Русская Idea публикует заключительную часть трилогии публициста и философа Владимира Можегова – по сути, изложение концепции «консервативного социализма» (термин автора), которая основывается на философии «христианского общества» Томаса Элиота, приложенной к современным российским реалиям в эпоху либеральной глобализации. Постулируемые автором приоритет культуры над экономикой, а культурной элиты над «массовым обществом» во многом перекликаются с размышлениями Вадима Цымбурского о «партии ценностей», противостоящей «партии жизни». И в этом, как представляется, наиболее уязвимое место концепции Владимира Можегова – каков социальный слой, который мог бы стать носителем и двигателем предлагаемых им преобразований? Как этот слой структурирован политически, в каких культурных средах он прописан? Может ли стать таким слоем национально-ориентированный интеллектуальный класс, о котором мы неоднократно писали на страницах нашего проекта?
Мы надеемся, что автор ответит на эти вопросы в своих дальнейших публикациях.
***
В первой и второй частях этих очерков были рассмотрены работы Томаса Элиота «Идея христианского общества» (1939) и «Заметки к определению понятия культура» (1948), а также сама концепция христианского общества, единственного, как считает Т. Элиот, способного ещё спасти европейскую цивилизацию от окончательного распада. Мы также сделали предположение, что и для современной России рецепты Т. Элиота могут оказаться пригодны и полезны. Посмотрим теперь, какое же общество могло бы возникнуть в России на месте сегодняшней политической невнятности, если бы эти мысли и идеи оказались воплощены. Но прежде еще раз кратко сформулируем те выводы, к которым мы уже пришли.
Бесплодная земля
Томас Элиот – не просто самая яркая и значительная фигура на поэтическом небосклоне Европы ХХ века, не просто признанный всем культурным миром классик, но, можно сказать, последний певец европейской культуры. Если Гомеру, Вергилию и Данте дано было запечатлеть рождение, становление и классическое завершение европейской цивилизации, то миссией Т. Элиота, возможно, было дать описание ее последнего распада и гибели. Поэтика Элиота исполнена видениями варварских орд, опустошающих культурное пространство Европы, наступления «грядущего Хама» и погружения бывшего христианского мира в пучину новых тёмных веков.
«Я не верю, – говорит Т. Элиот в работе «Единство европейской культуры», – что европейская культура может выжить в случае полного исчезновения Христианской Веры… С исчезновением христианства исчезнет вся культура. И придется, как это ни больно, начинать все сначала, а ведь новую культуру не накинешь, как новую одежду. Нужно ждать, пока вырастет трава на корм овцам, дающим шерсть, из которой сделают вам новую накидку. Придется пройти через многие века варварства. Мы не доживем до наступления дней новой культуры, не увидят ее и наши пра-пра-правнуки; а если чудо вдруг произойдет, то ни один из нас не будет с новой культурой счастлив».
В двадцатилетие между двумя мировыми войнами поэмы Элиота, образы его бесплодной земли и её обитателей, всех этих «полых людей», «пруфроков», «стариканусов», «свини», не решающихся ни жить, ни умереть, не способных ни любить, ни мыслить, являли панораму современного Запада, более напоминавшую ландшафты и обитателей Дантова ада; то необъятное зрелище «тщеты и анархии, которое представляет собой современная история», говоря словами самого Т. Элиота.
В своих же философско-политических работах Т. Элиот настойчиво проводит центральную мысль: гибель религиозных, сословных, семейных начал неизбежно влечёт за собой уничтожение начал культурных, что для выживания Европы гораздо важнее, нежели пресловутые споры между «тоталитаризмом» и «демократией».
Тоталитарные и демократические общества гораздо ближе друг к другу, чем это обычно представляется, – утверждает Т. Элиот, – и тому же либерализму не трудно «вымостить дорогу для того, что представляет собой его собственное отрицание». Настоящий водораздел проходит не между «тоталитаризмом» и «демократией», но между христианством и язычеством. И лишь защита культуры от «режима неограниченной демагогии» и того «давления, которое молчаливо осуществляется во всяком массовом обществе, организованном ради прибыли, с целью понижения общего уровня искусства и культуры», а вовсе не «контроль за соблюдением прав человека», способна еще спасти европейскую цивилизацию.
То «христианское общество», которое виделось Т. Элиоту, было не средневековой теократией и не таким государством, «где правители выбираются в соответствии с их знанием катехизиса», но миром, основанным на приоритете христианских ценностей и культуры. Христианское общество брало под защиту человека, как носителя культуры, прежде всего. То есть, было иерархичным (ибо всякая культура иерархична), мобилизационным, способным обуздать низменные человеческие инстинкты и положить предел агрессивному наступлению «массового общества» на культуру и личность.
Ибо именно «массовое общество» (безразлично, тоталитарное или демократическое) есть, согласно Т. Элиоту, главный враг культуры и цивилизации. В таком обществе «организованное распространение рекламы и пропаганды…, влияние на массы людей любыми средствами, действующими в обход их разума – всецело обращается против них; экономическая система – против них; хаос идеалов и путаница мысли в нашем всеобщем массовом образовании – против них; против них также и исчезновение целого класса людей, сознающих свою социальную и частную ответственность за поощрение всего лучшего, что создается и пишется…».
Дописывая последние строки эссе «Идея христианского общества» в первые дни Второй мировой, поэт лишь меланхолично замечал: «это было ожидаемо», позволяя читателю сделать очевидный вывод: война стала расплатой за ту духовную катастрофу и ту нравственную несостоятельность, которые столь красноречиво продемонстрировали общества Запада в «бесплодное двадцатилетие» после Первой мировой войны:
…Что там за звуки с небес
Тихий плач материнский
Что за орды несутся
По иссохшей безводной равнине
Коей нет ни конца и ни краю
Что за город там над горами
Рассыпается в лиловом небе
Падают башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Фантом…
(«Бесплодная земля», 1922)
Выход из тупика
Сегодня, спустя почти сто лет после этих мрачных пророчеств, можно воочию оценить их справедливость. Анти-религиозные, анти-иерархические, анти-сословные тенденции современного мира привели, как и предполагал Т. Элиот, к распаду европейской культуры.
Но если спасти европейскую культуру из её сегодняшнего распада, и, непосредственно, из её собственных начал, уже, по-видимому, невозможно, то спасти русскую культуру (а с ней – и культуру европейскую) шансы, быть может, еще есть.
Как это ни покажется кому-то странным, но России в условиях железного занавеса удалось избежать того тотального крушения культуры, который испытал послевоенный Запад.
Все те послевоенные десятилетия, в которые европейскую идентичность крушил молот «культурмарксизма», «секс-революций» и прочих феноменов постмодерна, советская империя оставалась сама собой – замкнутой в себе самой сектантской идеократией; заповедником, хоть и морально довольно нищим, но все же сильно (и в лучшую сторону) отличающимся от тотального агрессивного фронта выжигающих всё живое «культурных революций» Запада. Настоящий распад культуры начался у нас лишь в ходе либеральной революции 1990-ых, когда западная традиция уже представляла собой груду дымящихся развалин.
Таким образом, имея некоторый выигрыш во времени, мы, соответственно, имеем и некоторые шансы. Особенно усилившиеся в ситуации стремительно надвинувшейся на нас новой холодной войны. Быть может, именно ситуация «осажденной крепости» создает необходимые условия для выживания культуры и является в этом смысле промыслительной?
Однако, спасение культуры – дело непростое, требующее крайней осмотрительности. Большую часть второй части этих заметок мы специально посвятили тем опасностям, которые подстерегают русский дух в моменты его пробуждения и манифестации. В такие моменты главное – среди всех распахивающихся перед нами бездн – сохранить равновесие. Для чего необходимы очевидные, понятные всем (и – желательно олицетворенные) идеалы.
Во всей тысячелетней русской культуре мы выделили два таких всеобъемлющих идеала –творчество Андрея Рублева и Александра Пушкина.
Признание Павла Флоренского, в момент крушения исторической России находящего нерушимую опору в созерцании рублёвской «Троицы»: если есть икона Троицы, значит есть Бог… – прекрасный символ этого каноничного русского равновесия.
Еще через двадцать лет, в преддверие столетнего юбилея гибели первого русского поэта, Иван Ильин назовёт Пушкина солнечным центром русской истории, и будет, по-видимому, прав. Действительно, объединяющая фигура Пушкина как некоего Серафима возвышается в эти дни над двумя половинами расколотого русского мира, не давая ему окончательно пойти ко дну.
Если мы принимаем справедливость этих оценок, то, в условиях катастрофических реалий ХХI века, нам придётся принять и следующее утверждение: единственно жизнеспособным и спасительным для сегодняшней России может стать только культуроцентричное общество, питающееся традиционными идеалами, олицетворенными в образах Рублёва и Пушкина.
Заметим, что мы не предлагаем нечто небывалое, но лишь призываем переосмыслить наше давнее и недавнее прошлое с тем, чтобы, отбросив ошибки и удержав главное (ту, непрерываемую во времени ось традиции), воплотить в новых политических реалиях наши вечные культурные интуиции.
Пушкин как гегемон
Чтобы прояснить сказанное, ещё раз вернемся в годы, предшествующие Второй мировой. Итак, в тот самый момент, когда Т. Элиот предпринимает отчаянные попытки объединить культурные силы Европы, подобные же попытки предпринимает и русская эмиграция, причём делает это под знаменем и с именем Пушкина на устах. Ещё более удивительно, что и в Советской России имя первого русского поэта воскресает в это время из небытия и оказывается в эпицентре культурной жизни. В том же юбилейном 1937-м году в СССР проходит небывалая по масштабам акция прославления, в ходе которой на Пушкина возлагается поистине мессианская роль: увенчав собой культурный свод советской империи, Пушкин призван стать объединяющим культурным символом для всех советских народов. У Георгия Федотова, наблюдающего за этими удивительными метаморфозами из Парижа, ренессанс пушкинской культуры в СССР вызывает характерное восклицание: «Возвращается петровская империя XVIII века и возвращается Пушкин – певец Империи».
И действительно, мы видим, как с этого момента марксистская идеократия, основанная на примате экономики, начинает понемногу тускнеть и отходить на второй план, как на месте профилей Ленина–Энгельса–Маркса всё ярче проявляются лики представителей русской культуры, а сам СССР начинает все более явственно обретать черты традиционной культуроцентричной империи римского типа.
Да, разумеется, «магические заговоры» марксизма-ленинизма никуда не деваются, продолжая подменять собой политическую философию; разумеется, вся культура ХIХ века объявлена официальной пропагандой «революционно-демократической», а сам Пушкин выступает чуть ли не в роли первой зари Октября. Но даже с учётом всей этой фантастической мифологии, факт остается фактом: реальная духовная жизнь советской империи начинает кружить не столько вокруг безжизненных догм марксизма, сколько вокруг высокой дворянской культуры ХIХ века.
Остаётся признать, что именно возвращение традиционной культуры (не только культуры ХIХ века, но и ранней русской культуры Андрея Рублева и Феофана Грека) в 1930-е годы стало главным фактором выживания СССР. Чтобы ни подразумевал Иван Ильин под своим «солнечным центром», он оказался прав. Россия в ХХ веке выжила (пусть и за фасадом СССР) благодаря Пушкину. Так разумно ли отказываться от этого «стратегического оружия» сегодня, когда нам предстоит пройти над безднами наступающего века, обещающего не менее глубокие потрясения, нежели век предыдущий?
Возвращение единства
Принципиально и то, что лишь в перспективе пушкинского взгляда на мир мы способны смотреть на Россию и Европу не как на заклятых врагов, но как на две половины единой тысячелетней христианской культуры, и, что не менее важно, – христианской государственности: как на духовных наследников восточной (Византии) и западной части Священной Римской империи[1]. Последнее не дают нам ни Николай Данилевский, ни Константин Леонтьев, ни Лев Толстой, ни Федор Достоевский, но лишь взгляд сквозь «магический кристалл» пушкинского космоса.
Наконец, сегодняшнее плачевное состояние христианского мира заставляет прямо взглянуть на причины постигшей нас катастрофы: гибель европейской культуры и европейской идеи стала расплатой за ту бессмысленную и безумную войну, которую весь ХХ век вели между собой два прямых наследника исторического Рима.
Однако, как говорил Гераклит, «путь туда – тот же, что путь обратно». Если разрушение христианской цивилизации стало результатом последовательных расколов, то её собирание может стать только столь же последовательной дорогой их исцелений. Спасение христианской культуры и традиционной Европы – это путь возвращения, шаг за шагом, утраченного единства.
Эскиз христианского общества
Нам осталось лишь набросать эскиз того общества, которое может быть построено, исходя из заданных выше предпосылок. Заметим, что его построение не потребует ни революций, ни объявления войны, ни тотальных преобразований. То, что мы предлагаем – это предельно мягкий, щадящий способ переформатирования общественно-политического механизма с целью обеспечения безопасности страны, сохранения ее традиционного культурного кода, и спасения остатков культуры, разума и сознания в современном мире.
Итак, каким же мы представляем себе наше будущее христианское общество?
Это должно быть государство вполне демократическое (что касается обеспечения свободы каждого отдельного индивида), но, при этом, достаточно дисциплинированное, осознающее все опасности того «массового общества», которое носит сегодня имя «либеральной демократии». Ведь итогом либерализма (как фактора внутреннего разложения), и демократии (как фактора тоталитарной реакции на него), может стать только тоталитарный глобализм, отчетливо возникающий в перспективе сегодняшних глобализационных процессов. Этой опасной перспективе можно противопоставить только одно: идею общественного единства (общего дела) на основе традиционной культуры и христианских ценностей.
Наше христианское общество должно быть, безусловно, не клерикальным, не навязывающим никому своих идеалов, но и не позволяющим никому безнаказанно на них покушаться. Это должно быть общество гуманное, но не расслабленное, милосердное к своим гражданам, но строгое к себе. Общество, в котором идея культуры главенствует над идеей экономики, резко ограничивая алчность и возможности финансовых спекуляций.
Кому-то эти принципы покажутся слишком жёсткими, кому-то наоборот, недостаточными. На наш же взгляд, они полностью соответствует как русскому менталитету, так и сегодняшней политической реальности.
Заметим кстати, что они полностью комплементарны и уже упомянутой нами «Стратегии национальной безопасности» (утвержденной Указом Президента РФ 31 декабря 2015 года), в которой Россия названа обществом, утверждающим «приоритет духовного над материальным», признающим такие «общие ценности», как «справедливость, взаимопомощь, коллективизм», «историческое единство», «преемственность истории» (пункт 78), «единство культур», «уважение семейных и конфессиональных традиций» (пункт 11); а также суверенитет финансовой системы (пункт 62). Та же «Доктрина» называет в числе угроз безопасности страны «размывание традиционных духовно-нравственных ценностей» (пункт 79) и «незащищенность национальной финансовой системы», в том числе от «спекулятивного иностранного капитала» (пункт 56).
Как видим, переход к Христианскому обществу уже, фактически, объявлен официально принятой стратегией.
Далее. Поскольку всякая культура иерархична по своей природе, в нашем обществе должна существовать ясная, традиционная иерархия ценностей. Т. Элиот говорит о существовании «двух классов людей»: тех, кто способен «создавать новую мысль и новое искусство» и тех, кто способен «воспринимать и поддерживать культуру первых». Иными словами, вершиной культуроцентричного общества должны стать творцы, созидатели и созерцатели высших сфер бытия, а его базой – люди, достаточно развитые, воспитанные и открытые к восприятию этих сфер. («Чтобы понимать гения, надо не слишком далеко от него отстоять» – афористично замечает о том же Ильин).
Разумеется, существование такого общества возможно только на целостной духовной основе. В Христианском обществе такой основой может стать только декалог (десять заповедей) как его фундаментальное основание и Нагорная проповедь как идеал, к которому следует стремиться.
Ясно, таким образом, что ничто болезненное, нездоровое не должно диктовать нашему обществу норму (ибо, как мы уже хорошо знаем, репрессивность болезненного по отношению к здоровому оказывается гораздо страшнее обратной). С другой стороны, и болезненное должно иметь право на существование, ибо, с одной стороны, не знаем, «из какого сора растут стихи, не ведая стыда», а с другой – нормы и идеалы становятся по-настоящему сильны, только когда им может быть оказано сопротивление. Самые высокие прозрения рождаются зачастую в самых мрачных безднах и смертельных болезнях. Кажется, разумнее выработать к этим опасным болезням здоровый иммунитет, нежели бежать от их тени. Итак, пусть и теням позволено будет являть себя в нашем обществе. Однако, всё болезненное пусть остаётся на дальних его орбитах, на центральных же площадях царит классическая культура и классическая мораль. Защита этого здорового минимума должно стать первой общественной задачей нашей культурной элиты.
Воспитание культурной элиты
В условиях тотального распада культуры, задача воспитания новой культурной элиты оказывается одной из самых важных и сложных. По человеческим меркам, пожалуй, даже и невозможной. Представителей высокой русской культуры к сегодняшнему дню осталось не много. Большая её часть просто физически вымерла. Но даже если прав Т. Элиот и громадной ползучей массе сил вырождения противостоит не более чем «полдюжины людей», задачу переформатирования мира (то есть постановки его обратно с головы на ноги) придётся решать именно им. В конце концов, вера сдвигает горы и «единицы совершали все великие дела в истории», как полагал другой великий поэт Европы, ничуть не с большим оптимизмом смотревший на окружающую его реальность. [2]
Итак, сколько б ни была безнадёжна задача, других вариантов её решения у нас нет. Без настоящей, нравственно здоровой элиты построить жизнеспособное общество невозможно. Культурная элита призвана стать точкой сборки нового общества, тем элементом порядка, внесённым в средоточие тотального беспорядка и хаоса, который будет противостоять катастрофическому движению «ползучей массы» и восстанавливать, насколько возможно, сознание мира. А в условиях «тоталитарной демократии» (в направлении которой мир сильно продвинулся со времени Т. Элиота) можно, пожалуй, даже говорить даже и о диктатуре культуры (или, может быть, лучше сказать, диктатуре совести, как в своё время Владимир Соловьёв называл власть Русской монархии и Православной церкви).
Задача воспитания новой элиты потребует изменения всей системы образования. «Где мудрость, которую мы потеряли в знании? Где знание, которое мы потеряли в информации?» – вопрошал Т. Элиот. Итак, в систему образования должна вернуться идея целостности и мудрости. Задачей-минимум образования должно стать воспитание человека культуры (не настолько, говоря словами Ильина, далеко отстоящего от гения, чтобы его понять); а задачей-максимум – воспитание человека-творца, способного к бесконечному духовному росту. Вспомнив известное пророчество Николая Гоголя о Пушкине как русском человеке в развитии каким он явится, возможно, через двести лет, скажем (ввиду скорого исполнения намеченных сроков), что воспитание такого человека и должно стать идеалом новой системы образования.
Идеал личности
Очевидно, что наше новое общество должно прийти и к новому (вернее, хорошо забытому старому) пониманию личности. Сегодняшнее понимание личности, как эгоистического, замкнутого на себя индивида должно уступить место изначальному идеалу. Сама идея личности, как мы знаем, была открыта христианским откровением и сформулирована патристической философией. К этим базовым определениям и должно вернуться наше Христианское общество.
Его субъектом должна стать уже не та мятущаяся атомизированная частица в состоянии полураспада, которую знает современный мир, но личность, которую знает христианская философия, личность, имеющая бесконечную глубину, не познаваемая в своей сущности, находящаяся в динамическом равновесии личного и общего (где Я = ТЫ); личность, которая познаёт себя через связь с другими; личность, призванная к бесконечному развитию при сохранении своего метафизического основания, которым является свобода и любовь. Это, говоря совсем просто, – пушкинская личность, укоренённая в традиции и «любви к отеческим гробам», как извечном залоге своего самостоянья и величия.
Именно такая личность (назовём её интегральной личностью) должна оказаться в центре нашего общества. И именно воспитание такой личности (которая, в силу обладания ясным этическим императивом, чувством собственного достоинства и самосознания, окажется недоступна для всякого рода пропагандистских манипуляций) должно стать главным смыслом существования нашего общества.
Вероятно, столь серьезная и ответственная задача потребует в перспективе переформатирования не только всей системы образования, но и всей социально-политической системы в целом.
Общественный идеал будущего
В свое время Данте в трактате «Монархия», творчески переосмыслив византийскую теорию «симфонии», вывел собственную идеальную формулу власти. Такую идеальную власть символизируют у Данте Император, Философ (его свободный советник) и Папа, обладающие определенной свободой и независимостью друг от друга.
Мы же сегодня можем представить себе Государство, Культуру и Церковь как некий треугольник сил, вполне самостоятельных и свободных, связанных не столько бюрократическими путами, сколько – общим делом. Таким делом, как мы уже сказали, в нашем будущем обществе должно стать воспитание новой личности, устремленной к бесконечному духовному росту, личности, в которой индивидуальное и общее находятся в динамическом равновесии.
Очевидно, что такая личность может вырасти только в разряженной атмосфере духа, которую способны создать только институты Христианского общества. Сам наш общественный идеал диктует, таким образом, его иерархическое устройство. Разумеется, это должна быть уже не обычная сословная иерархия, но иерархия культуры, знания, мудрости. Можно сказать, что со временем всё наше общество должно обратится в один огромный университет бесконечного самообразования, саморазвития. Государство-Университет – так, по всей видимости, должно звучать имя идеального Христианского общества, противоположного современному массовому обществу всесмешения и мультикультурализма.
Содружество национальных культур
По-видимому, идея христианского общества, как мы его описали, может встретить в России только одно серьезное возражение: поскольку мы страна поликультурная и многоконфессиональная, слово «христианское» может прозвучать не слишком толерантно в отношении иных культур.
На это надо ответить вот что. Прежде всего, надо отчётливо понимать, что христианство и культура в данном контексте, в котором они у нас звучат – есть синонимы. Мы живём в мире, построенном двухтысячелетней христианской культурой, и отказ от последней означает лишь окончательный распад и впадение в варварство.
Далее, мы действительно – поликультурная и многоконфесиональная страна. То есть – классическая империя. То есть – страна с вековыми традициями сосуществования разных культур и конфессий. При этом, Российская империя была, как мы помним, православной страной, а Советская империя – страной с доминирующей и цементирующей окраины русской культурой. И если духовный смысл империи – политический мир, содружество культур и просвещение окраин, то почему сегодня это должно быть иначе?
Нейтрального общества, как мы убедились, не существует (вернее, оно существует как недолгий этап скольжения к новому язычеству). Для устойчивого же существования необходим цементирующий раствор традиционной культуры («приоритет духовного над материальным», как называет это «Стратегия национальной безопасности»). В России это может быть только христианская культура. Должно ли утверждение этого очевидного факта вызвать возражение у любого нормального человека, будь то мусульманин или иудей? Придёт ли в голову нравственно здоровому атеисту возмущаться тем, что у общества существует моральная основа культурного развития? Следует ли нам ожидать демонстраций протестующих бурятских буддистов? Что же касается авраамических религий, все они признают декалог в качестве своей основы.
Таким образом, негативной реакции можно ожидать лишь от горстки пламенных комсомольских сердец «либерального ордена», который, как показали последние выборы, пользуется поддержкой 2% людей. Так должны ли мы, перед лицом глобального кризиса, требующего культурной и интеллектуальной мобилизации, считаться с маргинальным, на уровне статистической погрешности, мнением? Демократия, как известно, – власть большинства. Перед этими же немногочисленными, но замечательными людьми гостеприимно открыты двери огромного мира, уже шагнувшего в бездну, которая с удовольствием поглотит и их.
Все же остальные, более трезвые наши сограждане скоро обнаружат, что в обществе, вновь обрётшем свои культурные корни, комфортнее и спокойнее жить становится всем без исключения. Уже просто в силу отношения такого общества к культуре. Общество имперского типа, особенно общество христианское, основанное на высокой универсальной культуре, неизбежно обращается в защитника всех национальных культур. А вместе с тем, обретает и свой поистине универсальный смысл.
Обретение большой идеи
Осознав себя Христианским обществом, осознав свою задачу: стать защитником всех национальных культур и традиций против их унификации, разложения и распада в горниле глобализации, Россия обретает и свою национальную идею и свою ясную цель в большой игре мировой политики.
То есть, идея Христианского общества помогает нам сформулировать и свою новую идеологию (возможно ей придётся дать имя, и лично мне импонирует такое: «консервативный социализм»). А мир обретает новый полюс смысла, противоположный тому, который олицетворяет сегодня идеология глобализма и мультикультурализма.
Разумеется, процесс оздоровления нашего общества, его переход от варварского состояния к культурному потребует достаточно энергичных мер. Прежде всего, русская культура должна быть освобождена от остатков большевистских и либеральных мифов и обрести нормальное, свойственное ей христианское звучание. И в этом своем изначальном звучании вновь обрести связи со всей европейской христианской культурой.
Также должно быть прекращено насилие над сознанием народа, осуществляемое сегодня посредством телевидения, рекламы и дурной пропаганды. На задворки культуры должна откочевать и вся сегодняшняя наша, так называемая «элита», состоящая из «звёзд» гламура, эстрады и политкомиссаров «либерального дискурса», разбившая свои кибитки на развалинах великой русской культуры. Вся эта, взбаламученная психозом последних десятилетий взвесь должна вернуться туда, откуда была поднята – на интеллектуальное дно.
Нам также придется осваивать новые стратегии и во внешней политике. В свое время неоконы сыграли выдающуюся роль в развале СССР, убедив Рональда Рейгана изменить никсоновской практике прямых договоров с Советами и перейти к тактике обращения поверх элит к диссидентствующей интеллигенции. Пользуясь этой революционной стратегией (той же, кстати, что и в 1917 году) неоконы вырастили в СССР либеральную фронду, которая в условиях искусно созданного «творческого хаоса» пришла к власти.
В условиях новой Холодной войны нам придётся научится использовать стратегию врага против него же. Научиться разговаривать не с пресловутым «коллективным Западом» (которого в сущности не существует), не с глобальными элитами, но обращаться непосредственно к традиционным силам и народам Европы. (Полезно вспомнить и стратегию Грамши: приход к власти через захват царства культуры.)
В порядке перехода к этой новой консервативно-революционной стратегии до народов Европы (и всего мира) необходимо донести следующее: процесс уничтожения традиционных цивилизаций, традиционной культуры, традиционной морали, процесс, которому было посвящено в сущности все Новое время, подходит к концу. На добивание традиционных культур, и, особенно на уничтожение христианской культуры Европы сегодня работают глобальные стратегии управляемого хаоса (или «творческого хаоса», говоря словами учителя неоконов Лео Штрауса) и мультикультурализма, в рамках которого арабским мигрантам в Европу отводится роль «революционного пролетариата» XIX – ХХ веков[3]. В таких условиях нам не остается ничего иного, как встать на защиту цивилизационной идентичности самой России, Европы, и прочих народов мира.
Едва ли стоит сомневаться, что провозглашенная нами, таким образом, большая идея встретит поддержку не только подавляющего большинства российских народов, но и – подавляющего большинства народов мира. Да и остается ли нам в условиях Холодной войны и тотального на нас давления что-то иное? Кажется, само Провидение подталкивает нас сегодня к исполнению своей исторической миссии, которая в терминах сегодняшнего дня звучит так: спасение европейской традиции, христианской культуры и цветущего многокультурного мира.
[1] Несмотря на бесконечные раздоры христианского Востока и Запада, есть как минимум три имени, которые нас объединяют: это император Октавиан Август, отец имперского Рима, император Константин Великий, основатель Рима христианского, и император Юстиниан Великий, при котором Священная Римская империя вновь, пусть ненадолго, обрела культурное и политическое единство. И сегодня Россия и Европа и в политическом и в культурном отношении остаются их наследниками.
[2] «Разумная воля единиц или меньшинства управляла человечеством… В сущности, неравенство есть закон природы… Единицы совершали все великие дела в истории» – слова А. С. Пушкина в передаче А. О. Смирновой, см. ее «Воспоминания»).
[3] Причем, сами глобалисты этого почти и не скрывают. Фарид Закария и Сорос достаточно откровенно говорят о миграции как одной из важнейших стратегий глобализма. Еще более шокирующие откровения
можно почерпнуть из книги американского военного стратега Томаса П.М. Барнетта «Новая карта Пентагона. Война и мир в ХХI веке» (Thomas P.M. Barnett. The Pentagon New Map. War and Peace in the Twenty-First Century. NY, 2004). Барнетт утверждает, что результатом потока беженцев должно стать упразднение национальных границ, расовое смешение и заселение Европы «единой светло-коричневой расой» с ай-кью, достаточным для выполнения сложной технической работы, но ниже способности к сознательному сопротивлению.
