Революция — это камень, брошенный в пруд: он разрывает гладкую, упокоённую, проникнутую солнечным светом поверхность и выталкивает наверх тёмный, мутный ил. Так и в обществе: старая элита сдаёт позиции, уступая место новым людям, долго копившимся под водным спудом, но вдруг решившим, что пришло их время. Они расталкивают толщу воды осмелевшими руками и несут наверх себя и своё сокровенное. Иногда революция рада этому и готова использовать этих илистых людей, а иногда она начинает чувствовать исходящую от них опасность, поскольку эти люди, готовые воспользоваться брошенным в пруд камнем, тащат наверх нечто совершенно невообразимое, что революция видит для себя опасным.
Именно такое предисловие годится для описания странного и несколько курьёзного творчества Эммануила Енчмена.
Кто такой Енчмен?
В русскоязычной Википедии о Енчмене нет полноценной статьи, что красноречиво говорит о забвении его интеллектуального наследия в России. Однако жизнь он прожил достаточно долгую и благополучную. Родился Эммануил Семёнович Енчмен в еврейской семье в Тифлисе в 1891 году, а в 1914 году, после обучения в Санкт-Петербургском психоневрологическом институте, получил некую степень по биологии и попал под влияние идей физиолога Ивана Павлова. Возможно, именно поэтому своё учение он назвал теорией новой биологии, да и в будущем, уже после короткого участия в Великой Отечественной войны, работал именно в биологическом отделении Академии наук. После начала Первой мировой войны Енчмен вступает в русскую армию, после революции — в Красную армию, после 1919 года — в коммунистическую партию. В 1920 году в Пятигорске он публикует работу «Восемнадцать тезисов о теории новой биологии», а в 1923-м — «Теорию новой биологии и марксизм».
После публикации этих работ начался некоторый рост популярности Енчмена и его теории среди коммунистов, о чём мы можем судить по косвенным признакам, например, по тому, что видный большевик Николай Бухарин счёл необходимым выпустить статью «Енчмениада», чтобы разоблачить «ересь» и не допустить дальнейшего распространения теории Енчмена среди партийцев. Если бы тот оставался всего лишь чудаковатым маргиналом, такая статья бы не понадобилась. Умер Эммануил Семёнович в 1966 году, счастливо избежав гибели на трёх войнах и даже репрессий.
Контуры новой теории
Итак, вот что писал Енчмен в своих немногочисленных сочинениях. Он начинает с того, что признаёт процесс познания человеком мира не абсолютным, а относительным явлением, свойственным только определённому, а именно буржуазному этапу существования человечества, продуцирующему возникновение классового общества с присущими ему антагонизмами.
Отсюда следует, что многочисленные категории, связанные с познанием мира, — ум, разум, знание, познание и т.д., — не имеют абсолютного смысла и значения. А так как категории вроде «разума» органически связаны с Богом, поскольку разумность человека следует из факта его сотворённости Богом как сверхразумным существом по своему образу и подобию, то с низложением познавательных понятий нивелируются и понятия религиозные.
Нивелируется вообще вся метафизика последних тысячелетий как, по своей сути, эксплуататорская теория, которая, вырастая из ложных гносеологических понятий, поддерживает разделение людей на класс господ и класс рабов.
Как теория познания, основанная на примате разума, конституирует эксплуататорскую общественную формацию, из теории Енчмена не очень понятно. Все высказывания на эту тему носят декларативный и резонёрский характер: мол, наука и философия — это эксплуататорская выдумка, поскольку даже «логика возникает вместе с делением общества на классы как результат особых мероприятий эксплуататоров над эксплуатируемыми».
Что это за мероприятия, Енчмен не конкретизирует.
Следствием такой установки стало то, что ум для нашего ниспровергателя философии — нечто сродни ругательства: вот почему он с радостью приемлет обвинения в безумии, ведь безумие — это отсутствие ума как категории социальной несвободы и неравенства, а значит, доказательство расставания Енчмена с «цепями разума» и его перехода к новой системе знания. Безумие он «склонен принимать как самый ценный для нас комплимент: он обозначает, что нас считают в высшей степени передовым организмом благодаря особым сложным биологическим особенностям, опередившим на несколько лет восставших пролетариев России».
Итак, Енчмен как передовой организм в своём революционном рвении претендует на ниспровержение категорий познания, ранее казавшихся вечными ценностями: он вскрывает их «явно классовый, явно разбойничий, явно эксплуататорский характер».
Но что же Енчмен предлагает взамен разума и познания? Он предлагает 15 анализаторов.
Анализатор, или, что то же самое, «анализаторское реагирование», — это такое особое понятие, которое возникло в передовом организме в ходе органического катаклизма. Это тоже своего рода революция, но в отдельно взятом человеке, и она «уничтожила сотни и тысячи конкурирующих анализаторов», прежде безраздельно управлявших эксплуатируемой личностью. Скрещение этих пятнадцати новых анализаторов друг с другом и есть теория новой биологии. Возникшая в передовом организме Енчмена, эта теория должна быть введена в миллиарды других организмов, чтобы вызвать в них органические катаклизмы и перерождения.
Мировая органическая революция
Вот так благодаря Енчмену и его усилиями должна свершиться мировая революция и освобождение трудящихся, и это, якобы, и есть настоящий, доведённый до логического предела марксизм. Правда, сразу вводить пятнадцать новых анализаторов нельзя, сначала надо ослабить действие тысяч старых. Для этого вводятся первые девять анализаторов, чем ослабляются и ликвидируются «все суждения, теории, понятия психологические, метафизические, эмульсионные… а также подавляющее большинство естественнонаучных суждений, понятий, теорий». А уже затем вводятся остальные шесть анализаторов. И тогда скрещение полного набора анализаторов «своими бесчисленными бурными прорывами объясняет организму решительно все без исключения вопросы, относящиеся к явлениям органических (жизненных) структур и к явлениям органических движений».
При этом списка этих самых анализаторов в доступных мне сочинениях Енчмена найти не удалось, встречались только названия некоторых из них: например, два математических анализатора — это «единица» и «бесконечность», а ещё два других — это «всякие органические структуры» и «всякие физиологические реакции». Отсюда можно сделать вывод, что речь идёт о некоторых понятиях высокой степени общности и абстрактности, но с неопределённым конкретным содержанием. По отношению ко всем явлениям, входящим в объём этих двух последних анализаторов, человек будет чувствовать неизменное удовлетворение, у него возрастёт «радостность» — это важное понятие теории Енчмена, описывающее состояние человека после преображения, которое и есть подлинная, теперь уже окончательная революция.
Люди после такой революции станут предельно счастливыми и «непрерывно радостными». Они будут полностью равны, а значит, наступит эпоха подлинного коммунизма. Все многочисленные и разнообразные явления, которые сейчас вызывают у людей эмоции, желания, побуждения, реакции и т.д., войдут в объём анализатора «система органических раздражителей». Мир вещей и явлений предельно обезличится, каждый элемент его богатства станет для нас всего лишь «раздражителем» (здесь, кстати, заметно влияние на Енчмена научной теории Павлова о рефлексах), ведь нет смысла как-то дифференцировать то, что вызывает качественно одинаковую реакцию непрерывной радостности. Да и в существующей дифференциации и социальной стратификации людей смысла уже не останется: каждый организм получит физиологический паспорт, в котором будут указаны количественные показатели — напряжённость, сила наиболее существенных реакций, а также коэффициент радостности на год или другой промежуток, причём эти показатели определяет верховный орган коммунистического управления — Ревнаучсовет.
Сколько определили тебе радостности, сколько записали в физиологический паспорт, столько и получишь. На год вперёд.
Приветы солидарности
Вот такая утопия. К ней остаётся добавить пару слов о том, как себя определял сам Эммануил Енчмен, какую роль отводил себе в этом глобальном органическом катаклизме. Естественно, ключевую, ведь это он в 1913 году, ещё «в эпоху буржуазного хозяйничанья», образовал в себе пятнадцать анализаторов и создал теорию новой биологии. Но просто описать её в книге и отнести на «буржуазный рынок» он посчитал недостаточным и ненужным — никто не поймёт и не оценит. Зато когда случилась Октябрьская революция, Енчмен понял, что пришёл его час, ведь гладь пруда разорвана, наверх потянулся донный ил. И тогда он, «одинокий, пройдя мимо кафедр и буржуазных ласкательств», собрал вокруг себя единомышленников и образовал «тайный штаб грядущей мировой пролетарской революции».
И в работе 1920 года наш герой пишет, что собирается добиться «внимания, интереса, а может, и привета солидарности» со стороны «вождя, могучего титана мысли, могучего титана революции — товарища Ленина». А если не получится, он будет ждать сколько придётся, пока, наконец, не случится творческий взрыв пролетариата, который положит начало «тысячелетней эпохе господства теории новой биологии».
Про привет солидарности со стороны Ленина нам ничего не известно, зато Николай Бухарин, как уже упоминалось выше, в 1924 году передал Енчмену привет разоблачительной статьёй. Он оговаривает, что не стал бы тратить на него слова, ведь «на всякое чихание не наздравствуешься», если бы Енчмен не привлекал себе сторонников среди большевиков. Видно, замечает Бухарин, «перспектива заменить все науки пятнадцатью анализаторами нравится определённым прослойкам внутри нашей партии». Поэтому это «чудовищное идеологическое искривление» должно быть разоблачено. Однако начинает автор «Енчмениады» не с идеологии, а с «литературной физиономии» Енчмена: в его работах, мол, столько «торгашеской саморекламы, самовлюблённого паясничанья, бредовой мании величия, резкого антипролетарского индивидуализма», что приходится преодолевать чувство брезгливости и отвращения, читая их.
Вот примеры: «великий священный для меня текст, — моя теория новой биологии, эти поистине новые скрижали грядущего»; «совершенно новые потрясающие дедукции»; вновь открытая истина «не была известна ни одному из существовавших человеческих организмов, во всяком случае ни одному из человеческих организмов, фигурировавших под именем мыслителей, философов, учёных». Бухарин проницательно подмечает, как в сочинениях Енчмена регулярно проскальзывает чуждая марксизму фразеология: «только восставшие пролетарии имеют уши, чтобы слышать благую весть о наступающей эпохе органических катаклизмов». Священный текст, скрижали, благая весть? И содержательно, и даже фразеологически енчменизм напоминает Бухарину не сочинения любого из известных ему марксистов, а скорее вот эти слова из Евангелия: «Огонь пришёл я низвесть на землю, и как желал бы я, чтобы он скорее возгорелся… и как томлюсь я, пока это совершится». Мы же добавим от себя, что слова о наступлении новой тысячелетней эпохи после глобального катаклизма — это «привет солидарности» ни с чем иным, как с различными милленаристскими теориями, в основе которых тоже лежит вера в фундаментальную трансформацию людей и наступление новой эпохи.
То есть перед нами, фактически, теория скорее религиозная, чем материалистическо-сциентистская, и сводить енчменизм только к крайнему, вульгарному материализму не следует. Хотя Енчмен и заявляет, что его теория новой биологии — это прямое и неизбежное развитие ортодоксального марксизма, Бухарин полагает, что она просто пытается мимикрировать и приспосабливаться к господствующей идеологии. А может, и вовсе ведёт подкоп под материалистическую основу марксизма, не имея отношения не только к учению Маркса, но и вообще к материализму. Для прикрытия Енчмен разводит «безвкуснейшую трескотню» про «вонь нечистых вздохов» буржуазных и социалистических учёных, отрицает всё духовное и постоянно апеллирует к пролетариям. Но потом, не в силах удержаться внутри господствующего дискурса, вдруг объявляет, что все материалистические теории, рассматривающие психику как продукт физических, материальных явлений, носят метафизический характер и лишены всякого теоретического значения.
За всё это Бухарин обвиняет Енчмена в глубочайшем непонимании материализма Маркса, в индивидуализме, стыдливом солипсизме, упростительском практицизме и даже торгашестве. Отсюда — необходимость борьбы с новой биологией на теоретическом уровне и с политическим влиянием её создателя среди большевиков. Но, на наш взгляд, за этой задиристой риторикой, щедро разбрасывающейся понятиями вроде «смесь вульгарного материализма с идеалистической сущностью», нет подлинной критики енчменизма. Бухарин видит в нём «вульгарно-материалистическую поверхность», полународническую идеологию, отрыжку эмпириокритицизма и даже «язык братьев Маккавеев, масонских лож или российских хлыстов». Эти странные эклектические обвинения говорят скорее о том, что Бухарин не смог по-настоящему разоблачить Енчмена и атаковал его на тех фронтах, на которых большевики привык атаковать своих традиционных оппонентов.
То есть Бухарин боролся с теми, с кем умел бороться, но не с Енчменом. Его мысль просто остановилась на определённом теоретическом этаже и не пошла дальше. Но нам ничего не мешает сделать следующие шаги.
Слово приходит в мир
Начнём с того, что лежит в центре енчменизма. А в центре лежит странный факт: пятнадцать анализаторов, которые представляют собой, фактически, понятия предельной степени общности, они влияют на человеческую плоть так, что вызывают в ней органические катаклизмы. То есть продукты идеальной сферы, к коим относятся любые понятия, способны влиять на органическую материю, будучи внедрёнными в неё. Как же происходит внедрение? Эти понятия просто произносятся вслух представителям рабочего класса. То есть ты произносишь понятие, и оно творит органическую революцию. Это какая-то невероятная вера в силу понятия, не имеющая ничего общего с материалистической верой в силу материального воспроизводства как экономического базиса любой идеологической надстройки. Здесь первично понятие, или, иначе, слово, а вовсе не материя.
И это сразу же отсылает нас к иудейско-христианскому комплексу идей, где слово является силой, оплодотворяющей и оформляющей материю. В начале было слово, и Бог с его помощью положил конец хаотической потенциальности неоформленной материи и положил начало известного нам мира. И начало человеку было положено тоже словом. Однако после этого первоначального творения мир не стал совершенным, и природа человека оказалась несовершенна, иначе бы не было несчастья, неравенства, эксплуатации и несвободы. Но если после органической революции исправляется природа человека и он приходит к совершенному состоянию счастья и радостности, значит, пятнадцать анализаторов становятся теми словами, что продолжают и завершают творение Богом мира и человека. А сам Енчмен, в котором однажды возникли эти слова и произвели органический катаклизм, становится как бы Мессией — посланцем Бога в мир для окончания истории и построения тысячелетнего царства.
Интересно, что Бухарин прямо называет своего оппонента Мессией, хотя и не раскрывает глубокую религиозную сущность енчменизма. Разумеется, это не материалистическая теория, не научная и не биологическая; это прорвавшийся из каких-то глубин подсознания утопический мессианизм, не угадавший сам себя и обрядившийся в марксистские одежды. В его сердцевине лежит глубокая тайна преображения материи правильно произнесённым словом, тайна, которую сам Енчмен, несмотря на свои претензии, так и не разгадал. Иначе каждый из нас уже бы перестал быть пусть несовершенным, но сложным и противоречивым человеком, и превратился в голема, вечно чему-то радующегося в соответствии со спущенными сверху нормативами.
