Инициированные в последнем послании российского Президента изменения, при всем имеющемся различии оценок происходящего, заслуживают глубокого и системного осмысления. Посему, без исторических аналогий здесь не обойтись. И одним из возможных источников для проведения параллелей – история Древнего Рима периода «заката» республики, времени перехода от республики к монархии, когда на смену эпохе политических противостояний (перманентный конфликт между «верхами» и «низами» римского общества) и гражданских войн (133-31 гг.до н.э.) пришла эпоха относительной политической стабильности в условиях режима принципата.
Участнику второго «триумвирата», молодому и энергичному Октавиану Августу, приёмному сыну Юлия Цезаря, удалось последовательно переиграть своих политических конкурентов и построить на институциональном фундаменте поздней республики новое государство с оригинальной формой правления, примирившей на время и республиканцев, и монархистов.
Современный период политической истории России, пришедший на смену эпохе «бури и натиска» 1990-х годов, можно условно сравнить со временем утверждения режима принципата в Древнем Риме.
Кризис и «надлом» Второй российской республики, апогеем которых стали события осени 1993 года, привели к торжеству модели президентской (формально «смешанной») республики, которая и стала институциональным основанием для режима принципата, сложившегося и оформившегося уже в 2000-е годы.
Возвращенная в политический оборот (нео)имперская идея ощутимо потеснила идею российского республиканизма – от употребления которой в качестве идеологического конструкта, однако, полностью не отказались.
Собственно принципат (лат. principatus, от princeps— первый среди равных, первый сенатор, сенатор-спикер, председательствующий на заседаниях Сената) — сложившейся в период ранней империи (27 до н. э.— 284 н. э.) режим персонифицированного правления, комбинировавшей монархические и республиканские черты. Политический смысл принципата заключался в закреплении доминирующих позиций императора по отношению к официально сохраняющимся республиканским институциям (Сенат, комиции, магистратуры).
Обладатели высшей власти носили при этом титул принцепс, чем подчёркивался их статус «первого среди равных» (титул «император» первоначально являлся почетным и был связан с командованием римскими легионами). При этом основные компетенции главы государства были связаны с титулами принцепса и народного трибуна (что символизировало непрекращающуюся связь первого публичного лица с римским народом).
В рамках режима принципата Сенат формально оставался высшим органом государства, но будучи де-юре полновластным, он воплощал на практике инициативы Августа. Продолжали работать и народные собрания, избиравшие кандидатов (рекомендуемых Августом) на соответствующие магистратуры. Ежегодно продолжали «избираться» консулы, которые во времена республики полагались высшими должностными лицами в государстве (что в эпоху Августа стало сугубо номинальным).
Реальная же власть была сосредоточена в руках принцепса-императора и его «ближнего круга», аппарата его власти, численность и компетенции которого последовательно возрастали.
Август и его преемники, помимо председательства в Сенате, концентрировали в своих руках верховную гражданскую (пожизненный народный трибун) и военную власть, добавляя к ней титул великого понтифика (первого жреца). На смену принципату в 3 в. н.. пришёл доминат, при котором монархия была оформлена де-юре (император был объявлен господином над своими поддаными), что означало упразднение либо преобразование республиканских институтов под запросы нового режима. Благодаря преобразованиям императора Диоклетиана, взявшегося упорядочить государственное устройство Империи, император возвысился над подданными, и отныне никакой commilito (участвовавший с ним в походах сослуживец) не имел возможности покуситься на его власть посредством заговора.
В результате масштабных трансформаций, произошедших с начала 2000-х годов, в России сложилась форма республики, в которой как некоторые ее критики, так и некоторые ее сторонники увидели российскую версию принципата – то есть режим, который изменил порядок функционирования всех основных политических институтов страны. Утверждение последнего опиралось на сложившийся тогда «консервативный консенсус» в сознании российского общества. Как представляется, принципат имел весьма высокие шансы утвердиться в России как в стране, где общество имело сегментированный и атомизированный характер, и где политическая нация как необходимое основание Республики не была консолидирована и так и не стала «вещью для себя».
Первоначально связывавшиеся с новым политическим порядком надежды на модернизацию и «прорывы в развитии» в значительной степени так и остались по преимуществу надеждами – что, однако, не ставило под сомнение устойчивость этого порядка и его способность обеспечивать «внутриэлитный мир» и социальную стабильность.
Российский политический класс в конце концов согласился на иерархические правила утвердившегося принципата, в обмен на отказ от «автономной политической игры», получив определенные статусные гарантии, устойчивость политических правил и известную страховку от непредсказуемости.
При этом российский аналог режима принципата преимущественно опирался на систему вертикалей (президентскую, правительственную, «силовую», партийную, бизнес-вертикаль и др.). Элитные группы, консолидировавшиеся на различных уровнях власти, управления или бизнеса, встраивались в иерархически организованные сети, позволявшие им лоббировать собственные групповые интересы.
В результате заявленных в «Послании» изменений фактически делается шаг от принципата – однако не в направлении условного «домината» (что прогнозировали некоторые), но в сторону системы с более сложным механизмом сдержек и противовесов. Какие же цели преследовал при этом глава государства?
Можно не без оснований предположить, своими последними конституционными инициативами Путин поместил политический класс в ситуацию неопределенности, когда последнему необходимо было приспособиться к новым правилам игры. И дело не только в смене правительства за два года до предполагавшегося ранее срока (что само по себе стресс), но в смене правил игры в ситуации начавшегося политического перехода, когда одной только лояльности явно недостаточно.
Латентная фронда со стороны политического класса России в отношении планов верховной власти, если и оставалась до последнего момента принципиально возможной, то в силу произошедших изменений она превратилась в чистую условность. Ждать «системного противодействия» в ситуации подобных стресса и неопределенности едва ли возможно.
При этом представители основных частей политико-идеологического спектра оказались фактически неспособны сформулировать внятную для граждан России альтернативу даже среднесрочным планам действующей власти – в то время как видные их представители пока не могут необходимым образом согласовать свои оценки ситуации (выдвижение лозунгов «на злобу момента» – не в счет).
В то же время, «сдвига» в сторону условного «домината» не произошло – поскольку в этом случае предполагаемый преемник во главе государства неизбежно оказывался бы один на один с политическим классом страны, а все возникающие в обществе конфликты выстраивались бы по одной линии против «первого лица» (поскольку все остальные акторы и институты не воспринимались в этом случае в качестве полноценных «ответственных субъектов») – что создавало бы нежелательное для политического класса в целом напряжение.
В итоге произведенных изменений президент как глава государства снова оказывается не просто в положении «над схваткой», но может отныне управлять процессом дальнейших политических трансформаций с заметно меньшим числом «барьеров».
В рамках возникающей сегодня ситуации ставка сделана на взаимное уравновешивание институтов «по горизонтали» (через относительное расширение их полномочий при одновременном существенном расширении президентских компетенций). Вместо разделенной на полу-автономные институциональные сегменты государственной власти – получается «переплетенная» и взаимосвязанная модель власти (В связи с этим заслуживает известного внимания гипотеза известного киевского аналитика Дмитрия Джангирова о том, что Владимир Путин предполагает передать власть не единственному формальному «наследнику», но группе таких «наследников», представляющих разные ветви и институты власти).
Все это, взятое в совокупности, расширяет пространство маневра не для политического класса, но прежде всего для самой президентской власти. И обеспечивает широкое пространство выбора для последней в случае начала процесса властного транзита.
Система сдержек и противовесов как инструмент взаимного ограничения амбиций отдельных групп элиты (взаимного сдерживания) в интересах внутриэлитного и шире – социального мира (заявленные в «Послании» социальные инициативы, как можно предположить, имеют своей целью сохранение последнего). Цена за обеспечение «мира», таким образом, перекладывается на политический класс в целом, распространяется на все его «фракции». Вероятность же конфликта между различными фракциями внутри политического класса соответственно уменьшается.
Общая логика принципата в современной ситуации сохраняется, в то время как вероятность «экстраординарных вариантов» развития ситуации уменьшается. Такова реакция российской власти на идущие «снизу» «социальные запросы». Как показывают социологические опросы последнего времени, большинство граждан России действительно желают перемен, – но управляемых, не сопровождающихся потрясениями. Перспективы же эволюции сложившегося на сегодня консенсуса требуют отдельного рассмотрения.
______
Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:
Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)
Реквизиты банковской карты:
— счет 40817810540012455516
— БИК 044525225
Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com
Яндекс-кошелек — 410015350990956
