Интересно, почему словосочетание «поиск идентичности» вызывает у деятелей либерального толка такую острую реакцию? Такое ощущение, что само понятие «идентичность» стало неким маркером, по отношению к которому выстраивается и вся система взаимоотношений с другими людьми.
Вот, например, господин Алексей Всеволодович Малашенко – член научного совета Московского центра Карнеги разразился в Новой газете основательной статьей под названием «Что в идентичности тебе моей»?
А, действительно, что?
Финал статьи, правда, мягко говоря, невнятен, так что, на первый взгляд, и не очень ясно, зачем текст написан. «Общечеловеческая идентичность (цивилизация) покоится на физиологии: мы все самоидентифицируемся по количеству ушей», – шутит (шутит?) господин Малашенко в финале и оптимистично заявляет: «Когда-нибудь она реализуется в космическом конфликте – перед угрозой уничтожения нас неким одноухим чужаком или гулящим астероидом».
Милая шутка, но вопрос остается – статья-то написана зачем? И – о чем?
Тут стоит отметить основные положения, которые действительно важны для автора статьи.
Итак, это:
1. В любой идентичности заложен вызов.
2. Идентичность проявляется даже на необитаемом острове.
Это вещи, скажем так, очевидные. Дальше становится интереснее.
Господин Малашенко пишет: «Идентичность не создается раз и навсегда… В нее вводятся постоянные поправки – например, могут меняться место проживания ее носителей, религия, язык, окружение».
И добавляет: «Конструктивистский подход к идентичности вполне оправдан и прост». Далее: «в принципе не столь важно, каково здесь соотношение между целенаправленным действием элит и бессознательным поиском в прошлом лучшего будущего у обывателя. Одно невозможно без другого».
Что хочет сказать этими словами эксперт Центра Карнеги? А вот что: идентичность можно сформировать, надо только понять, чего хочет «народ», повесить это, как морковку у него перед носом, и он сам «бессознательно» пойдет в сторону нужной его пастырям («элите») идентичности. То есть, по Малашенко, из любой нации можно сделать все, что нужно «элитам». Ну, может быть, не из любой. Но из русских – точно можно.
Один из разделов статьи называется «Кризисы и комплексы». Там имеется замечательный пассаж: «Обостренное, я бы даже сказал – болезненное, погружение в свою идентичность, ее гипертрофия возникают при несоответствии оценки собственного облика, места в мире и реального положения, которое занимает этнический или религиозный социум в мире. Это, например, типично для русских и мусульман. В обоих случаях претензии слишком велики, а возможности их реализации очень ограниченны. Отсюда возникают кризисная, транзитная «постимперская» идентичность у русских и то, что можно назвать «исламский комплекс неполноценности».
Извините за столь обширное цитирование, но без этой ключевой цитаты не имеет смысла говорить о тексте господина Малашенко и его подходе к проблеме идентичности.
Впору восхититься столь стремительной подменой и смешением понятий, но как-то не хочется.
Вы заметили, как легко в один ряд поставлена русская идентичность и идентичность мусульман?
Культурно-национальная идентичность и религиозная? Причем, что особенно интересно, под «мусульманской идентичностью» отчего-то полагаются общности людей, связанных с исламским экстремизмом, поскольку дальше автор рассуждает о корнях терроризма, связанных с «мусульманскими комплексами».
Таким образом, у читателя формируется нехитрая ассоциация «русские» = «комплексы и неполноценность» = «мусульмане» = «исламский терроризм».
Знаете, если бы я был конспирологом, то обратил бы внимание на недавнее выступление Барака Обамы, в котором он объявил Россию угрозой миру наряду с исламским терроризмом.
Но мы не будем ударяться в конспироложество и почитаем статью дальше, попробуем понять, отчего же такое внимание поискам идентичности уделяет специалист центра Карнеги именно сейчас?
На взгляд автора все просто. Элиты, «заостряя самоощущения исключительности, используют ее ради собственных амбиций. Для них идентичность есть просто дискурс, некая «катушка», на которую наматываются удобные идеологемы, политические лозунги». Так что, «русский путь» – утопия, делает вывод Малашенко. Поиски идентичности попросту используются теми, кто не может доказать верность своего политического и экономического пути.
Отбросив многочисленные красивые и умные слова, переведем это на простой язык – поиски идентичности плохи и бесполезны, они попросту используются грязными политиками. Ну и дальше следует добивающий удар: «Апологетика идентичности неизбежно сопряжена с ксенофобией».
С чего делается такое заявление, лично мне совершенно непонятно. Но подмена понятий проводится легко и непринужденно, и, вот, уже идентичность воспринимается, как примитивный национализм, а история объявляется «наступлением глобализации и ее неприятием». Под неприятием понимается тот самый поиск идентичности.
Знаете, когда я дочитал текст Малашенко, у меня возникло ощущение, что я читал текст, вышедший из недр оруэлловского Министерства Правды. Русские – это мусульмане, идентичность – это национализм, идентичность – это ксенофобия и так далее.
При этом, обратите внимание, если в начале статьи автор еще оговаривается, что идентичность бывает разной (культурная, религиозная и т.п.), то дальше это уточнение исчезает и говорится о некоей идентичности в целом. Какой? Какая идентичность, например, ксенофобна? Русская культурная? Ну-ну…
Знаете, а, ведь, ответ на вопрос «Что в идентичности тебе моей» в статье есть. Как и ответ на вопрос, зачем ставить русских в один ряд с исламскими террористами и мимоходом говорить о ксенофобности любой идентичности.
Она, например, во фразе об истории как борьбе глобализации с ее неприятием.
Либерализм по сути своей глобалистичен. При этом, в крайних своих формах, жестко прагматически глобалистичен. Это идеальный мир транснациональных корпораций, в котором идеальный гражданин – это лояльный покупатель. То есть, покупатель, с легкостью укладывающийся в шаблоны глобального маркетинга. Чем проще действовать маркетологам на разных рынках, тем ниже издержки, тем выше прибыль.
Разумеется, любое отклонение от среднего в таком случае – недопустимо. Следовательно – идентичность вредна для глобализации. О чем автор, в общем, открыто и говорит.
Вот, только, знаете, мне отчего-то не хочется находиться в одном ряду с террористами и быть лояльным глобальным потребителем. Я тот самый «русский националист, тяготеющий к язычеству». Поскольку под националистами автор имеет в виду любого человека, осознающего свою русскую идентичность, я не вижу ничего предосудительного в использовании этого определения.
И, знаете, я понимаю озабоченность центра Карнеги ростом русской идентичности в российском обществе. Тем самым поиском идентичности среди обывателей, инициативой снизу. Это прямая угроза тому миропорядку, который специалисты центра Карнеги приветствовали на территории России и активно помогали насаждать с помощью «конструктивистского подхода» и «инициативы элит». Собственно, эти элиты и их детей помогали растить за пределами территории России. В итоге – у этих людей, ныне занимающих в жизни нашей страны серьезное положение, «идентичность» кардинально не совпадает с народной.
В последнее время эта разница становится настолько очевидной, что просачивается даже на страницы лайфстайлового глянца. Вот, госпожа Байбакова (дочь главы ОНЭКСИМ-банка) публикует статью, в которой учит, как надо общаться с прислугой, рассуждает о необходимости помнить, что обслуга вам не ровня и получает в ответ шквал негодования. Пытаясь извиниться, она не находит ничего лучшего, чем объяснить оскорбительный текст плохим знанием русского языка: «Текст был сильно отредактирован журналом, КОГДА Я ПЕРЕВЕЛА ЕГО НА АНГЛИЙСКИЙ, я поняла, насколько мои слова грубы и бесчувственны».
Знаете, сразу вспоминаются «Письма русского офицера» Федора Глинки, в которых он неоднократно негодует об офранцузивании российских элит того времени.
Тут важен еще и вот какой момент: образование свое, включая и обширные познания в обращении с дворней, которая никак и ни при каких обстоятельствах не ровня хозяевам, госпожа Байбакова получила в сердце свободной демократической единой Европы.
В Швейцарии.
Давайте еще раз вспомним о «конструктивистском подходе» к поискам идентичности и инициативе элит. Как хотите, но у меня ощущение, что мы видим плоды подхода: «если ты не займешься поисками идентичности, этим займутся за тебя».
И, занялись. В итоге мы имеем огромное количество людей, никак не связывающих свою судьбу с территорией, называемой Россия. Но в идентичность по Малашенко они вполне укладываются – количество ушей совпадает.
Только, у этих существ с одинаковым количеством ушей, в итоге получаются моральные конструкции, вроде той, которую недавно высказал господин Успенский (да-да, папа Чебурашки и гарантийных человечков): «”У меня есть книжка под названием “Оранжик” (“Оранжик, или Мальчик, который не хотел стареть”. – Прим.ред.), это книжка о прирожденном сопротивленце, такой “молодой Навальный”. Когда он становится взрослее, то попадает в Суворовское училище и там надо принимать присягу. Он читает присягу: готов защищать Родину, готов применять оружие… Дальше в присяге написано: “готов отдать жизнь”. И он говорит: “А я не готов отдать жизнь”. Ему говорят, ну как же так, все готовы, а ты не готов, у нас такая страна, в ней так много лесов, полей и рек… Нет, говорит он, я не готов, потому что если меня убьют, то зачем мне все эти леса, поля и реки. Защищать готов, умирать нет”».
Вот это – та самая идентичность по количеству ушей, о которой пишет Малашенко. Успенский вместе со своим героем просто не видит дальше своего «я». Есть только он с совпадающим количеством ушей, а остальной мир существует только до той поры, пока в нем это количество ушей имеется.
Человеку не приходит в голову соображение, очевидное для тех, кто сегодня разные виды очевидности ищет – леса эти и поля, они не только тебе. Там живут твои родичи. Твоя мама, твои дети, друзья. Твоя жизнь может потребоваться для того, чтобы жили они – чтобы жил твой род.
Нет… не понимает.
А я вот хочу, чтобы понимали. И были готовы жить рядом с другими людьми. Очень разными.
Непохожими на нас, русских, и тем интересными нам, тем самым бросающим нам дружеский вызов – творить так, чтобы от результата захватывало дух, учиться у других и учить самим, любить и познавать.
И если придется вставать на защиту Земли, как с юмором пишет Малашенко, я бы хотел, чтобы на защиту встали русские, немцы, китайцы, японцы, американцы, люди разных рас и верований, разной культуры и с разными привычками, а не безликие и нивелированные «лояльные потребители» общества глобализации.
Эти потребители не смогут не то, что защитить Землю, а от нее оторваться.
Просто не поймут – зачем.
