РI поздравляет нашего постоянного автора, члена общественной редакции «Русской idea», историка и писателя Вячеслава Рыбакова с выходом в свет сборника его публицистики «Резьба по идеалу» в издательстве «Лимбус». Мы рады на правах препринта опубликовать авторское предисловие к этой книге. Вячеслав Михайлович, безусловно, один из тех людей, чье присутствие в отечественной культуре позволяет верить в то, что она еще не превратилась полностью в наследие прошлого, но является также инкубатором живой мысли. Без «русской фантастики» сегодня едва ли возможна Русская идея, а без Вячеслава Рыбакова уже не представима русская фантастика.
***
Ура!
Свершилось.
Всем, кто способствовал, — низкий поклон.
В издательстве «Лимбус» вышла долгожданная книжка моей публицистики.
Сначала она планировалась для серии «Инстанция вкуса» — так же, как и предыдущая, вышедшая в 2008, следовательно, тоже с моей физиономией на обложке. На сей раз — вот с этой (Илл. 1).
Но оказалось, я столько материала постарался вогнать в книжный объём, что в мягкой обложке покет-формата он просто не поместился бы, разорвал её. В итоге книга приобрела вид просто-таки монументальный, хотя на мой (возможно — излишне привередливый) взгляд несколько не соответствующий содержанию (Илл. 2). Я не умею рисовать, но доведись мне самому придумывать эту обложку — я бы, наверное, представил что-то вроде громадного человеческого сердца, только не с валентинки или торта, а настоящего, медицински достоверного, иссечённого длинными, причудливо переплетающимися, точно хромосомы во время кроссинговера, вереницами мелких рваных порезов, в каждом из которых угадываются нечитаемые, но узнаваемо стилизованные графемы: иероглифика, иврит, латиница, кириллица, арабица… Правда, может статься, художник самым лестным для меня образом намекнул, что автор этой книгой воздвиг себе памятник нерукотворный; тогда, получается, я лишь попусту капризничаю.
В книгу включены главным образом публицистические тексты, выходившие в последние годы в периодике, кое-где я давал осовременивающие комментарии. Немалую долю составляют работы, публиковавшиеся на «Русской идее» (порой — дополненные и дошлифованные).
Новые статьи, а то и просто реплики время от времени продолжают выходить, и поэтому работа над книгами подобного рода сродни ремонту: его нельзя закончить, можно только прекратить. Вот некоторое время назад я и прекратил. А потом просто ждал с томленьем упованья. И лишь когда стало известно, что книжка и впрямь вот-вот состоится, я понял, про что она и как её надо было завершить.
Интуитивно я это ощущал ещё когда работал над составом книги. Не зря я расположил статьи не строго в хронологическом порядке, и последним крупным, в сущности — завершающим книгу текстом оказалась статья «Тридцать лет спустя», посвящённая тридцатилетию старта так называемой перестройки и попытке на примере собственных тогдашних взглядов и ощущений объяснить сокрушительный её результат.
И хотя многие другие включённые в книгу работы наводят на однозначный обобщающий вывод из набранного мной на себе экспериментального материала, сформулировать этот теоретический вывод я то ли не додумался, то ли не успел.
Попробую сделать это сейчас. Ведь актуальности он не утратил ни в коей мере, ибо живы и вполне себе здоровы многие явления и тенденции, что сыграли столь катастрофическую роль три десятка лет назад. Они отодвинулись, да, вроде бы…
Но никуда не делись.
Итак, первое.
Возникновение и проработка представлений о социальном идеале, а затем и сознательное стремление к нему, осуществление неких осмысленных последовательных усилий по его реализации неразрывно связаны со способностью к целеполаганию в целом. Являются неотъемлемой составляющей того, что вообще делает человека разумным, дееспособным. Даже самый простой индивидуальный идеал (например, «хлопот поменьше — денег побольше»), равно как и самый простой общественный идеал (опять же например: «трудов поменьше, благосостояния побольше», «свободы и безопасности побольше, ограничений и зверств поменьше») — это лишь первые, элементарные, самые примитивные ступени на пути подъёма к построению идеальных социальных конструкций. КАК СДЕЛАТЬ так, чтобы стало богаче, но спокойнее? Легче, но достойней? Чтобы и свободы прирастали, и безопасность увеличивалась? Стоит лишь начать всерьёз размышлять об этом — и примитивные конструкции начинают стремительно усложняться, причём каждая культура порождает усложнения, пригодные только для неё самой, воспринимающиеся органичными только внутри неё самой. Иные культуры, возникшие в иных географических и исторических условиях, как правило, рассматривают и специфические конкретные элементы идеала, и механизмы его достижения, если те разработаны чужаками, как никуда не годные искусственные построения сродни чесанию левого уха правой рукой, ломающие природу человека, требующие для своего осуществления исключительно прямого насилия.
Легко убедиться в повседневной жизни: человек, не имеющий цели, не имеющий идеального образа собственной жизни и не старающийся привести свою реальную нынешнюю жизнь в соответствие с этим образом, превращается в овощ. В пустое место. В безвольный флюгер. В игрушку внешних сил. В скота, равнодушного ко всему, кроме бессмысленных сиюминутных удовольствий.
Так и общество, не имеющее идеальных представлений о самом себе и не старающееся эти представления реализовать, превращается в социально-политическую чёрную дыру. В насквозь коррумпированное и при том штормящее от любого ветерка болото. Оно не имеет ничего за душой, кроме трусливого и абсолютно бесперспективного «лишь бы хуже не стало!». И само же прекрасно ощущает: именно при такой жизни хуже станет обязательно. Поэтому, как правило, впадает либо в ослепление и спячку, либо в бешенство — равно бестолковые.
По сути, именно об этом я говорил ещё в давнем, начала 2000-х, интервью, что брал у меня Дмитрий Быков по поводу ван Зайчика. Я сказал тогда: появление утопий есть признак приближения исторического усилия. Помнится, Диме эта фраза очень понравилась. Правда, потом, уже много лет спустя, в своей трогательной заметке, посвящённой моему 60-летию (за этот предельно разрушительный для моей скромности текст я ему и по сей день очень благодарен) Дима данный тезис, наверное, от поспешности, перепутал с прямо противоположным (не говоря уж о приложенной фотографии) и сам, увы, не заметил разницы…
Можно с полной ответственностью сказать: коллективные представления о мире, в котором хотелось бы жить, и есть то, что скрывается под навязшим на зубах, напрочь скомпрометированным и, в сущности, бессмысленным термином «национальная идея».
Увы, не всё так просто. Во-первых, идеалы бывают разного свойства и качества (на этом мы сейчас зацикливаться не будем, это вполне понятно — в том числе и из моей книги). Во-вторых, деятельность по их реализации может носить совершенно различный характер — в том числе и недопустимо деструктивный, в том числе и криминальный. Насколько такая деятельность конструктивна и моральна, само в сильнейшей степени зависит от сути чаемого идеала. Цель нередко не оправдывает, но определяет средства.
Это всё азы. Но часто упускается из виду ещё одно, не менее существенное: между действительностью и идеалом всегда остаётся больший или меньший зазор, и именно от того, насколько этот зазор отрефлексирован, насколько поняты его подлинные причины — настолько деятельность по достижению идеала является осмысленной и эффективной. Грубо говоря, чтобы залатать грозящую наводнением дырку в плотине, нужно сначала обнаружить, где течь. Если это не сделано — никакая суета не спасёт, никакие усилия не приведут к желаемому результату, смоет в равной степени всех: и перемудривших либо халатных инженеров, и честных ремонтников, не щадивших живота своего. Останутся в живых только те, кто вовремя сбежал, бросив остальных на произвол судьбы, то есть — подлецы.
Зазор между желаемым и действительным, должным и сущим есть единственный духовный источник жизненной активности как индивидуумов, так и обществ. Но чтобы этот источник эффективно заработал, необходимо правильно избирать способы преодоления, или хотя бы уменьшения такого зазора, а значит, для начала — осознавать причины его возникновения. Объяснённое расхождение сущего и должного придаёт энергии, необъяснённое — ввергает в апатию или в бессмысленную ярость. Именно правильность понимания того, чем вызвано несовпадение общей реальности и коллективного идеала обусловливает естественно принимаемое большинством общества главное направление деятельности. Область приложения львиной доли усилий. Даёт положительную перспективу, способность бороться за будущее и побеждать на пути к нему и в нём самом.
Однако бывает так, что либо идеал оказывается совершенно недостижим и это выясняется далеко не сразу, либо, например, он вдруг, продолжая устраивать основную часть общества, оказывается вовсе не по нраву тем, кто этим обществом правит.
В подобных случаях властная элита и держащие её сторону пропагандисты начинают придумывать ложные объяснения существования разрыва между идеалом и реальностью. Ядовитейший парадокс состоит в том, что объяснение может быть достоверным, и это — счастливейший вариант, а может быть всего лишь придуманным; но если оно выглядит достаточно убедительным — оно тоже будет придавать обществу энергию и определять направление развития.
Но это будет энергия, растрачиваемая впустую, и развитие НЕ ТУДА. В тупик, в трясину, в пропасть.
Мы имеем опыт жизни в условиях таких вот ложных объяснений.
В тридцатых годах прошлого века у нас в СССР практически все расхождения социалистического идеала и реальной жизни страны руководство принялось объяснять вредительством и происками внешних врагов. И хотя происки эти и впрямь существовали и давали себя знать вовсю, то, что этот нехитрый тезис был предложен в качестве основного объяснения зазора между желанным и сущим, привело к трагичнейшим последствиям. Хотя, спору нет, это простое и примитивное объяснение очень удобно как для растерявшегося руководства, так и для сатанеющего от неурядиц населения. Но даже в среднесрочной перспективе негативные издержки несопоставимо перевешивают всю пользу подобных информационных манёвров.
У нас на глазах ровно к тому же приёму начало прибегать руководство так называемых «цивилизованных» стран. Все отрицательные свойства своей политико-экономической системы, становящиеся всё более явными, все её провалы и даже совершаемые для её обслуживания злоупотребления и преступления они совершенно по-сталински валят теперь на происки России. Наш опыт подсказывает, что на короткой дистанции это очень выгодно врущим: объяснение простое, примитивное, убедительное и непроверяемое. Население его принимает с удовольствием, ведь оно полностью снимает необходимость критически поразмыслить о себе. Но реальные последствия, как мы твёрдо выучили — плачевны.
Фактически в своей статье «Тридцать лет спустя» я показал: СССР погиб потому, что его руководство допустило самую страшную, самую фатальную из возможных идеологических ошибок. Оно ни правдой, ни ложью не в состоянии было объяснить расхождение образа той советской жизни, который создавался пропагандой и официальным искусством, и уж подавно — того идеала, к которому эта жизнь должна была бы стремиться, и ежедневной позднесоветской реальности, вдобавок — с её бьющими в глаза тенденциями негативного развития. Правдой не могло — потому что само этой правды не знало и не силилось понять, ибо вообще не склонно и не способно было к нелицеприятному глубокому анализу происходящего. И ложью не могло — потому что оказалось не в состоянии придумать никакой убедительной лжи, а замшелый тезис о внешнем враге уже не работал.
И оно просто сунуло голову под крыло. Оно не только не старалось объяснить разницу между реальностью и идеалом, оно вообще отказалось замечать и осмыслять эту разницу, этот всё более расширявшийся зазор. Нам показывали одно, а мы видели совсем иное. Нам по радио, по телевизору, в газетах рассказывали про Фому, а мы ежедневно ощущали на своей шкуре Ерёму. Поэтому вся энергетика общества оказалась перенаправлена с неистовой погони за идеалом, со вполне от души осуществляемых попыток минимизировать несоответствие реальности и мечты в самозабвенные попытки самим наконец понять причины этого несоответствия.
И совершенно естественным образом первыми кандидатами в виноватые, первыми обвиняемыми в том, что жизнь и идеал что ни день, расходятся всё сильнее, оказались те, кто вообще отказывался замечать это расхождение и день за днём врал, будто расхождения нет.
А уж тогда те, кто спал и видел набитие под шумок собственной мошны общенародной собственностью и возвращение частным порядком в лоно «цивилизованного человечества» с лёгкостью подсунули — не без помощи внешних врагов, которые, спору нет, существовали и существуют, просто не годятся на роль ОСНОВНОГО препятствия на пути к идеалу — такие объяснения, благодаря которым двести с лишним миллионов народу принялись с удесятерённой революционной энергией пилить сук, на котором сидели.
Второе.
Я, собственно, потому так заостряю на этом внимание, что в нашей нынешней повседневности усматриваю определённые признаки того же замалчивания. Нет, нам, слава Богу, ещё не пытаются внушить, что наша жизнь уже вполне прекрасна и надо просто работать ещё пуще, чтобы она совсем расцвела. Но отдельно взятые коррупционеры из верхов и покойник Маккейн со товарищи никак не дотягивают до апокалиптических размеров того, что сошло бы как вовремя обнаруженная преграда на пути к светлому будущему. Между тем попыток всерьёз отрефлексировать и осмыслить происходящее я не наблюдаю. Нет, на такие попытки не наложено никаких запретов, наоборот. Совершенно демократическим образом — и боюсь, что уже вполне намеренно — любая такая серьёзная попытка забалтывается, превращается в несерьёзную, тонет в информационном хаосе, выворачивается в потуги лебедя, рака и щуки объяснить, отчего воз и ныне там, доводится до абсурда (долой кровавый режим!) и тотально компрометируется (да ну её, всю эту бессмысленную болтовню!), сводясь таким образом к нулю. И энергия, которую могли бы породить достоверные и убедительные, принимаемые обществом объяснения, тем самым тоже обнуляется, причём с перспективой вновь оказаться перенаправленной на разрушение.
Третье.
Когда люди ориентированы на сознательное преобразование действительности в соответствии с идеалом, они тянутся к тому, что развивает их, улучшает, облагораживает. Их манит духовное и информационное обогащение, самосовершенствование. Известно, что в двадцатых годах прошлого века сознательные работяги и комсомольская молодёжь дневали и ночевали в библиотеках.
Даже в художественной литературе в такие периоды читатели любят читать об умных, сильных, добрых людях. Это задаёт ориентир, придаёт стимул: вот же, чёрным по белому, такие люди и их успех возможны, надо только чуток постараться! Так было в СССР его лучших времён, например, с научной фантастикой, в первую очередь — с ранними повестями братьев Стругацких, оставившими до сих пор не изглаженный и не изгаженный светлый след — вопреки всем потугам нынешней «высокой» культуры всё изгладить и изгадить.
А когда человек полагает, что всякие там идеалы — досужий и бессильный трёп неудачников, и мир стал бы прекрасным просто если бы все остальные люди в мире сделались такими же прекрасными, как он сам, этот человек предпочитает в художественных произведениях встречаться с подонками, психопатами, маньяками, преступниками, алкоголиками и наркоманами — словом, со всеми, кого ощущает хуже себя — живущими вдобавок в условиях какой-нибудь катастрофы, катаклизма или атомной войнушки. Главное переживание здесь — не жизненное ориентирование, не энергетическая подзарядка, но самоудовлетворение: а я-то всё-таки лучше… а жизнь-то у меня всё-таки ничего себе… вон они все какая мразь, я-то по сравнению с ними ангел… И это нагнетается тоже, полагаю, сознательно и вполне от души. Просто для, что называется, зачистки культурного пространства — чтобы светочам антитоталитарного искусства и их демобилизующим и деморализующим творениям не осталось альтернативы, в личностном плане — в том числе. Они же хотят и в реальной жизни чувствовать себя светочами. Вот, например, какую фразу позволила себе, заехав за съезд фантастов, чтобы поучить их писать, задающая тон в так называемой большой литературе известная критикесса: «В глухое советское время вопросы этики были бесконечно важны, но это время, слава богу, кончилось» (47-ая минута записи). Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что сама же критикесса воспринимается совершенно по-разному на фоне, скажем, шизофренички-социопатки в (цитирую автора «F20» дословно) «проссанных штанах» — и на фоне Кати и Даши из «Хождения по мукам». И она это, разумеется, сама прекрасно ощущает.
И четвёртое.
Россия — скудная страна. Уголь, природный газ, никель-марганец и даже самые ценные породы кедра нельзя есть.
Поэтому у нас исстари сложилась довольно аскетичная культура, где стяжательство и богатство отнюдь не были безоговорочно положительными качествами. Где ещё могло быть сказано: «И в рубище почтенна добродетель»? Наше бессребреничество не само зародилось от того, что мы такие замечательные, но было воспитано и выстрадано благодаря скупой на дармовые утехи природе. Но потом, став одним из условий выживания, а потому — одним из краеугольных камней культуры, оно приобрело статус добродетели. Действовать в рамках парадигмы нестяжания было хорошо, правильно, морально, даже порой престижно, а не следовать, то есть хватать, обдирать и роскошествовать — плохо, аморально, недобродетельно, осуждаемо. И в наших представлениях об идеальном обществе, пусть и весьма неразработанных к тому моменту, как их место заняла западная идея коммунизма, позитивное отношение к имущественной непритязательности сохранялось. Да потом мы и концепцию коммунизма ухитрились совершенно органичным образом трансформировать под свою неприхотливость, бытовую скромность, имущественный минимализм (настоятельная просьба не путать с нищетой и убожеством и не обвинять меня в попытках воспеть полусгнившие бараки, провалившиеся полы и крысиные норы под удобствами во дворе). Каждому по потребностям, да, а как же — но потребности-то главным образом духовные! Интеллектуальные!
Сейчас мы стараемся перенять (вернее, нам стараются вдолбить и весьма уже преуспели в том) инокультурный опыт, согласно которому хапать и расточать — это добродетельно, это двигатель экономики, а быть неприхотливым и нестяжательным — это постыдное убожество, экономический кретинизм и вообще рабья кровь. Очень симптоматично, что в интернете на одном из ресурсов, где просвещают любопытствующих по поводу того, кто и когда произнёс фразу насчёт рубища и добродетели, царит едва ли не единственный коммент: «брэдд тролля 19 века», да и еще и под грифом «Мыслитель».
Но неизбежное и сравнительно скорое истощение глобальных ресурсов уже в нашем столетии поставит способность человечества добродетельно роскошествовать под очень большой вопрос, и привычка к аскезе, тем более — интегрированная в социальный идеал, может ещё ой-ой-ой как пригодиться. Получается, мы сами сознательно заставляем себя потерять наше конкурентное преимущество, крайне ценное в близящийся период перехода к новой системе хозяйствования. Ещё в 1997 году, в статье «Камо вставляши», несколько раз с тех пор уже переизданной, я сформулировал это так: мы рискуем построить общество потребления аккурат к тому самому моменту, когда ему станет нечего потреблять.
Следовало бы приветствовать, культивировать, облагораживать и всячески приспосабливать к нынешней реальности те остатки, те рудименты традиционно неприхотливой российской культуры, которую воспитала наша северная природа — а не осмеивать их, не позорить, не объявлять стыдной архаикой, не выкорчёвывать с кровью и мясом. Сохранив их, мы будем иметь шанс легче приспособиться к грядущей реальности и занять в новом мире достойное, уважаемое положение. А вот встав в хвост очереди «цивилизованных стран», то есть традиционных безудержных потребителей, мы так и останемся у них в хвосте, да вдобавок и сама эта очередь станет хвостом у тех, кто благодаря специфике своей культуры сумеет легче, с меньшими потерями и потрясениями отказаться от современного всячески воспеваемого транжирства и перейти к благородной умеренности и сдержанности, к высокопрестижной и искренней, спокойной аскезе. У тех, кто благодаря адекватности своего социального идеала реально возникшим условиям захватит будущее.
