнадеживает: «В Ленинграде работает единственный пока у нас в стране рок-клуб (которым руководит горком комсомола), куда можно прийти и, не прибегая к «помощи» сомнительных посредников, послушать джазовые опыты Сергея Курехина, и полифонический рок «Аквариума», и парадоксальные музыкальные пародии «Странных игр»… И я уверен, что каждый, кто слышал «Аквариум» Бориса Гребенщикова (на мой взгляд, самую сильную из нынешних самодеятельных групп), уже не сможет без некоторой брезгливости относиться к той музыке, которой сейчас накачивает публику «Примус».
Для другого рыцаря пера Александра Щуплова «нигилизм и неустроенность героя… эрзац-поэзии» Бориса Гребенщикова (1984) в 1986-м плавно трансформируются в «щемящее чувство светлого одиночества» его поэзии (уже без «эрзац»).
После смерти Александра Куссуля АКВАРИУМ погружается в бюрократиаду с изданием фирмой «Мелодия» первого «настоящего» диска. Проходят два заседания худсовета, в поддержку своих талантливых знакомых выступает Андрей Вознесенский , который для собравшихся не просто знаменитый поэт, но также текстовик Аллы Пугачевой и Раймонда Паулса.
«Друзья его позвонили в тревоге — худсовет «зарубил его первую пластинку», назначен новый худсовет, чтобы дорубить окончательно. Я приехал туда — оказалось, это не совсем сборище монстров, просто им надо было объяснить стихи. Так был принят диск— первый диск Гребенщикова». (А. Вознесенский).
«Когда Джоанна выпустила «Красную волну» в Америке, на нас обратила внимание «Мелодия», — вспоминал БГ, —
– Могу я что-то новое вставить в альбом?
– Нет денег на студийное время, — был ответ.
Пластинка «Мелодии» отличается от «Красной волны» тем, что собрана только из двух последних тропилловских альбомов (5 песен с «Дня серебра», 4 — с «Детей декабря»). Конечно, она способствовала популяризации среди тех, кто не был вхож в «кулуары подполья»: первый московский тираж — 25000 (раскуплен за несколько часов), ленинградский — еще 10000, общий тираж, по данным Интернет-Справочника составил около 2 миллионов. Но с другой стороны, альбом формировал чрезвычайно одностороннее представление о группе. Не удивительно, что ее воспринимают как «салонный рок» (см. ниже).
«Дистиллированный диск фирмы «Мелодия» (А. Дидуров). «Мы должны были стоять в очереди за своим альбомом. Мы даже не получили ни одного авторского экземпляра диска, чтобы подарить родным и знакомым. Никто из нас не получил ни копейки». (П. Трощенков)
«Альбом вышел, и я возненавидел его». (БГ)
Но все эти проблемы становятся достоянием гласности значительно позже. Интервью БГ, данное «Московскому комсомольцу» по ходу работы, носит вполне благостный характер.
«МЫ ВКЛЮЧИЛИ (выделено — И.С.) в пластинку композиции последних двух лет. Они знакомы слушателям по нашим программам «День серебра» и «Дети декабря».
24 октября ленинградское ТВ снимает с АКВАРИУМОМ (без Гаккеля) и второй «Музыкальный ринг». Уже не под рубрикой «пародисты», как бы всерьез записываются 11 хороших песен разных периодов и беседа исполнителей с подсадной аудиторией, достаточно невыразительная, чтобы ее можно было безбоязненно повторить по 1 программе ЦТ (17 января 1987).
«Урок лояльной стрижки рок-художника «под бокс», «полубокс», «бобрик», для «миллионов поклонников Боба» (Алексей Дидуров). В «Ринге» прозвучала старая песня «Игра наверняка». То, что в 82 г. воспринималась как 100% фантасмагория, обернулось бытовым реализмом:
Мы стали респектабельны,
Мы стали большими,
Мы приняты в приличных домах.
Я больше не пишу сомнительных текстов,
Чтобы вызвать смятенье в умах.
Мы взяты в телевизор, мы пристойная вещь.
Нас можно ставить там,
Нас можно ставить здесь,
Но в игре наверняка что-то не так».
Чуть позже — невиданного масштаба выступления в ленинградском 8-тысячеместном Дворце Спорта «Юбилейный» (с 28 октября по 2 ноября 1986 г.) под уже знакомым девизом «Движение в сторону весны». Александр Житинский «очень опасался, что АКВАРИУМ не сделает аншлага на восьми концертах подряд — и ошибся! …Популярность БГ действительно огромна. …Один концерт он спел с температурой 39 градусов, жаловался на голос, на микрофон, который регулярно бил его током по губам, когда он прикасался к нему, —это было видно из зала, — и все равно это были счастливые мгновения… Это были звездные часы..».
Комментарий самой звезды: «Все, что происходило в «Юбилейном», чудовищно, и к музыке не имело никакого отношения. Нам предоставили допотопную аппаратуру шестидесятых годов. Она постоянно фонила, отключалась. Меня лично два раза било током и чуть не убило. В зале ничего не было слышно, а ведь нам очень важно, как будут воспринимать наши тексты. На нас просто хотели сделать план. В итоге ни мы, ни слушатели, не остались довольны. В таких залах все же лучше устраивать хоккейные состязания».
Многочисленные инциденты со службой охраны порядка вынуждали музыкантов со сцены заступаться за публику. Эт не помогало. В результате Гаккель отыграл только три концерта из восьми — и дальше отказался участвовать в «звездных часах». Часть дохода была перечислена на счет рок-клуба, и сами музыканты очередной раз оказались ни при чем. Процесс становления «культурной» группы сопровождался, простите за парадоксальную формулировку, и более культурными событиями. К таковым, несомненно, следует отнести спектакль Свердловского Театра Юного Зрителя «Прощание в июне» по пьесе Александра Вампилова (режиссер Владимир Рубанов, в роли Колесова — Олег Гущин). «Была в Колесове независимость и раскрепощенность талантливого человека. Его бесшабашность отсвечивала какой-то особой карнавальностью. Может, именно по этому появились в сугубо бытовой, казалось бы, вампиловской пьесе подобия дзанни — слуг просцениума из старинной комедии дель арте. Они переставляли декорации, изображали птичьи трели, они поливали героев из лейки, имитируя дождь. Впрочем они и пели. Пели специально сочиненные к спектаклю зонги только входившего в моду Бориса Гребенщикова».
Свердловский ТЮЗ — один из самых ярких театральных коллективов в России 80-х — 90-х годов, с ним постоянно сотрудничал основоположник уральского рока Александр Пантыкин. Поэтому неслучайно к работе над вампиловским спектаклем завлит Олег Лоевский привлек не Юрия Лозу (как первоначально предлагалось), а БГ. Тот несколько раз ездил в Свердловск, заработал там целых 700 рублей и написал 6 песен — с помощью Сергея Курехина, который записывал ноты. Песни эти никогда не издавались (ни в аудио, ни в текстовом варианте), но существует запись, где их поет Гребенщиков.
18-20 февраля 1987 г. в Большом концертном зале «Октябрьский» — совместные концерты с камерным оркестром старинной и современной музыки Равиля Мартынова. «Участники и организаторы шли на известный риск. Воспримут ли поклонники «Аквариума» произведения композиторов XVIII столетия? Не будет ли сорвано выступление оркестра? С другой стороны, заинтересуются ли композициями Гребенщикова остальные слушатели…? Найдут ли общий язык музыканты оркестра и ансамбля?» (О. Сакмаров)
Специально к этим концертам композитор Леонид Десятников делает аранжировки двух песен АКВАРИУМА, который пополняет свой состав скрипачом Андреем Решетиным по прозвищу «Рюша» (1.02.1963) — это товарищ Куссуля по музыкальной школе и консерватории, где учился двумя курсами младше, и Иваном Воропаевым — альтист, выпускник той же школы, но пришел не из консерватории, а из тюрьмы, где отсидел 3 года за хранение наркотиков. «Оба были куссулевскими знакомыми и когда-то играли вместе с ним — для нас это было достаточной рекомендацией» (БГ).
Третий новобранец — звукорежиссер Вячеслав Егоров, один из воспитанников Андрея Тропилло, работавший в 1984 году с Гаккелем в клубе поселка Васкелово под Ленинградом (Егоров -техником по звуку, Гаккель -по свету). В программе каждого концерта чередовались выступления рок-группы и оркестра, а в финале они играли вместе. Против всех опасений, рок-аудитория (еще не выродившаяся в тупую «тусовку») тепло приняла классических музыкантов.
«Рок-музыка не зачеркивает все остальное, а является лишь одной из сфер реализации духовных устремлений человечества, — подводил итоги Олег Сакмаров. — Сделан шаг в преодолении «несовместимости» разных пластов музыкальной культуры».
Действительно, февральская серия в «Октябрьском» достойно продолжает ряд экспериментов — «Электрошоков» 1982-1983 гг. Участники проекта старались вместе решать творческие задачи, каждый — средствами своего искусства, но «с интересом и уважением к исполнительской манере друг друга». О следующей попытке публичного соединения «разных пластов музыкальной культуры» этого уже не скажешь.
В апреле 1987 г. в Ленинграде состоялся пленум Союза Композиторов РСФСР, посвященный 70-летию Великого Октября. К пленуму в общем потоке либерализации прибило неожиданную культурную программу — показательный концерт-диспут «Вокруг рока» во Дворце Молодежи. Для этого в Питер впервые приехал из Свердловска НАУТИЛУС — и дал один из лучших своих концертов, архитектурно-выверенный в каждой детали. Не уступая московским «профессионалам» сыгранностью, свердловчане превзошли питерских «любителей» смелостью: профессионально исполнили композиции очень большой социальной остроты (и глубины).
«Как и многие советские рок-артисты, музыканты не умеют двигаться. Это объясняется как отсутствием школы и специалистов, так и своеобразным («магнитофонным») мышлением – ведь долгие годы сцена была недоступной. Слава (Бутусов —И.С.) и его товарищи по группе обратили этот недостаток в достоинство: они отказались от сцен — движения вообще, что очень удачно совпало с характером их композиций, где преобладали «холодные» аранжировки, «хрупкая» вокальная фактура и боль отчуждения. Все это создало уникально целостный стиль, гипнотизирующий зал», — вспоминает тогдашний администратор НАУТИЛУСА Александр Калужский. Вопреки многочисленным предостережениям они спели «Скованных одной цепью» — песню, впоследствии высоко оцененную Гребенщиковым. «Зал (точнее его неофициальная часть — И. С.) завелся с первых же тактов «Шара цвета хаки» — а на «Скованных…» стало понятно, что в России появилась супергруппа».
АКВАРИУМ, который завершал программу (по традиции, самая знаменитая команда выпускается в финале), должен был поддержать престиж питерского рока. Но даже такой преданный его популяризатор, как Александр Житинский, вынужден был признать, что его любимцы оказались не в состоянии поддержать даже самих себя. Им понадобились на сцене стулья, чтобы присесть. «В пении БГ была некоторая усталая снисходительность: вы хотели послушать, ну что ж… Об АКВАРИУМЕ уже трубили во всех газетах, и Боб мог себе это позволить».
Другие очевидцы, наблюдавшие газетных любимцев после НАУТИЛУСА, высказывались менее дипломатично: «Получился контраст не социальный и не стилистический, а какой-то физиологический: молодости и дряхлости (хотя они и были почти ровесники). Лениво-высокомерные лица, ненастроенные инструменты, спотыкающаяся программа — то ли рок, то ли Политбюро при Леониде Ильиче»
А вот как та же ситуация выглядела с официальной стороны холма: «Несколько салонный, с моей точки зрения, АКВАРИУМ, со спорными поэтическими достоинствами песен Гребенщикова, завоевал себе уже официальное одобрение позитивностью эстетической программы, а может быть, обаянием личности своего лидера. Зато НАУТИЛУС, словно по контрасту, обнажил все, что так симптоматично для сегодняшней негативной проблематики рок-музыки: отрицание ради самого отрицания, агрессивность без цели, эпатаж …посредственное владение поэтическим и музыкальным арсеналом рок-музыки. Отсюда и выход лидера ансамбля в галифе, с Георгиевским (?!) крестом на груди… слов разобрать нельзя, а из того, что услышали, есть такой, например, перл: «Ален Делон не пьет одеколон», ритмы, мелодии похожи один к одному. И, конечно, децибелы, децибелы…» (А. Александров. «Советская культура»).
«Гвоздем вечера был НАУ, и вбит этот гвоздь был прямо в пленум несчастных композиторов, что стало ясно на последовавшем в Зеркальной гостиной обсуждении… Посеревший Тухманов сидел безразлично и даже чему-то улыбался.. .Родион Щедрин вздохнул и сказал: «А что? Все мы «скованные». Я лично скованный…» Про лучшую группу Ленинграда как- то забыли, и вспомнили только когда «во время выступления Гладкова на сцену выскочила Ната из «Зомби» (Наталия Комарова — И. С.) и крикнула, что Тита забрали в ментовку». Участники диспута «Вокруг рока» приняли участие в освобождении Александра Титова, по старой привычке угодившего после концерта в ближайшее отделение милиции. А Тит вступился за Наташу Васильеву. Боевая подруга АКВАРИУМА (напомним: она вместе с БГ когда-то учреждала журнал «Рокси“) профессионально занималась фотографией и в качестве штатного фотографа Ленинградского рок-клуба пыталась продавать свою продукцию на концертах. «Мыслимое ли дело? Повязать без разговоров, что еще за новости!… И никто ведь не заступился, кроме Тита»(Н. Васильева).
Самое печальное для БГ — что его новые друзья-покровители, за редчайшим исключением, имели поверхностное представление о том, чем он занимался. Зачастую просто использовали экстравагантных «неформалов» для решения каких-то собственных проблем или для развлечения скучающей светской публики «молодежным колоритом». Даже сотрудничество с Вознесенским началось с дурного анекдота. Судьбоносной статье Вознесенского в «Огоньке» «Белые ночи Бориса Гребенщикова» оказался предпослан набранный жирным шрифтом врез про «популярных композиторов «новой волны»…талантливых ленинградцев Б. Гребенщикова и В. Резникова, москвичей И. Николаева, Ю. Чернавского, А. Макаревича…». Вообще-то, нельзя придумать оценки более красноречивой, чем перечисление через запятую. Документальный фильм французского ТВ «Рок вокруг Кремля» представил под рубрикой «альтернативной идеологии молодых» следующее меню: АКВАРИУМ, КИНО, группу Стаса Намина и «отрывки из интервью Пугачевой». Режиссер Сергей Соловьев объединил своего «давнего друга» Гребенщикова с «Сережей Африкой» и «Дуней Смирновой»: «Узнав их, прожив с ними почти два года, я полюбил их еще больше, чем сторонне любил за искусство». (За КАКОЕ «искусство» можно было полюбить «Сережу» с «Дуней»?!).
«Мы не очень властны над этим, — скажет потом БГ «Урлайту». — Тут есть часть и нашей вины, но журналистов, которые об этом пишут, никак не остановить… Мне бы не хотелось упоминаться в одной газете с Игорем Николаевым. Но вот, запишем мы, предположим, новый альбом, и вдруг он станет популярным. И мы будем упоминаться в одной газете с «Ласковым маем»… Почему 15 лет тому назад мы на советские газеты не обращали внимания, а теперь начали обращать? Меня это тревожит. То, что мы вдруг начали всерьез воспринимать наше телевидение, радио, прессу, хотя никогда в жизни их всерьез не воспринимали. Ведь ничего не изменилось».
Можно согласиться с тем, что музыкант не властен над тем, как слово его отзовется в «независимой» прессе. Можно поверить и в то, что фантастический «диалог с БГ», опубликованный в «Аргументах и Фактах», независимо от БГ сочинен корреспондентом Н. Солдатенковым. Вопрос корреспондента: « Отношение к «подпольному» року?» Ответ Гребенщикова: «Подполье любит сумерки, а как только появляется лучик света, вся нечисть расползается по углам. Печально известная «Свинья» после появления рок-клуба стала никому не интересна».
Все-таки трудно предположить, что Гребенщиков забыл, какого пола его коллега, земляк и собутыльник, первый советский панк Андрей Панов по кличке «Свинья», которого он сам же когда-то хвалил в «Рокси». Но, к сожалению, лидер АКВАРИУМА ни единым словом не выражает протеста против того, что чужие глупости публикуются от его имени 3-миллионным тиражом. Выразить протест — значило поломать «естественное равновесие» (как когда-то в Тбилиси), перестать быть «культурным».
«Мир, каким мы его знали, подходит к концу…»
«15 декабря нам неожиданно установили телефон. Ночью. Мы даже немножко испугались. А 16-го в три часа позвонил Михаил Сергеевич Горбачев. Сказал, что принято решение о моем освобождении…
«Корреспондент: Чем вы будете заниматься ? А. Сахаров: Наукой. Уже сегодня пойду в ФИАН на семинар»
Если понимать под «перестройкой» либеральные реформы, то их начало можно датировать довольно точно — с освобождения академика А.Д. Сахарова из ссылки. В области рок-музыки я бы провел рубеж как раз через новогодние праздники: в январском (1987) номере центрального молодежного журнала «Юность» разрешили опубликовать список ведущих советских рок-музыкантов без деления на «хороших» и «плохих мальчиков», вообще в качестве не «мальчиков», а художников.
Нет оснований предполагать, что в основе столь внезапного изменения политики лежал какой-то продуманный план (свой ли доморощенный, то есть «кремлерощенный», или внушенный «силами из-за рубежа»). Скорее это была реакция нового руководства на то, что ресурсы прежней идеологии и прежних административных методов управления полностью исчерпаны. А мировые цены на нефть упали в 3 раза.
Мы уже приводили сетования официальных публицистов на то, что из-за «несогласованности» ведомств опять не удалось подавить рок-подполье и создать конкурентоспособную (по отношению к западной) советскую молодежную культуру. Но бюрократические монополии как раз очень согласованно обслуживали тиражами и гонорарными ставками избранный круг авторов, являвшихся по существу чиновниками; то есть они могли быть и талантливыми художниками, но успехи определялись не этим, а в первую очередь местом в иерархии. И никто не хотел допускать к кормушке чужаков, хотя бы и перевоспитавшихся. Конструктивные (с точки зрения общегосударственной) инициативы либо парализовались идеологическим заклинанием, либо тонули в бумажном болоте, либо «уточнялись» до своей полной противоположности. Мы уже описывали подобную ситуацию после Тбилисского фестиваля.
И если в результате титанических усилий Ю.В. Андропова в ней что-либо изменилось, то в худшую для властей сторону. Тогда на левом фланге стоял Майк с лирическими песнями (хотя и нетрадиционными по форме). Теперь это место занимали группа ДК: «Толстой ряхе сапогом дать умейте сдачи. Отрубите к черту все телепередачи!» и Ю. Шевчук: «Настанет час, когда поднимется страна, и вытрет вами ж…, господа», причем произведения их распространяла индустрия звукозаписи, сопоставимая по техническому оснащению с государственной.
Нечто подобное происходило во всех отраслях экономики и управления. М.С. Горбачев просто вынужден был обратиться к «широкой» (то есть вненоменклатурной) «общественности» и к «Западу» как к источнику опыта, необходимого для модернизации. Он вынужден был пересматривать идеологию в направлении здравого смысла. Но, как показывает практика — хотя бы опыт героев этой книги — нет ничего труднее и опаснее, чем первому совершить нормальный поступок в условиях, когда аномалия почитается за порядок вещей. Тысячи чиновников, многие — моложе и образованнее Горбачева, будут еще несколько лет отстаивать идеалы, «о которых лет 40 как стоит забыть», чтобы потом, «перестроившись» за ночь, наброситься на кремлевского реформатора уже слева, с позиций радикальной демократии.
В бюрократическом монолите в 1987 г. выделились два центра тяжести, две активные группировки, которые и повели борьбу за будущее России. Немногочисленные реформаторы-либералы, в основном из высших кругов образованной столичной номенклатуры. Характерная фигура — А.Н. Яковлев, тоже фронтовик, как и Г.В. Романов, но, в отличие от него, долгие годы проработавший дипломатом в Канаде и осознавший некоторые вещи, которые при перелетах Москва — Оттава трудно было не осознавать.
«Консерваторов» в нашей печати обычно олицетворял Е.К.Лигачев. Группировка эта объединяла законопослушных пожилых догматиков, уныло жевавших идеологическую жвачку, со сталинистами, постепенно эволюционирующими в направлении «черной сотни». Впоследствии Горбачева будут упрекатьв том, что он не прислушался к товарищам по партии (радевшим за государственные, «державные» интересы). И даже обвинять в предательстве этих самых интересов.
«В послевоенные десятилетия по чувству осмысленности национального бытия были нанесены удары, точность и выверенность которых наводят на мысль о том, что они были основательно подготовлены. Первый — программа построения коммунизма за 20 лет… (имеется в виду Никита Хрущев — И.С). Второй — «революция» во внешнеполитическом мышлении, в результате которой мы узнали, что… немереные жертвы на алтарь обороноспособности страны были бессмысленны» (Егор Строев).
Но продолжать локальные войны с НАТО по всему земному шару, от афганских гор до джунглей Анголы, Россия была в 1987 г. физически не способна. И восстановить паритет могла разве только на нулевом уровне — на планете, опустошенной «ядерной зимой». Каковая, не исключено, как раз и стала бы итогом нападения Саддама Хусейна на Кувейт, если бы к этому моменту Горбачев не успел совершить своих «предательств».
И если многие идеи перестроечных либералов представляются сегодня наивными и опрометчивыми, то их оппоненты — «патриоты-державники» — не выдвигали вообще никаких конструктивных предложений ни в одной области. Круг их интересов (см. «Советскую Россию», «Молодую гвардию», «Наш современник» за 1987-90 гг.) ограничивался «разоблачением» рок- музыки и реабилитацией Сталина, чуть позже некоторое разнообразие в репертуар внес «еврейский вопрос», то есть выявление скрытых евреев в разные времена и в разных местах; да и в этих изысканиях проявлялась крайняя некомпетентность.
Один из парадоксов перестройки заключался в том, что подавляющему большинству бюрократов были чужды и неинтересны обе противостоящие в верхах группировки. Известный манифест в защиту Сталина, опубликованный «Советской Россией», вдохновлял номенклатуру конца 80-х годов не больше, чем идеи Горбачева о «правовом государстве». Скорее уж она приняла бы «западничество», в смысле — свободное пользование красивыми и удобными достижениями западной цивилизации. Традиции чинопочитания удерживали от того, чтобы громко заявлять какие-то собственные «идеалы и интересы», отличные от материалов последнего Пленума ЦК, хотя на самом деле все давно уже было сформулировано одним из самых талантливых наших партийных руководителей.
В середине 30-х годов Л.Д. Троцкий предсказывал, что советская бюрократия откажется от сталинизма тогда, когда за хочет преобразовать свои корпоративные привилегии в частную собственность, передаваемую по наследству детям. То есть «превратится в новую буржуазию».
Но Троцкий был запрещен в СССР наравне с А.И. Солженицыным. Поэтому принципы, в сущности, очевидные и даже успешно претворявшиеся в жизнь (явочным порядком), пришлось формулировать заново, собственным умом, не склонным к абстрактному мышлению, и очень долго. За это время в советскую политику вторглись простолюдины. Демократическое движение, разбуженное Горбачевым в тот самый момент, когда правитель произнес слово «гласность», то есть апеллировал к общественному мнению.
Демократическое движение (первые три года еще без кавычек) представляло собой альтернативу номенклатурной монополии на власть и собственность. Формируется оно вокруг А.Д. Сахарова после возвращения академика из ссылки. Отсюда стремление представить это движение прямым продолжением правозащитного подполья, которое, на самом деле, было практически уничтожено еще при Андропове. «Диссидентство в основном выдохлось; было задавлено» (Леонид Баткин). А ключевые посты в демократических клубах (и места на митинговых трибунах вокруг Сахарова) занимали, как правило, не бывшие «узники совести», а вполне лояльные и благополучные граждане, вплоть до следователей, лично причастных к карательным акциям режима.
Но тогда противоречий никто не замечал. Горбачев осуществлял все то, о чем даже не мечталось в кухонном сигаретном дыму. Простые рабочие выписывали «толстые» журналы ради серьезных романов и вникали в дискуссии между профессорами об истории Отечества. Открывалось прошлое и одновременно будущее — прямая дорога в Европу. По мнению большинства тогдашних авторитетов, Советский Союз с его колоссальными ресурсами имел неплохие шансы для мирного и сравнительно безболезненного перехода к современному постиндустриальному обществу.
«Мир, как мы его знали, подходит к концу;
Мир, как мы его знали — и Бог с ним.
За последнюю тысячу лет мы постигли
Печальную часть наук;
Настало время заняться чем-то другим».
Рок-движение оказалось в авангарде демократии. Не случайно реакционеры, тоже по-своему осмелевшие, всё чаще выводили его корни не из ЦРУ, а прямо из преисподней. И дело не только в возрасте адептов, а в том самом опыте демократической самоорганизации, который рокеры накопили задолго до горбачевского позволения. Между тем, именно способность самим организовывать свою жизнь — без Вождя-отца с плеткой в одной руке и с пряником в другой — как раз и является краеугольным камнем всякой демократии. Ее классическая модель в Англии и США выросла из самоуправляющихся церковных приходов.
И поначалу «процесс пошел» (как говорил Михаил Сергеевич) самым обнадеживающим образом. Целая эстетика, увековеченная в сотнях томов, рухнула сразу же, как только Горбачев запретил арестовывать людей за их музыкальные вкусы. В 1987 году волна живой, свободной рок-музыки, прокатившись по концертным залам, буквально смела комсомольские ВИА и мастеров пения ни о чем. «Литовки» отменились сами собой — вошел в историю конферанс Наталии «Кометы» перед концертом ОБЛАЧНОГО КРАЯ, который пытались сорвать сотрудники ГБ. Она предложила тем, кому не нравится группа, выйти на сцену и в духе гласности рассказать о своих претензиях. Естественно, никто не вышел.
На ленинградском фестивале 1987 г., проходившем в 1000-местном зале ЛДМ, «все без исключения тексты, представленные группами, приняты худсоветом для исполнения. Пойте, что хотите!» Отменены даже лауреатские звания как пережиток тоталитаризма (и АКВАРИУМ, выступавший после ДДТ примерно с таким же успехом, как в том же зале после НАУТИЛУСА, получает специальный приз «За свет и любовь»). А в октябре того же года на открытии рок-клубовского сезона БГ потребует очистить зал от «дружинников» — от тех, кто «днем дежурит на Невском…»
Мы уже приводили данные о многодневных аншлагах на концертах АКВАРИУМА и о тиражах его пластинки (не лучшей). По итогам опроса журнала «Юность» группа занимает первое место, самый популярный певец — соответственно, БГ. Между прочим, «Юность» в тот момент — центральный молодежный журнал, выходивший тиражом более 3 миллионов экземпляров (вдвое больше, чем у современной (1998 г.) газеты «Московский Комсомолец»). Региональная молодежная пресса, которой уже разрешили не утверждать результаты хит-парадов в обкоме, но еще не разрешили продавать эти результаты за взятки, демонстрирует те же тенденции. Например, в Туле пьедестал почета: АКВАРИУМ, АЛИСА, МАШИНА ВРЕМЕНИ. Среди «исполнителей» Кинчев, наоборот, опередил Гребенщикова. 94% опрошенных пополняли свою фонотеку за счет «черного рынка», т. е. «магнитоиздата». 74% никогда не были н а концертах своих любимых групп.
Конкретные факты 1987-88 гг. убедительно опровергают рассуждения, популярные впоследствии среди «культурологов», о том, что «народные массы» по своей природной отсталости не способны потреблять никакой духовной пищи, кроме убогого суррогата. Реальные вкусы «масс» в условиях свободного выбора куда разнообразнее. Это прямо-таки бросается в глаза, как только машина по оболваниванию начинает заедать.
Все попытки остановить волну, ругаясь с трибун, шантажируя директоров ДК или натравливая на рок-концерты банды т.н. «гопников» или «люберов» (мелких уголовников, вдруг организованно воспылавших ненавистью к «иностранной» музыке), заканчивались позорным провалом. Приставленное к культуре чиновничество и модно одетые завсегдатаи эстрадной кормушки к лету 1987 г. охвачены паникой. Еще и речи нет о свободных выборах, а звезды русского рока: БГ, Шевчук, Бутусов, Кинчев, Цой оказались реальными молодежными лидерами. И впервые со времен гражданской войны эти лидеры не утверждены партией. Они вообще никем не утверждены. Бессмысленно сегодня гадать о том, как этот потенциал мог (или не мог) быть задействован. Мы уже отмечали в мировоззрении рокеров такие черты, которые не предполагали участия в политике, то есть в борьбе за публичную власть. Скажем о том, что их прямо касалось. Если бы в тот момент удалось законодательно закрепить реформу концертного дела и распространить ее на монополии, занятые тиражированием эфирным вещанием — тогда стало бы реально формирование в России цивилизованного европейского шоу-бизнеса с учетом всего разнообразия вкусов, пристрастий и умственных способностей.
К сожалению, этого не произошло. На фоне многолюдных фестивалей (кульминация — «Советский Вудсток» в парке г. Подольска в сентябре 1987 г.) и чрезвычайной смелости многих выступлений становится все заметнее неспособность «героев рок-н-ролла» к сознательным целеустремленным действиям, просчитанным больше, чем на неделю вперед. Например, было совершенно очевидно, что концертный успех нужно немедленно (пока народный энтузиазм не выдохся) поддержать через эфирные СМИ. Может быть, попытка прорваться в Останкино со своей передачей и не удалась бы: за телеэфир бюрократия и «советская эстрада» сражались насмерть. Но важно то, что и попытки сделано не было. Гордые повелители многотысячных аудиторий, которые могли двумя словами направить толпу на Смольный (реальный факт, имевший место на Ленинградском рок-фестивале в июне 1988 г.), выступали на чужих «Музыкальных рингах» жалкими марионетками. Изображали перед камерой глубокомыслие, отвечая на отрепетированные с утра дурацкие вопросы подсадной «общественности». Освящали своим присутствием «Телемосты», с которых «неудобную» (то есть способную задать неотрепетированный вопрос) прессу удаляла милиция. И на это потратили часы, дни, месяцы революции, выпавшей их поколению, когда год считается за двадцать. К концу 1987 г. создается впечатление, что все ведущие группы предпочитают встраиваться в существующие отношения, а не реформировать их.
Попытка создания рок-профсоюза на конференции в пансионате «Селен» под Свердловском замечательна отсутствием как раз самых главных персонажей — рок-звезд, за исключением НАУТИЛУСА. Естественно, она кончилась ничем: Тогда и НАУТИЛУС быстренько перестроился, перебазировался в Москву и там за полгода самоуничтожился в объятиях эстрадной тусовки.
Эта детская беспомощность являет удивительный контраст со смелой изобретательностью, которую каждодневно проявляли те же самые люди в подпольных студиях и на конспиративных гастролях «из города в город, из дома в дом, по квартирам чужих друзей».
В независимой рок-прессе еще в советские времена появился целый ряд работ, посвященных загадочному феномену — гибели русского рока в условиях, казалось бы, гарантированного процветания[1]. Но в исторической науке проблема, к сожалению, до сих пор даже не поставлена. Авангард демократического движения в России был разгромлен задолго, по крайней мере за год до того, как в борьбу вступили главные силы.
«Мы шли на новый фильм, кто-то выключил ток»
Поначалу отечественный «рок-кинематограф» был представлен учебными студенческими работами, интересными настолько, насколько они были бесхитростны. Документально-как бы-игровой короткометражный фильм «Иванов» (Александр Ильховский, Александр Нехорошев, 1981) запечатлел классический «образ жизни» (БГ+Гаккель, Дюша, Фан) на фоне малометражного жилья в типовых новостройках под песню «Я инженер…».
При перестройке «лихорадочная аквариумомания в прессе» обострялась с каждым кинематографическим проектом, в который вовлекался БГ. «Любимый Сергей Александрович Соловьев» имел далеко не ученическую, скорее профессорскую, репутацию: его «Сто дней после детства» были удостоены премии западно-берлинского кинофестиваля и Государственной премии СССР. Соловьев еще на заре легализации АКВАРИУМА (по сведениям Е. Литовцевой, с весны 1986 г.) хотел снять фильм с «Африкой в главной роли и Гребенщиковым в роли композитора». По сценарию этой детективной мелодрамы, получившей название «Асса», новый молодежный герой музыкант Бананан (имя взято из эстрадной программы В. Матецкого и Ю. Чернавского «Банановые острова») должен был в ритмах АКВАРИУМА и КИНО противостоять пожилому «хозяину жизни» — крестному отцу теневой экономики Крымову.
Их разделило как общее отношение к жизни, так и конкретная девушка Алика. Бананан не продает свою любовь и гибнет от бандитской руки, безутешная Алика мстит за него Крымову, а молодежная аудитория в Зеленом театре ЦПКО им. Горького вслед за Виктором Цоем требует перемен («Перемен требуют наши сердца»). Музыка к уже почти готовому фильму была записана летом 1987 г. на киностудии «Мосфильм». Благодаря этой музыке «Асса» получила прописку по несуществующему, строго говоря, разряду «рок-кино» (никто не относит к нему «Забриски Пойнт» на том основании, что в фильме Микеланджело Антониони звучит ПИНК ФЛОЙД).
Однако, проблема состояла не в музыке. Если на роль Крымова Соловьев пригласил высококлассного профессионала Станислава Говорухина, а на главную женскую роль — «едва ли не самую красивую женщину советского кино» свою жену Татьяну Друбич, то «молодежным героем» оказался Сергей Бугаев по кличке «Африка», замечательный разве что серьгой в ухе (редкий по тем временам атрибут прогресса). «Развязный и пижонистый адъютант всех превосходительств — от Курехина до Гребенщикова и Цоя. Вовсе и не музыкант (хотя хорошее чувство ритма позволяет ему время от времени ударять по разным предметам в разнообразных группах], а элемент тусовки, шоу, имиджа, прикида… Та Серьга»
В последний брежневский год немало потешались над тем, что в фильме Александра Стефановича «Душа» — о трудном пути рок-музыкантов на официальную эстраду — в роли лидера МАШИНЫ ВРЕМЕНИ выступал Михаил Боярский. В «Ассе» старые песни Гребенщикова («Мочалкин блюз» и «Старик Козлодоев»из альбома «Треугольник») поет Сергей Рыженко, а в кадре красуется Африка. «Город золотой» исполняет сам Гребенщиков, только песня не его. Но режиссер оказался прав хотя бы в том, что подбирая для мелодрамы в стиле рок такого главного героя и перенося действие в ресторан, он отобразил не прошлое и настоящее русского рока, а его неотвратимое будущее.
К сожалению, обсуждение фильма по существу заглушалось мощнейшей, невиданной в СССР премьерно-презентационной кампанией, стартовавшей в августе 1987 г. в «День Кино». На декабрь был назначен «арт-рок-парад» в кинотеатре «Ударник». Однако директор кинотеатра отменил мероприятие по техническим причинам (состояние балкона, который мог обрушиться людям на головы). Ему не поверили. Прогрессивная пресса усмотрела в отмене «парада» происки реакционных сил, что значительно подогрело ажиотаж. Для столичной золотой молодежи попадание на «Ассу» стало делом престижа. В марте следующего, 88-го года долгожданная декада «Ассы» в ДК МЭЛЗ (Московского Электролампового завода) аккумулировала всю тогдашнюю рок-элиту (КИНО, НАУТИЛУС, ЗВУКИ МУ, БРАВО, ЗООПАРК), а также всяческих изо-авангардистов, театры мод, плакаты майки, трусы, значки «I Love «Асса» etc. АКВАРИУМ отыграл шесть концертов. «В МЭЛЗе очень-очень хотелось думать, что все мы — из «Ассы» (дело не в сюжете, в соловьевских фильмах вообще не в сюжете дело), что нас много и мы вместе. МЫ — плюс-минус двадцатилетние, болеющие Гребенщиковым». («Комсомольская правда»).
Параллельно с «Ассой» снимался «Рок» — полуторачасовой документальный фильм режиссера Алексея Учителя, «в котором крупными планами предстают признанные (а то и полулегендарные) лидеры этой музыки: Борис Гребенщиков (группа «Аквариум»), Виктор Цой («Кино»), Антон Адасинский («Авиа»), Олег Гаркуша («Аттракцион» (так в «Неделе» переименован АУКЦИОН — И.С.), Юрий Шевчук («ДДТ»), Все они сейчас ленинградцы, но известны в стране всюду. Конечно, на фильм валом повалит». (Андрей Мальгин. «Неделя»).
Благодаря профессионализму оператора Дмитрия Масса в «Рок» вошли впечатляющие съемки с концертов (в частности, новый гребенщиковский хит «Козлы») — и кинокритика сразу же сравнила его с работами Юриса Подниекса. «Фильм нужен именно сегодня огромному кругу зрителей… Мы имеем дело с полнометражным документальным исследованием молодого поколения». (Андрей Дементьев, «Советский экран»). «Такого фильма ждали давно. Он, думаю, наконец-то сдвинет с мертвой точки многолетние бесплодные дискуссии» (Леонид Парфенов. «Лит. Газета»).
Между тем, ни на какое «исследование» Учитель претендовать не мог, хотя бы потому, что не отвечал на главный вопрос: что такое этот самый «рок»? — предмет упорно подменялся сценами «молодежные герои в быту», снятыми в манере латиноамериканского сериала, да и подбор этих самых «героев» был совершенно случаен. Ясно, что шоумен Олег Гаркуша — не равновеликая фигура Гребенщикову или Шевчуку даже в масштабе своей родной группы АУКЦИОН.
Основную идею «Рока» точно определила Марина Тимашева: «Фильм, созданный для успокоения обывателей: смотрите, эти уродцы работают, и у них могут быть дети… Спите спокойно, дорогие сограждане». Анатолий Соколков, который работал с Цоем в котельной и присутствовал при съемках фильма, говорит примерно о том же: «В принципе я считаю, что фильм не удался. Он не о том снимал и не затем. Он так и не понял ничего. До сих пор ничего не понимает. И фильм получился не о роке, а о том, что ребята-то все нормальные, у них даже дети есть! Ну что это такое?! Как в зверинце. Фильм для идиотов… Учитель сделал очень хороший ход — взял Марьяну администратором (Марианну Цой, жену Виктора — И. С.) Только благодаря этому фильм вообще состоялся… В этом фильме Маниной заслуги гораздо больше, и Димы Масса, чем Учителя. Тут такие куски были сняты, которые потом не вошли! Как Цой с Башлачевым на одной гитаре играют — веселые такие. А это все вырезали, оставили какие-то дебильно-романтические сцены».
Однако главный «аттракцион» заключался в том, что «Рок» был поставлен режиссером по сценарию того самого Юрия Филинова, чье имя в период репрессий стало нарицательным. Филинову принадлежала волшебная формулировка «Барбаросса рок-н-ролла». «Этого и ждут от нашей музыки «пророки» западных музыкальных волн — проповеди «алкоголической темы», неприкрытого хамства, хулиганства, кончая, как мы убедились, откровенной религиозной пропагандой»[2]. С таким же успехом реабилитацию генетики можно было начинать документальным фильмом об академике Николае Вавилове по сценарию, например, И.И. Презента (один из ближайших сподвижников Т. Лысенко).
Сотрудничество Гребенщикова с Алексеем Учителем было продолжено в «как бы документальном» фильме «Митьки в Европе» (1990), а с Сергеем Соловьевым — в следующих (после «Ассы») фильмах его серии «Три песни о родине». «Черная роза — эмблема печали, красная роза— эмблема любви» (1989) включает за писанные на «Мосфильме» в ноябре 1988 г. «Марш» из «Треугольника», песню «Сарданапал» (произведение БГ в манере «абсурдизмов» «Джорджа» Гуницкого: «Но сгнили их конкретные умы В процессе потребления продуктов; Что им с того, что твой кузен-кондуктор — Наследный принц Уфы и Костромы?»), «Корабль уродов» (см. ниже) и финальную композицию «Лой быкканах».
«Бананан растаял в воздухе как маленькое прекрасное облако. Его оставшиеся в живых и новые друзья сегодня живут иначе, совсем-совсем по-другому. Впрочем, Соловьев от них не отказывается и финальную песню в фильме «Черная роза…» поет все тот же Гребенщиков — поет на придуманном «ушелъском» наречии — опять, должно быть, про «город золотой», где наверняка все так божественно хорошо».
Жанр фильма режиссер определил следующим образом: «романтический кич для маразма с оркестром». Авторские варианты: «романтический кич в жанре развернутого маразма» и просто «исторический маразм». «Сам термин «перестройка» уже устарел, — пояснял первый секретарь Московского отделения Союза кинематографистов С.А. Соловьев, — есть вещи, которые стоит перестраивать, а есть такие, на которые не стоит тратить ни труд, ни фантазию. Их нужно просто разрушить до чистого места… произвести на этом месте дезактивацию, дегазацию…».
«Роза» сопровождается не менее масштабной рекламной кампанией. На фотографии в рекламном буклете режиссер во фраке и галстуке-бабочка отечески положил руку на плечо композитора — полуголого, с крестом на шее и разрисованного на тюремный манер как бы наколками.
Вот как описывал премьеру фильма Д. Морозов в последнем (предсмертном) номере журнала «Урлайт»: «То, что пел АКВАРИУМ, мне понравилось, но выглядело это ужасно… Может быть, Боря прав, и Сергей Соловьев действительно приятный человек, но все, к чему он прикасается, оказывается испохабленным, все родное и близкое становится обычной дешевкой. За каким, извиняюсь, …м он схватил балалайку (или мандолину) и полез на сцену? А тут еще Абдулов с инвалидной коляской, какие-то собаки дорогостоящие бегают, какие-то девочки в тельняшках прыгают («митьки», твою…) Правда, если я не ошибаюсь, Боре это тоже очень не нравилось, но, как говорил один мой знакомый, «если человек пить не хочет, в него и насосом не закачаешь»[3].
Третий фильм «о Родине» — «Дом под звездным небом» (1991) озвучен песнями «Голубой дворник» и «О лебеде исчезнувшем». «Дом…» замечателен еще и тем, что в нем снялся лауреат Ленинской премии (и просто замечательный советский актер) Михаил Ульянов, ранее игравший Ленина и маршала Жукова. А премьере фильма «Московский комсомолец» посвятил целую полосу, где молодой кинокритик Денис Горелов так объяснял происходящее: «Стало ясно, что с НИМИ не объединиться, потому что ОНИ не из мяса. Они другие. Ты их в дверь, они в окно. Бесы, для которых красная религия — лишь единственная маска из колоды (? — И. С.)… Дальше действовать будем МЫ… И хотя коммунизм может заново воскреснуть, но пока он лежит в кювете, обгорелый и описанный. И это наша работа, наша слава и наша великая историческая миссия». Напомним, что на календаре уже ноябрь 1991 г. Ортодоксальные лидеры КПСС потерпели полное поражение в августовской схватке за власть и сидели в тюрьме.
Перед премьерой «Дома…» тросом от рекламного воздушного шара сбило чугунную деталь фонаря, и прямо перед кинотеатром «Россия» был убит человек.
«Все участники «тусовки» получили стодолларовые «банкноты» — билеты с портретом Бориса Гребенщикова».
Воспоминания ленинградки Наташи Васильевой об очередной тусовке московских комсомольцев-антикоммунистов прямо перекликаются с воспоминаниями москвича Д. Морозова о предыдущей, хотя авторы не сговаривались и вряд ли даже знакомы, просто много лет по мере сил и способностей делали какое-то небесполезное дело, и теперь наблюдают, к чему оно пришло: «Честно говоря, писать об этом скучно. Фильм я смотреть не стала — во-первых, начался банкет, а во-вторых, меня вообще тошнит от этих фильмов, где авторы, используя громкое имя Гребня, внагляк выкачивают из зрителей психическую энергию, превращая ее в бабки, в собственные программы на ТВ, заграничные поездки и дорогие банкеты, оставляя почтеннейшую публику с отчетливым вкусом съеденного говна на устах. Чистый вампиризм. Недаром на площади перед кинотеатром насмерть зашибло упавшим плафоном какого-то парня». Олег Сакмаров: «Какая-то околокиношная московская публика. Не наши люди. Побеседовал за банкетом с Михаилом Ульяновым. Ему очень понравилась наша музыка, оказывается до этого он никогда не слышал».
«Во всех трех фильмах Соловьева лично Гребенщиков и музыканты появляются в кадре только однажды — во время музыкального номера «Корабль уродов» в «Черной розе».
Песня короткая.
«Корабль уродов, где твой штурвал и снасть?
Я так боюсь упасть в морскую воду;
Корабль уродов, что ты готовишь мне?
Гибель в морской воде или свободу?»
Следующим, уже постсоветским, кинематографическим партнером становится Сергей Дебижев, давний (с 83 г.) знакомый БГ, оформлявший «День серебра» (неудачно) и «Равноденствие», а теперь взявшийся за режиссуру. Он поставил фильм «Два капитана-2» с Б. Гребенщиковым и С. Курехиным в главных ролях. «— О чем ваш фильм? — спросили у Дебижева. — Бессмысленный вопрос. Переходим к следующему. — «Два капитана» — ваша любимая книга? — Нет. Я не читал эту книгу. — Почему вы тогда занимаетесь кино? — Я пытаюсь разрушить эту систему изнутри»[4].
«Кинематографист теперь нарцисс, единственный смысл кино для него — самовыражение, — комментировал эту «концептуальную работу» Валерий Кичин. — Прежде снимали «Два капитана», чтобы экранизировать любимый роман. Теперь — чтобы «постебатъся». А это скучно всем, кроме друзей режиссера — фильмы идут ко дну».
БГ пришел в советский кинематограф в самое неудачное для «важнейшего из всех искусств» время. Негативные процессы, начавшиеся там еще в конце 70-х, приобрели сокрушительный размах после V «революционного» съезда Союза кинематографистов на котором к руководству пришли Элем Климов, Сергей Соловьев и их единомышленники. Поэтому дарственная надпись на пластинке от БГ Сергею Соловьеву: «Отцу новой стагнации» может рассматриваться как очередное удачное пророчество с элементами черного юмора. В начале 90-х одна из ведущих кинематографий планеты превращается в средство отмывания денег и того «самовыражения», о котором писал B. Кичин. Посещаемость кинотеатров уменьшается более чем в 30 раз (с 12 посещений на человека в год до 1 посещения в 3 г.)
Кувыркания благополучных молодых (и не очень молодых) тусовщиков на кровоточащих обломках страны и культуры все более контрастировали с тем, что представлял собою Гребенщиков как самостоятельный автор. Может быть, он и сумел бы как-то затормозить движение «ко дну» или хотя бы сформировать ему локальную альтернативу. О такой возможности свидетельствует «Поезд в огне» — клип, снятый в марте-апреле 1988 г. тем же C. Дебижевым и программой ленинградского ТВ «Открытая дверь» и ставший по сути первым полноценным отечественным клипом, в котором музыка и видеоряд составляют гармоничное и осмысленное произведение искусства, без малейших признаков глумления.
Но это — миниатюра самого Гребенщикова, его идея. Лидер АКВАРИУМА не имел в чужом кинематографическом монастыре достаточного авторитета, чтобы навязывать свой устав, даже если бы захотел. Естественнее было предположение, что уважаемые профессионалы лучше разбираются в том, как и чем снимать фильмы. И еще 10 годами ранее оно полностью оправдало бы себя на практике. Между тем, к приглашенным рок-музыкантам «профессионалы» с самого начала относились куда менее почтительно. Если анализировать не цветистые комплименты в рекламных буклетах, а собственно рабочие отношения, закрадывается подозрение, что в «Ассу» Гребенщиков был приглашен не совсем композитором, не партнером-творцом (как С. Соловьев мог бы пригласить, например, Исаака Шварца), а модным элементом «молодежного колорита», «тусовки», наряду с другими, самыми разнокалиберными ее элементами. То ж е самое, но в более резкой форме, мы видим в фильме «Рок». В нем действуют не художники — каждый со своей творческой позицией и судьбой, а т.н. «неформалы» — бюрократический неологизм, под которым в годы перестройки объединяли нормальных профессионалов, лишенных возможности официально заниматься своим делом, с подростками, пишущими на заборах «Спартак — чемпион!»
С исчерпывающей ясностью эту позицию высказал в положительной рецензии на фильм А. Учителя секретарь Союза Кинематографистов Валентин Толстых: «Изнутри» рока, по моему убеждению, непосредственно ничего вывести и определить вообще не удастся. Явление это прежде всего (и преимущественно!) социальное, а не музыкальное, художественное, эстетическое». Заметим, что В. Толстых — человек прогрессивный и, в общем, симпатизирует рок-музыкантам. Просто он с самого начала раскладывает по полочкам: если по поводу самого фильма «Рок» «еще выскажутся специалисты-композиторы, музыканты, кинокритики», то песни, прозвучавшие в нем, составляют предмет другого — не «эстетического», но тоже очень доброжелательного! — разговора: «когда в фильме Б. Гребенщиков поет: «У нас нет надежды, но этот путь наш, и голоса звучат звонко и стройно, и будь я проклят, если мне скажут, что это мираж», — надо понять, из «какого сора» мыслей, чувств, наблюдений и переживаний такие тексты рождаются… Давайте же вслушаемся в то, что и о чем поет молодежь, и поможем ей обрести себя на этом пути»[5].
Невольно задумываешься о том, что упорный отказ Александра Башлачева сниматься в кино, которым он всерьез обижал хороших людей, искренне заинтересованных в поддержке и популяризации русского рока, был не просто причудой гения или проявлением душевной болезни.
Из жизни поп-звезд
«С осени 86 мы перемещались со стадиона на стадион под такие бурные овации, как будто лично отменили советскую власть». (Сама по себе эта фраза БГ – яркий пример трансформации исторической памяти всего за 10 лет. Ни в 1987, ни в 88-м, ни в 89-м году об отмене советской власти стадионные аудитории (как и их вожди) даже не помышляли. Но, так или иначе, фантазии юного Бори Гребенщикова «Что может быть в жизни проще… Подай музыкантам знак. И стань поп-звездой…», имевшие такое же отношение к реальности, как, например, «С ним придет единорог» — эти фантазии вдруг взяли и реализовались. БГ стал поп-звездой. «Я прихожу домой — там стоит толпа, 40 человек на лестнице. Почти каждый вечер. И мне через них нужно проталкиваться. X… знает что… Просят, чтобы я воды вынес. Они торжественно эту воду по кругу пьют. И мне это очень не нравится. Может быть, лестно, но неприятно».
Литературно обработанный вариант той же истории «новой жизни на новом посту» мы находим у Владимира Шинкарева. Короткий рассказ, или, по-тургеневски, «Стихотворение в прозе», называется «Нажрался с Гребенщиковым».
«Он и выйти-то боится — так ведь надо! Семья: за молоком сбегай, ведро помойное вынеси… А попробуй через поклонников продерись с этим помойным ведром! Ведь никто не предложит: Борис, я очень люблю твою музыку, поэтому давай, я тебе вынесу помойное ведро. Куда там! «На тебе, скажут, стакан, пей со мной, а я всем похвастаюсь: нажрался с Гребенщиковым… Вот подходит он к двери с помойным ведром, слушает: тихо. В щель смотрит: вроде нет никого. Гребенщиков быстро шмыгает в дверь и только ступает на лестницу, как сзади его хватают за горло… Помойное ведро высыпается, он падает, елозит ногами в помоях, не успел рот раскрыть, чтобы вскрикнуть — а ему ножом зубы разжимают и вливают туда стакан самогона… Лежит Боря, задыхается, полуослепший, разбившийся, а поклонники зубоскалят, спускаются по лестнице довольные: выпили все-таки с Гребенщиковым!» Страдания бедного Гребенщикова здесь, конечно, по –митьковски утрированы , но привкус сивушных масел передан точно.
На концерте АКВАРИУМА в ЛДМ (сентябрь 1987) «публика бросится на сцену и захлестнет ее в одно мгновение… Вид сцены напоминает драку за дефицит в Гостином Дворе, а в свалке уже не различить чудом уцелевших музыкантов. На аудиозаписи концерта отчетливо слышны крики: «Стоп!», «Назад!», «Если вы хотите…», «Пустите меня»и проч. На этом запись обрывается так как толпа тут же затоптала и оборвала все провода» (О. Сагарева).
В Москве на концертах в Измайлово (26-29 ноября) сцены с «озверевшими толпами» повторяются. В Главном здании МГУ на Ленинских горах (на мероприятии, организованном ассоциацией «Врачи мира за предотвращение ядерной войны», стадо поклонников «света, любви и мира» выломало огромные дубовые двери.
«Фанатство», сопровождавшее рок-культуру с момента ее зарождения — вспомним хрестоматийные кадры 60-х годов с юными битломанками, — всегда отталкивало от нее людей думающих. Это была одна из главных претензий к соседям из лагеря КСП. В рок-н-ролльной архаике, действительно, трудно отделить хэппенинг, на котором человек раскрепощается и растворяется в музыке, от массового психоза, когда, собственно, никаких людей уже нет, а есть обезумевшее стадо. И стаду все равно, подо что «фанатеть»: под АКВАРИУМ или под «Спартак — чемпион!».
В подпольные времена этот компонент рок-культуры был практически устранен. В 1987 г. он проявляется с неожиданной силой, и зачастую буйство толпы провоцируют сами музыканты, которые теперь неуязвимы для милиции и могут расквитаться за старые обиды. Консерваторский музыкант Андрей Решетин с гордостью рассказывает, как на гастролях в Перми «играли по три концерта в день… Играем два концерта, потом нас ведут в ресторан, мы там прочухиваемся, и в ресторане играем для себя третий концерт. Наутро нас на телевидение… На телевидении получается концерт, после этого еще два концерта…. При этом никто не спет, зато очень много пили. А суть — в человеческом героизме. Когда Титович (Титов) уснул за бас-гитарой на концерте, прислонившись к микрофончику, и так отыграл весь концерт, ни разу не сбившись…».
На профессиональном сленге артистов и ВИА-шных музыкантов «героизм» такого рода давно уже называется «чёсом», синоним слова «халтура». Согласно таблице, опубликованной Сыктывкарским журналистом Борисом Сурановым, именно АКВАРИУМ выходит на первое место по сумме прописью, которую требует группа за выход на сцену:
АКВАРИУМ — 7000 руб.
АЛИСА — 5000 руб.
КИНО — 4500
ДДТ — 4000
ДЖУНГЛИ — 500.
В конкретной ситуации директор ДДТ Гена Зайцев мог запросить и больше, чем новый администратор АКВАРИУМА Андрей Белле. Не это главное. Обратите внимание: последний гонорар отличается на порядок. Это, собственно, плата за труд. Ансамбли из козырной колоды получают еще и наценку на имена своих харизматических лидеров (в ДЖУНГЛЯХ такового не наблюдается)
Не имея доходов от тиражирования музыки, которые для западных рок-групп как раз и являются основными, наши начинают безбожно эксплуатировать ту единственную сферу, которую удалось худо-бедно либерализовать — концертную. Гонорары быстро стали физически неподъемными для традиционных рок-площадок; и переговоры об их снижении «ради старой дружбы» с менеджерами проходили с каждым месяцем все тяжелее и тяжелее. Концерты из искусства превращались в (полу) пьяную халтуру. А сами музыканты попадали в зависимость от людей, которые всегда специализировались на устройстве «чёсов» и «сборных концертов» по большим спорткомплексам, то есть от филармонических чиновников и барыг.
В памяти жителей Калинина надолго запечатлелись гастроли АКВАРИУМА, организованные осенью 1988 г. через посреднический кооператив под названием не то «Атлет», не то «Норма» (в разных источниках он именуется по-разному) и областную филармонию во Дворце Спорта, который вообще-то «не самое подходящее место для проведения концертов». Аппаратура прибыла с опозданием на… двое суток. Администрация объявила об отмене концертов «по вине группы» и предложила сдавать билеты обратно в кассу, куда их не принимали.
«Отдадим должное музыкантам: они извинились и сыграли свою программу, хотя для них было ясно, что за концерт им не заплатят». Но нормальные рядовые зрители, не обязанные разбираться в организационных проблемах, волей-неволей переносили общее впечатление от отмены концертов, от часовых опозданий, от продажи дорогих билетов на места, с которых ничего не видно и не слышно — на саму группу.
Привкус сивухи в своем звездном статусе музыканты АКВАРИУМА чувствовали постоянно. Например, 4 июня 1987 г. их приглашают в спорткомплекс «Измайлово» на советско-американский гала-концерт «Our move» («Поход за мир»). Американскую сторону представляют Бонни Райт, Карлос Сантана, Джеймс Тейлор. Нашу — советская эстрада и ВИА. Устроители внезапно пришли к выводу, что АКВАРИУМ и МАШИНА ВРЕМЕНИ еще не заслужили играть в таких концертах, и музыкантов буквально от сцены развернули обратно. Ленинградцы приняли это как должное. Спустя всего полгода (29-29.11.) они участвовали в следующем сборном концерте Советского комитета защиты мира в том же Измайлово под девизом «Давайте обитать вместе» с Вилли Брэггом, БРАВО (к тому времени уже филармоническим), Мариной Капуро и Джуной Давиташвили — известной деятельницей в области т.н. «экстрасенсорики», которая также занималась музыкой и живописью (позднее еще присваивала дворянские титулы).
Лицевой стороной медали можно считать то, что в альбом Билли Брэгга «Which side are you on?» (1991) вошла песня Боба Марли, исполняемая вместе с АКВАРИУМОМ. Тропилло, как вы, наверное, помните, закрыл студию в 1986-м. «АКВАРИУМ он подкосил дико. Потому что следующий альбом мы должны были записывать зимой 86-го, и если бы мы его записали, очень многое пошло бы по-другому», — говорил БГ в 1989-м. – Только с вами или вообще? — переспрашивает А. Липницкий. — Вообще. То, что он записывал — это была работа любви, так или иначе, это был дом… При всей моей ругани на Тропилло…, Тропилло был ХРАНИТЕЛЕМ (выделено — И. С.) Ленинграда». А «продюсером быть в общем-то несложно».
Надежды на то, что один Тропилло мог что-то изменить в судьбе русского рока, наверное, сродни упованиям героя «Села Степанчикова» на «побеждающего человека Коровкина». Но так или иначе — пришлось записывать новый альбом на ленинградской студии фирмы «Мелодия», причем старый знакомый В. Динов находился в отпуске, Ю. Морозов работать отказался, и звукорежиссировали LP «Равноденствие» в конечном итоге Феликс Гурджи со стороны «Мелодии» и Слава Егоров со стороны группы.
«После ставшего нам почти родным приюта юных техников работа в цитадели советской музыки была тяжелым испытанием, — вспоминает главный автор. — Все устроено по принципу максимального пренебрежения как к людям, играющим музыку, так и к людям, ее записывающим». «Мелодия» в конечном итоге оказалась виновата перед историей во всем — от «бесталанности звукорежиссеров» до оформления С. Дебижева, которое «полностью потеряло красоту после 2-3 пересъемок и ужасающей мелодиевской полиграфии».
Содержание альбома, по обыкновению, наводит критиков на размышления о новом этапе творческого развития группы. «Это мягкие теплые краски ранней осени. Время зрелости. Спокойнее и мягче стали мелодии и аранжировки. Приглушеннее некогда буйствовавшая гитара Александра Ляпина, тоньше и мелодичнее бас-гитара Александра Титова… Был приглашен ансамбль старинной музыки «Mosica practica» со своими экзотическими крумхорнами и волынками. Да рок ли это? На этот вопрос БГ отвечает просто: «Для нас это не важно. Мы играем музыку». (Алик Кан).13
«От прослушивания к прослушиванию сохранялось ощущение странной замедленности, разлитой по альбому, статичности, замкнутости этого мира, его закрытости… Вся структура альбома, каждый гармонический ход, каждая нота определяется его гимнической природой, …. а альбом в целом — ни что иное, как «специальная книга-сборник» — Гимнодия» (Олег Сакмаров).
Не подвергая сомнению оценки уважаемых музыковедов, я не могу не отметить, что именно в «Равноденствии» старые (прослеживающиеся с 1983 г.) снотворные тенденции доходят до самопародии:
«Может быть, это был сон,
Может быть, нет—не нам это знать;
Где-нибудь ближе к утру
Наблюдатель проснется,
Чтобы отправиться спать».
К счастью, «замедленностью» и «статичностью» альбом не исчерпывается (так же, как недостатки его не исчерпываются теми, в которых виновата «Мелодия»).
В конце 1987 г. Гребенщиков отправляется на три недели в Соединенные Штаты, где лично общается с Джорджем Харрисоном, Дэвидом Боуи, Фрэнком Заппой, Игги Попом и другими мэтрами. Тем временем его не столь именитые компаньоны по АКВАРИУМУ объявляют об образовании параллельной группы ТРИЛИСТНИК. «Одной из причин, обусловивших ее возникновение (хотя, разумеется, и не единственной) было весьма затяжное пребывание БГ за границей, и музыкантам подолгу пришлось не выступать».
Коллектив в составе: Дюша (главный энтузиаст сепаратного проекта), аккордеонист Сергей Шураков (участник записи «Равноденствия»), Фан, Решетин, Воропаев, барабанщик Михаил Кордюков (игравший в АКВАРИУМЕ в 70-е годы) и эпизодически А. Ляпин — ориентировался на «митьковскую» стилистику и дебютировал еще до отъезда главного героя за океан, на устном вечере журнала «РИО» 25 октября в ДК Связи. Это официальная база АКВАРИУМА на улице Герцена, 58.
Концерт, по сведениям О. Сагаревой, рекламировался как «АКВАРИУМ без Гребенщикова». Никакого «без Гребенщикова», естественно, не получилось, ТРИЛИСТНИК так и остался милой, но бледной тенью настоящего АКВАРИУМА.
[1] Смирнов И. Сумерки богов. Мурзин В. Вниз по лестнице, ведущей вниз // Урлайт, 1989, # 6/24; Кормильцев И. Раздюдюх! Беседа с М. Тимашевой и И. Смирновым // Урлайт, 1991, # 8/26.
[2] Филинов Ю. Барбаросса рок-н-ролла // Комсомольская правда, 16.09.1984.
[3] Морозов Д. Герой нашего времени // Урлайт. # 8/26. Алма-Ата. 1991. C. 55.
[4] Веселая Е. Четыре сердца на двух капитанов // Московские новости, 1992, # 41
[5] Толстых В. Рок — размышления после просмотра фильма // Неделя. 1988. ? 97.
