Уинстона Черчилля называют последним великим государственным деятелем Великобритании, и, наверное, это так и есть. К его мнению — во всяком случае, по определенным вопросам — стоит прислушаться и задуматься. Именно ему приписывают фразу, которая в различных версиях выглядит то длиннее, то короче, но смысл имеет практически один и тот же: демократия — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных. В демократии Черчилль разбирался особенно хорошо после того, как его, премьера, только что принесшего своей стране победу над Гитлером, прокатили на выборах и всенародным волеизъявлением посадили в его кресло Эттли. Кстати, товарищ Сталин тоже был не самым глупым политиком прошедшего столетия, что бы там ни утверждали наши демократы-либералы, которые, конечно же, лучше всех знают, как управлять Россией (сдать страну под внешнее управление и жить припеваючи, а девяносто процентов населения, которые сумасшедшие, они же ватники, они же совки, пусть знают свое место и не высовываются). Так вот лучший друг физкультурников, если верить легенде, по тому же поводу заметил: демократия гроша ломаного не стоит, если такого человека, как Черчилль, могла сменить этаким слизняком (кажется, я выбрал самый цензурный вариант афоризма).
Иногда тому же Черчиллю приписывают еще одну богатую фразу, хотя произнес ее, как считается, совсем другой человек (Джеймс Фримен Кларк): политик думает о следующих выборах, а государственный деятель — о следующих поколениях.
Хорошая фраза. Санчо Панса в таких случаях говорил дон Кихоту: как это красиво, сеньор кавалер, чтоб я околел!
Закавыка в том, что рядовой избиратель, как правило, в подавляющей массе своей предпочитает политиков государственным деятелям. Политик в своих предвыборных потугах всегда обещает завтра же, то есть до следующих выборов, дать то, чего избиратель хочет сегодня. Если избирателю попытаться втолковать, что, по мнению данного государственного деятеля, следовало бы позаботиться о грядущих поколениях, избиратель лишь покрутит пальцем у виска. А если особо мудрый деятель наболтает избирателям с три короба всего самого сладкого, придет к власти, а действовать попытается во имя грядущих поколений, то его не просто не переизберут — это бы государственному деятелю еще не страшно. Его же собственная партия, а уж подавно — ее спонсоры, сразу дадут ему по рукам больно-больно. Ведь даже если деятель сможет отказаться от мыслей о будущих выборах во имя будущих поколений, то вот уж те, кто стоит у него за спиной, никогда о будущих выборах не забудут, ибо нипочем не согласятся рисковать переходом власти к конкурентам. Бизнес, господа, только бизнес, ничего личного. А то, что из-за бизнеса мир летит в тартарары, и никто не думает о послезавтра — так ведь до послезавтра еще дожить надо, а всего хочется здесь и сейчас. Вот те, кто будет жить послезавтра, пусть с этим послезавтра и разбираются, им за это платить будут, а нам платят не за это.
В итоге государственных деятелей становится все меньше, а политиков — все больше.
Прежде считалось, что демократия способствует появлению у власти все более серых кое-какеров потому, что сам избиратель в массе своей сер. Малообразованные, мол, дальше своего носа не видящие обыватели заботятся лишь о том, чтобы еды побольше, а сложностей поменьше, и таких — всегда большинство. И они весь мир перекраивают по себе, в том числе — и тех, кто ими правит. Так у власти мало-помалу воцаряются ничтожества. Демократия, то есть власть посредственностей, не терпит ничего яркого, выдающегося, выбивающегося из общего строя, из простейших потребностей, из примитивнейших представлений, из мира банальностей.
Может, когда-то и было так.
Но сейчас посредственности резко изменились. Именно они претендуют на то, чтобы быть самыми яркими и самыми небанальными.
Общество потребления резко обессмыслило жизнь. Нужда и война, упаси нас Бог и от того, и от другого, радикальным образом погружают человека в сугубую реальность и делают самые элементарные заботы осмысленными, духовными, приносящими радость. Справил новые румынки жене или новое пальтишко сынишке — вот тебе и достижение, вот тебе и полнокровное бытие. Выжил в атаке, взял линию вражеских траншей — вот тебе и смысл жизни. Жена и сын рады-радешеньки, однополчане целуются и пускают флягу по кругу. Стало быть, нет сомнений: я нужен! Я смог, я свершил! Я есть, я живу! Я живу не зря!
Когда все эти простые достижения перестают быть достижениями, делается все труднее даже себе доказывать собственную явность. Есть я, существую бесценный и замечательный я в этом равнодушном мире, или это только так, морок, прозябание монотонное? Бег в пустоте? Коротание времени между небытием ДО и небытием ПОСЛЕ? Заметно меня, или весь итог моих жизненных усилий — лишь кучка дерьма в унитазе по утрам, которую и без меня мог бы спечь кто угодно?
Современные средства коммуникации открыли принципиально новые и, надо признать, практически беспроигрышные возможности для того, чтобы любой мог безо всяких усилий подавлять кошмарное чувство собственного несуществования.
Всего-то и надо более или менее публично ляпать такое, что запомнится, прозвучит, ошарашит.
Раньше всего, надо сказать, эти тенденции начали давать о себе знать, например, в среде гуманитарной интеллигенции, где тщеславных закомплексованных говорунов хватало всегда. Стоит лишь припомнить литературную критику времен перестройки. Лев Толстой ничего не понимал в людях и плохо владел русским языком… Стругацкие своим творчеством укрепляли тоталитарный коммунистический режим… И ведь добиваются своих целей, чертяки. Явно же полная чушь — но вот четверть века прошло, и не помнится никто из тех, кто, как многие до них и после них, утверждали: Лев Толстой велик, а Стругацкие вырастили, по меньшей мере, два поколения духовно свободных научных сотрудников младшего возраста. Ан вот пустобрехи в памяти застряли.
С электронным расширением возможностей для публичного говорения в процесс включился и рядовой пользователь.
Любое, даже самое бесспорное высказывание уровня «небо — голубое» немедленно забалтывается. «Автор мыслит штампами, что, не мог выдумать чего-нибудь пооригинальней?» «Какое к черту голубое, когда у нас все время тучи?» «Это только у пидоров все голубое!»
Понятно, что авторам подобных реплик плевать, какое на самом деле небо. В глубине души они прекрасно знают, что и небу они до лампочки. Смысл их высказываний один — доказать себе и миру, что они существуют. Да еще ого-го как! Резко, хлестко, весомо, грубо, зримо. И совершенно при том безопасно, при минимуме реальных усилий. БЕЗОТВЕТСТВЕННО. Не то, что солдат в атаке или многодетная семья в послевоенной разрухе. Те-то жизнью своей и ближних своих отвечают за каждое слово и каждый шаг.
А вот теперь очень существенный момент.
Все эти люди — избиратели.
Но это еще полбеды. Те, кого они избирают — тоже такие же люди.
Мало того, что политик — тоже человек и, стало быть, обуреваем чисто общечеловеческим стремлением стать заметным и значительным. У политика оно умножается, по меньшей мере, вдвое. Чтобы не утонуть в бессмысленном и тотальном информационном жужжании, политик тем более должен делать все более и более яркие, небанальные, перпендикулярные высказывания. Не имеющие никакого отношения к скучным реальным проблемам и занудным реальным способам их решения. Это его работа. За это ему деньги платят. Какая разница, голубое небо или нет! Важно, чтобы заметили. Запомнили. Обратили внимание. Только тогда хозяева демократии на тебя поставят. Только так можно обеспечить себе хлеб с маслом. Только так можно завладеть будущим.
Штука, однако, в том, что это динамический процесс. Нескончаемый. Если кто-то сморозил удачную, смачную чушь, которая осталась в памяти народной и обеспечила внимание к ее автору, мало-помалу примерно ту же чушь, чтобы не выпасть из обоймы и не пропасть из новостей, начнут повторять и все остальные политики того же направления. Очень скоро смачная чушь станет банальностью. Скучной истиной, на которую перестанут обращать внимание. И тогда кто-то из этого же инкубатора непременно сделает следующий шаг и выскажет некую ЕЩЕ БОЛЕЕ небанальную крайность, имеющую еще меньше отношения к реальности, но зато еще более запоминающуюся, производящую на избирателя еще более потрясающее впечатление. И уже эту новую чушь начнут перемалывать и тиражировать остальные политики того же политического крыла. И вскоре понадобится, чтобы выделиться из кучи, сказануть что-то еще более небанальное…
Однако ведь при демократии политических направлений — не одно и не два. Ровно та же каша варится и у оппозиции, и у тех, кто оппонирует оппозиции, и вообще во всех группах, которые хотят оставаться ньюс-мейкерами и привлекать внимание и симпатии. Но поскольку политические направления даже и называются НАПРАВЛЕНИЯМИ, и называются так не зря — каждый шаг от одной крайности до следующей любая из них будет делать в СВОЕМ направлении, и таким образом все группы будут все сильней расходиться. Если бы я не боялся незаслуженно польстить этим дармоедам — я уподобил бы процесс их расхождения разбеганию галактик. Ежесекундно каждая оказывается все дальше от каждой.
И ежесекундно все они — всё дальше от действительности.
Заглушающее любую осмысленную, действительно конструктивную речь информационное жужжание заставляет всех политиков, безотносительно к их собственным желаниям, постоянно пробовать народ и государство на разрыв. Одно общество — хрусь пополам! Другое — хрусь пополам!
Понятно, что на общих выборах компромиссной фигурой, способной мало-мальски устроить всех (хотя очень скоро выясняется, что — никого), может оказаться лишь полная пустышка, не способная ни на какое реальное осмысление по-настоящему насущных проблем, и тем более — на какие-то решительные последовательные действия по их преодолению. Это легко увидеть на простейшем графике. Примирить положительные и отрицательные значения на оси, скажем, абсцисс может только ноль.
Практическое воплощение этих логических построений мы, в общем, видим в странах еще кое-как сохраняющейся демократии. Какие надежды возлагались, например, на Олланда перед выборами! Но проходит каких-то полгода, от силы год — и где эти надежды?
В подобных условиях государственный деятель практически не имеет возможности прийти к власти. Власть перебрасывают один другому только политики, причем — по уже названным причинам — все более мелкотравчатые. Шансов на то, что высшая власть хоть на миг задумается не о грядущих выборах, а о грядущих поколениях, нет. Действительные проблемы накапливаются и остаются нерешенными, власть лихорадочно и безграмотно латает дыры — и озабочена лишь рейтингами. То есть, говоря попросту, не реальностью, а ее образом в мозгах, извините за выражение, электората.
Как парировать эту тенденцию? Как перестать думать о выборах и начать думать о выходах?
Новых систем что-то не просматривается. А две главных старых — стары, как мир, и не слишком-то обнадеживают, ибо мы и про их недостатки уже давно и хорошо осведомлены.
Одна — жесткая идеологическая цензура. Все направления, кроме того, какого придерживается элита, либо напрямую заглушаются, либо забалтываются до полного заглушения, и лишь одно — царит и получает постоянные официальные подтверждения. В этих условиях можно в рамках представления элиты о способах решения наболевших проблем заняться чем-то долгосрочным, серьезным и не рассчитанным на мгновенное общее одобрение. Но зато все крайности, присущие именно этому направлению, будут беспрепятственно доводиться до абсурда. Это называется автокаталитическим процессом (то есть когда продукт реакции служит катализатором той же самой реакции): избиратель будет требовать крайностей лишь в одном направлении, поэтому власть будет бороться за избирателя, маня его еще большими крайностями тоже лишь в одном, этом же самом направлении, и пудрить избирателю мозги так, что в дальнейшем он будет требовать еще более крайних крайностей опять-таки в этом же самом направлении… Обаму почти непременно сменит какой-нибудь Маккейн.
Вторая — наша, родная. Превратить демократию в веселую игру с раздачей бутербродов на участках голосования, этакий карнавал «Маска, я тебя знаю!», по типу старого анекдота «Подводит Бог Еву к Адаму и говорит: ну, Адам, выбирай себе жену». И вот тогда эта Ева, не беспокоясь из-за круживших бы, будь расклад иным, вокруг Адама вертихвосток, может всерьез заняться домашним хозяйством — без спешки, без судорожных дерганий из стороны в сторону, обдуманно и осмысленно, заглядывая и на десять лет вперед, и на пятнадцать. Но в таких условиях очень быстро становится косной и безответственной элита. Да, у власти развязаны руки для серьезных, масштабных, многоходовых программ. Власть свободна от необходимости поткать сиюминутным прихотям избирателя, от необходимости говорить и творить безумные крайности — зато свободна и от необходимости вообще говорить что-то осмысленное и делать что-то реальное. А, впереди еще пятнадцать лет, успеем…
Похоже, панацеи нет. Похоже, панацея только одна — точь-в-точь, как у хорошего водилы: неотрывно следить за дорогой и держать обе руки на баранке. Чуть машину повело влево — верти вправо. Чуть машину повело вправо — верти влево. Чтобы ошибки, непременно порождаемые одной из систем, не накапливались, ее непременно надо вовремя и в достаточной степени встряхивать, применяя методики альтернативной системы. Не стыдиться этого и не бояться.
Но это хорошо тоже только в теории. И только пока одна из систем, обезумев от порожденных ею крайностей и подгоняемая впавшими в еще большие крайности избирателями, не имея ни малейшей возможности резко сменить курс, не пересекла край. Не рухнула ради спасения лица в какую-нибудь пропасть, утягивая за собой все остальное человечество. Тот же Маккейн, кстати, на это вполне способен…
Впрочем, кажется, я сказал банальность. Народ не усвоит. Закончим так: пока выкормленные Путиным уссурийские тигры не сожрали человечество.
Поскольку это утверждение не имеет ни малейшего отношения к реальным угрозам, оно имеет все шансы остаться в памяти читателей и вызвать вал единодушного одобрения.