Реабилитация геополитики в России: роль Вадима Цымбурского

РI продолжает знакомить наших читателей с новыми интересными отечественными исследованиями, касающимися тем политического консерватизма. В данном случае мы хотим представить вышедшую в конце прошлого года в Ростове на Дону монографию трех авторов: М.Д. Розина, В.Н. Рябцева, С.А. Смагина «Концепция “европохитительных” циклов В.Л. Цымбурского в свете его взглядов на двоеритмие России (опыт современного понимания)». (Ростов н/Д.: Фонд науки и образования, 2019). Как сообщают сами авторы в аннотации к своей книге: «Работа посвящена памяти одного из самых ярких политических мыслителей, ученых-гуманитариев и публицистов постсоветской России – Вадима Леонидовича Цымбурского и выходит к 10-летию со дня его кончины. Объектом рассмотрения авторов являются оригинальные взгляды В.Л. Цымбурского на циклизм русской истории в связи с циклами общемирового развития. Непосредственный же предмет анализа – разработанная В.Л. Цымбурским геохронополитическая концепция циклов «похищения Россией Европы», занявшая значительное место в обширном наследии ученого, снискавшего себе славу русского Хантингтона».

Со своей стороны мы отметим, что данная работа является первым в отечественной литературе обращением к тем аспектам критической геополитики Вадима Цымбурского, которые стали доступны в результате публикации глав его докторской диссертации «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков». Книга вышла при финансовой поддержке фонда ИСЭПИ, и многие из ее глав были впервые размещены на нашем сайте в 2014-2016 годах. Публикуемый РI фрагмент монографии является вступительной главой к ней.

 

Сегодня мало кого удивишь тезисом, согласно которому дезинтеграция Советского Союза явила собой кардинальный сдвиг в силовых полях мировой политики, стала поистине крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века, открывшей эпоху пост-биполярности. Именно после произошедшего с СССР и автоматически со всей его обширной сферой влияния началась череда событий, которые ознаменовали вхождение мирового сообщества в полосу глубинной трансформации его структуры. Именно в это время начался новый (масштабный) территориальный передел мира, который длится по сей день, был подвергнут серьезнейшему испытанию на прочность весь миропорядок, сложившийся в послевоенный период.

Да, безусловно, ничто не вечно, и империи (имперские системы) – не исключение из этого универсального правила жизни. Но, как показывает мировая практика, уходят они в небытие по-разному. То, что произошло в начале 1990-х годов с некогда великой советской державой, укладывается в один из двух сценариев ухода империй с мировой арены, которые убедительно продемонстрировала политическая история XX века. Так, в одном случае происходит сознательный демонтаж имперских структур власти и управления при регулирующей роли самóй метрополии.

В этих условиях имеет место более или менее безболезненная трансформация ранее единого политического организма в совокупность суверенных и квазисуверенных государств, с сохранением единого культурно-политического поля и дружеским или по крайней мере нейтральным отношением новых субъектов на мировой арене к бывшему имперскому Центру. Нечто подобное произошло, например, с Британской империей, «роспуск» которой начался еще в 1931 г. с принятия английским парламентом Вестминстерского статута, продолжался долгие десятилетия и относительно благополучно завершился с возникновением Британского Содружества (ныне Содружества наций). В другом случае происходит стихийный самораспад имперских структур власти и управления, который неизбежно сопровождается рецессией, или сжатием политического пространства и инфранационализмом, т.е. фрагментацией этого самого пространства, рассыпанием его на фрагменты. В этом случае Центр неизбежно теряет контроль за ситуацией, возникают сложные внутренние конфликты между самоопределяющимися этносами и территориями, многие из которых вспоминают прецеденты былой государственности и взаимные обиды; возникают конфликты, которые быстро интернационализируются и затягиваются в узлы региональной напряженности [1].

Стоит ли удивляться тому, что нечто подобное стало реальностью в ситуации распада «Империи Кремля», как назвал некогда Советский Союз Абудрахман Авторханов (крупный политолог-эмигрант)? На контролировавшемся Москвой пространстве появилось несколько странное образование под названием СНГ, но при этом возникли настоящие «волны» сепаратизма и сецессии, с одной стороны, ирредентизма – с другой. Причем, что важно отметить, в отличие от других мировых прецедентов дезинтеграция Советского Союза имела одну негативную особенность. Она была связана с тем, что, пожалуй, нигде и никогда в мире такие сложные («многосоставные», как сказал бы американский политолог Арендт Лейпхарт) имперские системы не распадались с такой стремительной быстротой без военного вмешательства со стороны, и сама скорость этого процесса явилась одной из фундаментальных причин высокого градуса напряжения на отслоившихся от Москвы периферийных зонах и их последующей фрагментации. Драматизм ситуации рубежа 1980 – 1990-х гг. заключался еще и в том, что наша страна перестала быть империей добровольно, поскольку ядерный элемент «красной империи» – Россия – как бы сама противопоставила себя общегосударственному Центру и фактически отбросила от себя инородные (как говорили исстари) окраины и ближайших соседей, оказавшись вольно или невольно в ситуации геополитического и цивилизационного «сиротства».

Сделала это Россия по большому счету необдуманно, желая (в лице своей прозападной элиты) прямиком попасть в рыночно-демократический «рай», из чего в итоге ничего путного не вышло.

Однако многие наши либерал-западники все еще считают выбранный тогда путь единственно верным. Если использовать меткий язык Ф.М. Достоевского, то можно сказать, что для этих «твердолобых» доморощенных западников «символ веры» – один и… на все времена: у нас в России-де и так все «переделается в Европу и без всякой особливости». (Хотя, как подчеркивал великий писатель, любому нормальному, вменяемому и знакомому с российской спецификой человеку ясно как божий день, что «история наша не может быть похожею на историю других европейских народов, тем более ее рабской копией» [2]). Более того, на волне эйфории «западнизма» тех лет РФ чуть было не получила то, что получил от нее Советский Союз: распад собственного хрупкого государственного «тела» в ситуации резкой активизации национал-сепаратистских сил на окраинах страны и даже попытку путем вооруженной сецессии выйти и ее состава (Чечня) [3]. Но тогда наши «младореформаторы», зацикленные на Брюсселе и/или Вашингтоне, не думали об этнонациональной и региональной гетерогенности новой России, подчеркивали «инаковость» создаваемого ими некоммунистического государства по сравнению с почившим Союзом.

Они считали, что у создаваемого ими нового государства нет обязательств перед прошлым [4]. Главным для того поколения политиков и обслуживавшей их экспертной публики было любой ценой соединиться с силами Евро-Атлантики и создать вместе с ними «объединенный Запад» [5]. Серьезные же специалисты, не впадая в алармизм, занялись взвешиванием минусов и плюсов произошедшего со страной, оценкой сильных и слабых сторон нового геоположения России в общемировом контексте [6].

Разумеется, были в то время и такие исследователи и аналитики, кто считал новое государство (РФ вне рамок СССР) естественным продолжением непрерывной политической традиции Русского государства, суверенитет которого восходит, по крайней мере, к 1480 г. (когда произошло окончательное избавление от ордынского ига). По этой логике, мы не должны были признавать исторического и правового разрыва с Российской империей до 1917 г. и с СССР – до 1991 г. Ведь, как мы знаем, ни Российскую империю, ни Советский Союз официально (юридически) никто не упразднял. Стало быть, их права и обязательства сохраняют свою силу по сей день [7]. Это факт! Другой вопрос – что РФ, выйдя из имперского состояния, по-настоящему еще не обрела своего собственного лица. То есть, с одной стороны, она не стала привычным для западного мира Nation–State, что прежде всего предполагало вариант создания пусть и территориально ужавшегося, но чисто русского государства с принципом пространственного обустройства по типу земель, а с другой стороны, РФ и не вернулась к привычной для себя имперской модели, о необходимости чего одно время неустанно твердили коммунисты и национал-большевики (для них, естественно, с реанимацией почившего общественно-политического строя).

Все так… Но исчерпывается ли только этим – одной лишь негативной характеристикой – процесс распада Союза ССР и его обширнейшей сферы влияния? Допускаем, что нет – не исчерпывается. Вспоминая мудрых китайцев, невольно задаешься вопросом: может быть, это открыло для такого опорного элемента конструкции Советского Союза, как Россия, новые возможности, дало ей новый геополитический шанс? Да, падение коммунизма в 1991 г. поставило перед страной очередную дилемму – куда идти дальше: к национальному государству (повторяя путь Австрии и Турции) или, в ситуации невозможности преодолеть фантомные боли (постимперский синдром!), вернуться к привычной для «страны-континента» имперской модели развития?! И это далеко не риторический вопрос. Как очень метко выразился, причем еще в ходе пресловутой перестройки, т.е. до распада Союза, наш замечательный историк и философ Михаил Гефтер (будто в воду глядел): «Руины – они же и проблема. Во что мы, нынешние, собираемся перестроить свой дом – Евразию?»

И не без тревоги Михаил Яковлевич продолжал: «…сегодня, когда до следующего тысячелетия осталось меньше поколения сроку, простая географическая карта обещает нам совершенно иной мир – и иных соседей, чем прежде» [9]. Да, этот бывший диссидент и одновременно мудрый человек был на 100 % прав, но даже он на исходе 1980-х гг. не мог предвидеть, сколь много будет этих руин, какими масштабными они окажутся и как в итоге будет перекроена карта мира.

Да, все так, все верно. Но в данном случае нам хотелось бы сделать акцент на другом. Как говорят в народе: «нет худа без добра»… Эту расхожую фразу мы можем повторить и в контексте развития отечественной геополитической мысли ХХ века. Почему? А потому, что с момента вступления России в состояние «Третьей Великой Смуты» в одночасье изменилась ситуация не только в стране, но и в мире в целом, что резко актуализировало вопросы пространственно-территориального развития. А это, как известно, и есть «золотой час» геополитики. Ведь, по точному замечанию Александра Дугина, это «дисциплина политических элит», которые или уже де-факто управляют своими странами и нациями, или готовятся осуществить такого рода важную миссию; это некий «учебник власти, в котором дается резюме того, что следует учитывать при принятии глобальных (судьбоносных) решений – таких, как заключение союзов, начало войн, осуществление реформ, структурная перестройка общества, введение масштабных экономических и политических санкций и т.д.» [10].

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в ситуации первоначально серьезной «пробуксовки», а затем и краха горбачевской перестройки, ставшей в итоге для нашей страны не чем иным, как «катастройкой» (Александр Зиновьев), вдруг вспомнили о геополитике. А вспомнив, в частности, осознали, что отсутствие в стране как раз геополитической доктрины в течение всего постсталинского периода (включая и саму перестройку) «стало одной из составляющих острейшего политического и идеологического кризиса, поразившего Советский Союз в 1980-е годы. Экономические проблемы СССР усугублялись беззащитностью советского руководства перед жесткой и наступательной геостратегией ведущих мировых держав, прежде всего США» [11].

В новых исторических условиях и забрезжил рассвет перед отечественной геополитической мыслью, поскольку многие шлюзы открылись, многие препоны отпали сами собой, многое можно было теперь делать свободно. А главное – свободно мыслить. Так, в ходе очередной (третьей по счету) «смуты», точнее, с ее началом, поскольку она заняла практически все последнее десятилетие XX в., было положено начало реабилитации некогда запрещенного направления, которое до этого, как нас уверяли идеологи КПСС и официальные обществоведы, развивалось де только на загнивающем буржуазном Западе и исключительно недругами коммунизма.

В этих условиях возникла возможность для «возвращения» на родину богатейшего интеллектуально-научного наследия русских эмигрантов, занимавшихся геополитическими вопросами, а также вопросами геоэкономики, геоистории, геоцивилизационной проблематикой; появилась возможность снять с них, наконец, бездумные обвинения о реакционности, лженаучности, ретроградном характере и т.д. И в данном случае речь идет не только о более или менее известных в СССР авторах (о тех же евразийцах, например, и конкретно – о П.Н. Савицком или Г.В. Вернадском, генерале А.Е. Снесареве или, скажем, об И.А. Ильине, Г.П. Федотове или Н.С. Трубецком), но и о малоизвестных фигурах, каковых оказалось немало.

Иными словами, вдруг вспомнили о «второй России», о Русском Зарубежье; вспомнили и поняли, наконец, что некогда это была не только эмиграция русских людей, но и эмиграции самόй России, как очень точно выразился однажды барон Борис Нольде [12]. Так или иначе, но взгляды, идеи и концепции многих блестящих интеллектуалов, мыслителей и ученых Русского Зарубежья вернулись к нам. Тем самым плоды их труда все-таки не пропали даром. И с нашей стороны давно уже пора отдать им дань. По заслугам…

Как бы там ни было, в начале 1990-х годов в посткоммунистической России состоялась до этого немыслимая вещь – «реабилитация» геополитики. И она де-факто коснулась немалого числа мыслителей, ученых и специалистов. Имена многих из них теперь на слуху.

Говоря о реабилитации области знания, связанной с вопросами геополитики, мы вкладываем в это понятие вполне определенный смысл. В одной из работ начала 1990-х (с чем мы полностью согласны) можно было прочитать: «Научная реабилитация – не политическая, где человека оправдывают задним числом из-за отсутствия состава преступления. Научная реабилитация – это введение в научный оборот осужденных или забытых идей, которые даже могут быть и ошибочными, но без них история науки и культуры неполна» [14]. Поэтому, говоря о тех процессах, которые начались в интеллектуальной и духовной сфере российского (тогда еще советского) общества на рубеже 1980–1990-х годов и набирали обороты в первой половине 1990-х, нельзя игнорировать один положительный факт: начался и быстро пошел именно этот процесс – реабилитация запрещенной некогда геополитики, а стало быть, и других, связанных с нею, областей знания.

Странным могла показаться разве что быстрота этого процесса. Но и то… Это могло показаться тем лицам и группам, которые были в прошлом адептами той самой государственной идеологии, которая слишком многое запрещала, и исходя из которой считалось, что геополитика – вредная «делу строительства социализма» вещь, что это псевдонаука, делающая бездумную ставку на так называемый географический детерминизм, или, на худой конец, что это обычный придаток реакционных политических доктрин [15]. «Странно-непонятным» это могло казаться также тем теоретикам, которые были плохо знакомы или вовсе не знакомы с историей отечественной мысли, которая, как мы теперь знаем, отличалась богатейшей геополитической традицией. И здесь надо сказать, что усилиями отдельных энтузиастов работа по преодолению незнания истории отечественной мысли началась практически сразу же после того, как эта область знания была реабилитирована.

Начавшие работать в ключе геополитики, вновь вспомнили (и напомнили всем нам!) тривиальные вещи, о которых давным-давно и основательно писали еще дореволюционные специалисты, а именно: о роли природно-климатического фактора, географической среды в общественном развитии: как в целом, так и применительно к России; вдруг вспомнили, что «география – это судьба!», заговорили о важности пространственного мышления и т.д. Многие отечественные исследователи и эксперты, долгий период времени находившиеся под магией истмата и диамата, наконец-то, осознали в общем-то простые вещи.

Что именно?

А то, что мыслить географически – не значит ограничивать свой набор интеллектуально-научных средств к пониманию все более усложняющегося мира, а наоборот – это возможность «выйти на новый уровень сложности в анализе внешней политики и таким образом обнаружить возможность более глубокого и широкого понимания мира» [16]. Как подчеркивает автор, мысль которого мы только что привели (а это мысль крупного американского эксперта по геополитике и известного публициста Роберта Каплана), «знание географии дает нам возможность лучше понимать политическую карту мира, читать “между строк”, видеть, пусть и нечетко, контуры политического будущего тех или иных регионов».

И вообще, пишет он: «Всем нам нужно вернуть восприимчивость к понятиям времени и пространства, которая была утеряна в эпоху реактивных скоростей в информационный век, когда некие влиятельные граждане летают через океаны и континенты за считанные часы, рассказывая затем о “плоском мире” [17].

Да, хорошо, что эти прописные истины стали понимать и наши исследователи, что наступил момент, когда в отечественной литературе стал пересматриваться один из главных догматов марксистского обществознания, согласно которому географическая среда не может (и не должна) играть решающей роли в развитии человеческого общества и никак не определяет специфику тех или иных политий (над этими вопросами, между прочим, еще в 1970-1980-х гг. основательно размышлял наш замечательный ученый-географ В.А. Анучин). Иначе говоря, географическому нигилизму в политологии пришел конец. И, надо сказать, инициатива здесь была за географами.

Насколько нам удалось восстановить хронологию событий, первопроходцами был проф. С.Б. Лавров – безусловный авторитет в среде питерских географов, а также Владимир Колосов. Особенно значим вклад первого [18]. Во многом благодаря именно усилиям С.Б. Лаврова в те годы была возрождена некогда табуированная область знания, а сам град Петров вновь стал признанным в стране центром… теперь уже новой геополитики. Таким образом, Питер восстановил былой – еще с дореволюционных времен [19] – статус неофициальной столицы геополитической мысли в России. Ну и само собой разумеется, упрочил статус научного центра № 1 в области географии. В том, что особый вклад в процесс реабилитации геополитики в нашей стране внесли именно географы, нет ничего удивительного, учитывая, что солидные заделы у них были еще в доперестроечный период. Например, тот же С.Б. Лавров рассматривал геополитическую проблематику еще в 1980-х годов, прекрасно зная состояние данной области знания на Западе, хотя при этом он и не использовал самого термина «геополитический» (если он и пользовался им, то не явно или вскользь) [20]. Помимо этого С.Б. Лавров внес немалый личный вклад в реабилитацию честного имени таких блистательных российских умов, как Петр Савицкий и Лев Гумилев [21].

И, кстати сказать, до сих пор в отечественной литературе существует устойчивая традиция связывать геополитические изыскания прежде всего с миром географии, особенно с политической географией (см. работы Н.С. Мироненко, А.И. Трейвиша, того же В.А. Колосова, Р.Ф. Туровского и др.). Чуть позже, отбросив былые идеологические страхи, к процессу возрождения геополитической мысли в России подключились одиночки-гуманитарии (прежде всего историки и теоретики международных отношений, а также военные аналитики – такие, как Э.А. Поздняков или Е.Ф. Морозов). Но на первом этапе в основном это были все же «неформалы» (А.Г. Дугин, С.А. Шатохин, С.В. Константинов, В.Э. Молодяков и др.) и официальной публикой они воспринимались как некая «маргинальная» группа интеллектуалов. И тем не менее, они тогда немало сделали.

Полагаем, что исторический рубеж здесь был перейден в 1995 –1997 гг. Обязаны мы этим в основном шести специалистам, весьма заметным в то время на небосклоне отечественной мысли. Помимо С.Б. Лаврова, который уповал на научный характер геополитики и в эти годы «отметился», как минимум, двумя важными в концептуальном отношении статьями [22], к тому же, взял на себя нелегкий труд по расчистке политико-идеологических завалов, которые (как это ни парадоксально) уже успели возникнуть в этой только что реабилитированной области знания, мы имеем в виду таких авторов, как тот же Э.А. Поздняков (1995 г.), К.Э. Сорокин (1996 г.), Н.В. Каледин (1996 г.); Г.А. Зюганов (1996 и 1997 гг.) и А.Г. Дугин (1997 г.).

Разные по объему и качеству изложенного в них материала, по своим жанровым особенностям, по заложенным в них теоретическим подходам и парадигмальным предпочтениям [23], работы этих авторов создали, как сегодня модно выражаться, критическую массу публикаций и сделали возможным их последующий «камнепад».

С этого времени интерес к геополитической, а также к геоисторической и геокультурной проблематике стал стремительно расти. Как бы ни относились мы сегодня к перестройке, но факт есть факт: образовавшийся в ходе нее «воздух свободы», особенно политика гласности (хоть чем-то положительным эта «перестройка-катастройка» (А.А. Зиновьев), должна была ознаменоваться!) позволил многое из замалчивавшейся ранее интеллектуально-научной истории Страны Советов мыслящим людям открыть для себя и оценить… В нашем случае – речь идет о «новом открытии» области знания, связанного с геополитикой. Точнее сказать: все эти пертурбации с прежней «системой» и кардинальное изменение конфигурации пространства самого СССР и его гео-окружения сформировали своего рода заказ на геополитику.

Для этого, правда, надо было в спешном порядке излечиться от одной застарелой «болезни», а именно: от явного пренебрежения к географии, столь важной для нашей страны, которое, к сожалению, некогда возобладало и было длительный период времени базовым подходом у советского руководства и его интеллектуальной «обслуги». Хотя любому здравомыслящему человеку, не говоря уже о политике, выступающему в роли лица, принимающего решения (ЛПР), понятно: анализ позиции государства, тем более его силовой позиции в мировых делах, должен начинаться с анализа его географии, а не с чего-либо другого. Это императив. В случае его игнорирования государственных мужей ждет фиаско.

Очень хорошо и очень точно, особенно в контексте обсуждаемого здесь сюжета, об этом писал наш видный ученый-международник Эльгиз Поздняков. По его мнению, «в сутолоке повседневной дипломатии, в столкновении сиюминутных интересов, ежедневно возникающих и исчезающих мелких конфликтов и противоречий географический фактор порой уходит на задний план, забывается, пока политические просчеты, неудачи и поражения не заставляют вновь обратиться к нему как к одной из первопричин не только политики, но и всего бытия государства. Можно конечно, позволить себе забыть о географических основаниях политики, но тогда они будут мстить тем политикам, которые то ли по невежеству, то ли по небрежению оказались неспособными постичь их важность» [24].

Одним словом, корифеи (кто – из числа «реабилитированных» деятелей, а кто – из числа несильно пострадавших от системы, но интенсивно работавших на стыке географии и политики, географии и экономики, географии и истории) сделали свое дело. Они запустили «лавину», открыли «шлюзы»… И слова богу, что вскоре, да практически сразу же, к этому интеллектуально-научному «камнепаду» подключился целый ряд молодых авторов (мы имеем в виду тех, кто был рожден уже после окончания Второй мировой войны). И что при этом стоит отметить: наиболее талантливые и наиболее образованные из них стали генерировать разного рода оригинальные геополитических идеи и концепции, стали выдвигать интересные, порой весьма дискуссионные проекты, по-серьезному занялись моделированием геополитических перспектив России. В этом ряду стоит выделить таких исследователей и специалистов, как А.Г. Дугин, Ю.В. Крупнов, Е.Ф. Морозов, С.Б. Переслегин, В.Л. Петров и др.

Одним из них в 1990-е гг. стал Вадим Леонидович Цымбурский – достаточно молодой тогда интеллектуал и ученый-гуманитарий, который позднее снискал себе на Западе славу русского Хантингтона. Тем самым он дополнил (и явно усилил) славу Русской Мысли, в данном случае развивавшейся в эмиграции, где блистал такой яркий философ и публицист, как Г.А. Ландау, прослывший на том же Западе ни много ни мало русским Шпенглером!

Увы, этот очень одаренный, обладавший потрясающей эрудицией и блестящим литературным даром ученый прожил очень короткую жизнь, которая (и это тоже надо признать) была мало насыщена яркими событиями и свершениями. Да и академическим сообществом постперестроечной России В.Л. Цымбурский поначалу вообще не принимался всерьез. Но и позднее его послужной список не содержит перечня сколь-нибудь значимых статусных позиций (научный сотрудник трех академических институтов, в последнем из них – в Институте философии РАН – старший научный сотрудник – и только!). Простой кандидат филологических наук. Отсутствуют в послужном списке В.Л. Цымбурского и особые отметки в плане научного признания его заслуг (достойные оценки его вклада в те области знания, которыми он плотно занимался) [25]. В общем, все – как всегда: «Нет пророка в своем Отечестве»!

После работ В.Л. Цымбурского (особенно поздних) для многих стало понятно: без обращения к геополитике как важнейшей (именно в современных условиях – в ситуации слома старого миропорядка) концептуальной базе и алгоритму Большой Игры на мировой арене не обойтись! Точнее сказать, без насыщения геополитическим содержанием практических шагов новой российской власти на мировой арене вести ей эту самую Большую Игру просто не получится.

При этом следует уточнить: обращаясь к тем, кто принимает важнейшие решения во внешней политике и политике в области безопасности, и тем, кто помогает властным лицам принимать решения, а заодно и обеспечивает их выполнимость, В.Л. Цымбурский объяснял, что надо исходить не столько из научного, сколько инструментального (целе-рационального) и проективного понимания гео-политики, видя и постоянно фиксируя ее принципиальную зависимость от своего политического замысла: выживания освободившейся от пут коммунизма России в сложноорганизованном, во многом враждебном для нее мире и ее прорыва в будущее, в новый технологический уклад.

Если использовать язык того же В.Л. Цымбурского, то следует говорить о геополитике как виде деятельности, связанном с проекцией вполне определенных мироустроительных установок на окружающее Россию пространство, с содержащимся в нем немалым числом вызовов и прямых угроз в ее адрес. Это значит, что, воспринимая мир «в политически заряженных образах», а также воздействуя на этот мир, в ходе которого (вырабатывая такие образы, часто не совпадающие с границами существующих сегодня государств), наши власть предержащие и их экспертная «обслуга» должны географически имитировать и проигрывать процесс принятия политических решений, более того, прямо включать географический план в данный процесс. Иначе говоря, нравится им или нет, но облеченные властью деятели и управленцы высшего звена должны понять одну простую вещь: геополитика – это созидание пространственных «смысло-образов» в сочетании с реальной геостратегией, т.е., по сути, политическое творчество в контексте определенного места и времени [26]. Вот и все.

В.Л. Цымбурский был тысячу раз прав, полагая, что без взятия на вооружение «установки на геополитику» (а еще лучше – «установки на геохронополитику»), плюс к тому без стратегического взгляда на будущее нынешнему правящему слою сложно рассчитывать на то, что Россия станет ядром кристаллизации сил в Северной Евразии и доведет до логического конца свой интеграционный проект – Евразийский экономический союз – ЕАЭС (в бытность В.Л. Цымбурского это был еще ЕврАзЭС). Без этого, т.е. при обычном ситуативном реагировании, да и то, умело занимаясь этим, в лучшем случае власть предержащие могут рассчитывать лишь на то, что наша страна сохранится как единое, территориально крупное государство, но ей не избежать рыхлости структуры и превращения в подыгрывающую силу (прежде всего Китаю и «молодым тиграм» в АТР). Не исключена также экспансия со стороны ряда сильных и жестких соседей по периметру ее обширных границ. Одним словом, как лаконично выразился по этому поводу В.Л. Цымбурский, «новая русская география предъявляет заказ на обновленную элиту».

Развивая свою мысль, Вадим Леонидович особо подчеркивал, что в «повестку дня» развития страны встал едва ли не ключевой вопрос, а именно: формирование в России элиты с обновленным геополитическим вúдением, способной оценить императивы русской географии и осознать опасности для страны в непрекращающейся (пока непрекращяющейся!) депопуляции ее зауральской части. По его мнению, «государственное будущее России теперь зависит главным образом от того, смогут ли откристаллизовывающиеся группы с таким вúдением отодвинуть на второй план людей того “метапространственного” (читай: глобалистского. – Авт.) мировосприятия, которое почти неизбежно формируется у элиты финансовых и авиатранзитных узлов, зачастую встраивающейся в миросистемные связи напрямую, помимо географического контекста» [27]. Это принципиальный момент, поскольку наша (российская) модель государственного управления и/или ведения международных дел всегда будет ощущать на себе воздействие природно-географических условий страны, ее ресурсной специфики и ее климатических особенностей – факторов, которые оказывали и оказывают сильное влияние на русскую ментальность и психотип нашего народа.

Что же касается В.Л. Цымбурского (еще раз о нем), то, сказав «а», он сказал и «б»… Подводя некоторые итоги своих исследований и разработок, заочно обращаясь к коллегам по цеху, Вадим Леонидович писал так: «Если в споре со своими предшественниками велико-имперского времени современный российский автор хочет обосновать новую геостратегию для своей страны, он должен в первую очередь предложить стране ее новый образ, который бы послужил порождающей моделью для всех последующих, подлежащих анализу и рациональной критике прикладных выводов» [28]. И В.Л. Цымбурский сделал это – предложил стране ее новый смыслообраз: разработал оригинальную концепцию-модель «Остров Россия» и концепцию Великого Лимитрофа.

Своей «островной» идеей, в которой содержатся практически все основные для него сюжеты, в первой половине 1990-х гг. В.Л. Цымбурский, по сути, создал новый фронт интеллектуально-научной работы в области россиеведения и, между прочим, сам выставил для нее достаточно высокую планку.

С того времени интерес профессионального сообщества к его концепции-модели «острова Россия» только растет. Ушли в прошлое обвинения в адрес В.Л. Цымбурского о том, что он-де «вытащил из нафталина» архаичную идею неоизоляционизма. Для иных из наших ультра-западников и оголтелых европеистов в начале 1990-х гг. термин «изоляционизм» звучал как ругательство! Но и много позже самые оголтелые из них (такие, например, как Александр Янов) обвиняли героя нашего очерка чуть ли не во всех смертных грехах. Этот обосновавшийся в США историк и политолог упрекал В.Л. Цымбурского (эрудицию которого он все же признавал) в том, что тот, радуясь распаду советской империи и воспевая Московию в границах XVII в., предлагал новой (постбольшевистской) России «антипетровскую контрреформацию», смысл которой видел в «отдалении от Европы и вычленении из Евразии» [29].

Менее злобные из наших западников упрекали В.Л.  Цымбурского в том, что он-де главной задачей считал интенсивное саморазвитие на «острове» и освоение восточных – зауральских – территорий. «Если в геополитической сфере, – замечает В. Назаров, – подобное даже теоретически допустимо, то во внешнеполитической сфере изоляция просто губительна. В условиях ускоренного мирового экономического развития потеря времени на выбор стратегии обрекает Россию на вечное догоняющее развитие. К тому же для решения масштабных задач модернизации стране нужны огромные инвестиции, значительная часть которых может быть привлечена только за счет частных инвесторов зарубежных государств. Наконец, политика изоляционизма лишает ее механизма жесткой международной конкуренции, одного из главных факторов прогресса» [30].

В итоге, однако, как очень метко выразился по этому поводу Михаил Ремизов, «изоляционистская идея сумела обеспечить себе в нынешней России потенциал интеллектуального превосходства и неожиданную духовную энергетику» [31]. В другой работе М. Ремизов уточнял свою оценку сделанного В.Л. Цымбурским, подчеркивая, что долгое время тот был одним из немногих, кто пытался воспринять и принять новую (безусловно, травматическую для России) реальность не в контексте цивилизационного «отказа от себя», а, наоборот, в контексте «возвращения к себе»… М. Ремизов обратил внимание на то обстоятельство, что, по В.Л. Цымбурскому, «есть логика судьбы… в том, что история через “отсечение” территорий и сфер влияния, приобретенных Россией в ее “великоимперский” период, возвращает нас домой – к не выполненной “домашней работе” по консолидации собственного геополитического ядра» [32].

В последние же годы налицо повышенный интерес исследователей и экспертов к наследию В.Л. Цымбурского, причем свое здесь могут сегодня увидеть и умеренные западники, и евразийцы, и правые русские консерваторы. Понятно, почему концепция-модель «острова Россия» вызывает неподдельный интерес: на фоне других, «конкурирующих» с ней концепций и конструкций, она выглядит наиболее предпочтительно, поскольку глубоко и всесторонне обоснована. Как говорится, автор вложился в свое детище по максимуму… Не случайно сам Вадим Леонидович разработку «Острова Россия» ставил себе в заслугу, считая ее «оправданием своей жизни» в новые бурные времена российской истории. В то же время он полагал, что на этом пути вскрылись большие возможности для дальнейшего развития отечественной мысли в области геополитики.

И последнее. Несколько слов о нашем личном отношении к трудам и делам, к самой личности блистательного русского ученого и интеллектуала. Мы «открыли» для себя имя этого, формально вроде бы специалиста по классической филологии (антиковеда), а на деле яркого политического мыслителя и гуманитария с широчайшим диапазоном, практически сразу же после его первых публикаций политологического характера на страницах еженедельника «Век ХХ и мир» и академического журнала «Полис». Активно занимаясь освоением истории отечественной и зарубежной мысли в области геополитики, участвуя по мере сил в становлении «заново рожденной» геополитической науки, мы никак не могли обойти вниманием публикации этого автора. И понятно почему.

Дело в том, что В.Л. Цымбурский в ряду многих других вещей весьма продуктивно занимался и геополитической проблематикой. При этом (заметим) мотивация его глубоких размышлений в этой области лежала в основном в сфере историософии и философии культуры, что нам, как дипломированным гуманитариям (двум философам и политологу), было очень интересно. С годами наш интерес к Цымбурскому только усилился. Последние лет шесть-семь мы жадно и с большим интересом читали все, что написал этот автор при жизни и что было издано уже после его безвременной кончины. Одним словом, осваивали его богатое научное и публицистическое наследие, пытаясь при этом высказывать и свое мнение [33].

Натолкнулись мы и на книгу биографа и друга Вадима Леонидовича философа и публициста Бориса Межуева, который предпринял попытку проанализировать его жизненный и творческий путь (работа вышла в конце 2011 г.). Из нее с удивлением узнали, что, оказывается, в последние годы жизни В.Л. Цымбурский работал над докторской диссертацией на тему… «Морфология российской геополитики» [34]. Увы, он не успел подготовить ее к защите. А ведь эта работа должна была стать серьезным продвижением автора по пути познания «вселенной геополитических феноменов»…

Слава богу, что остались черновики и рабочие материалы к диссертации, которые, как отмечал тогда Б.В. Межуев, специалистам еще только предстояло расшифровать и ввести в научный оборот. И к чести Б.В. Межуева надо сказать, что вместе с рядом коллег и единомышленников он сделал это большое и великое дело – проведя в течение трех лет огромную работу по дешифровке рукописи В.Л. Цымбурского, он издал эту уникальную работу [35]. А в том, что это не проходная вещь, а действительно уникальный научный текст, одна из подлинных жемчужин современной русской мысли в области геополитики, может убедиться любой, взявший в руки этот объемный труд. Не менее интересным для нас оказался и другой факт, на который тогда тоже обратил внимание душеприказчик Вадима Леонидовича: после завершения работы над своей диссертацией, В.Л. Цымбурский намеревался сосредоточиться на еще более сложном деле – на геохронополитическом описании русской цивилизации и раскрытии смысла текущего периода отечественной истории [36]. Каково!

Настоящим очерком мы хотели отдать дань памяти выдающемуся русскому уму. Сделать это намереваемся точечно, поскольку само его наследие весьма обширно и тематически очень разнообразно. И одному исследователю охватить его не под силу. Ограничим в этом смысле свои научные аппетиты и мы. Отталкиваясь от главной интеллектально-научной новации В.Л. Цымбурского – концепции-модели «острова Россия» («континентального островитянства» страны), сосредоточим свое внимание на том, на чем она базировалась. Мы имеем в виду концепцию «европохитительных» циклов России в великоимперский период ее истории (периодически повторявшиеся попытки проникновения в Европу и стремление геополитически ее поглотить) и комплексе воззрений В.Л. Цымбурского на так называемое двоеритмие России. Этому и посвящена основная часть работы.

 

Примечания и ссылки

 

1. Абсолютно прав был С.Б. Переслегин, когда писал, что «распад империй всегда провоцирует “релаксационные войны” всех масштабов – от межгосударственных до межмафиозных» (Переслегин С.Б. Самоучитель игры на мировой шахматной доске. М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2006. С. 55–56). К примеру, мы помним из истории, сколько межгосударственных и межнациональных конфликтов породил нерегулируемый распад Австро-Венгерской и Оттоманской империй на исходе Первой мировой войны. Отголоски тех процессов до сих пор ощущают на себе Центральная и Юго-Восточная Европа (особенно Балканы), Ближний Восток.
2. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1881 г. // Достоевский Ф.М. Политическое завещание: сб. статей за 1861–1881 гг. / сост. Сергеев С.М.. М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. С. 425.
3. Как писал в преддверии Второй чеченской войны наш известный этно-политолог В.А. Тишков, именно тогда «родился интригующий проект второго круга дезинтеграции постсоветского пространства за счет России как новой “мини-империи”, который нашел много энтузиастов среди политиков, международной бюрократии и научного сообщества, в том числе и в среде новых соседей России, где ощутимо желание наказать бывшего “старшего брата”. В осуществление этой идеи вкладываются ощутимые интеллектуальные и материальные ресурсы, а также академические амбиции» (Тишков В.А. Вперед, назад или в никуда? (Северный Кавказ: проблемы и политика) // Вестник Миротворческой миссии на Северном Кавказе, 1998. – Вып. 2. – С. 27).
4. См., например: Яковенко И. Дезинтеграция РФ: сценарии и перспективы.
5. Как тут не вспомнить печальной памяти главу российского МИД при ельцинском дворе А.В. Козырева, писавшего, что «…наша “сверхзадача” – буквально за волосы себя втащить… в клуб наиболее развитых демократических держав. Только на этом пути Россия обретет столь необходимое ей национальное само-сознание и самоуважение, встанет на твердую почву» (Козырев А.В. Преображение. – М.: Международные отношения, 1995. – С. 22).
6. Эта работа началась уже с середины 1990-х гг. (см., например: Сорокин К.Э. Геополитика современности и геостратегия России. – М.: РОССПЭН, 1996. – С. 152-154; Трейвиш А.И. Российская геополитика от Гостомысла до наших дней. Краткий обзор идей и фактов // Знание–сила. 1995. № 8. С. 16). За порогом 2000-х гг. эта работа была продолжена (см.: Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. – М.: Аспект Пресс, 2001. – С. 218–220).
7. См.: Русская доктрина (основы идеологии). URL: http://www.savelev.ru/article/show/?id=433&t=2 (дата обращения: 18.07.2016).
8. См. об этом подробнее, например: Калашников М. Национал-демократы готовят развал России (статья первая).
9. Дом Евразия. Беседа с историком Михаилом Гефтером (беседовал Г. Павловский) // Век ХХ и мир. – 1989. № 6. С. 22.
10. Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить пространством. 4-е изд. – М.: АРКТОГЕЯ-центр, 2000. – С. 14.
11. Алексеева И.В., Зеленев Е.И., Якунин В.И. Геополитика в России. Между Вос-током и Западом (конец XVIII – начало XX в.). – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. – С. 266.
12. Нольде Б.Э. Заграничная Россия // Последние новости (Париж). – 1920. – № 1 (27 апр.)

13. См.: Костиков В.В. «Не будем проклинать изгнанье…». (Пути и судьбы рус-ской эмиграции). – М.: Международные отношения, 1990.
14. Волновые процессы в общественном развитии / Василькова В.В., Баранов И.Н., Яковлев И.П. [и др.]. – Новосибирск: Изд-во НГУ, 1992. С. 207.
15. Первое полностью позитивное упоминание о геополитике в массовом издании мы фиксируем в энциклопедическом словаре по политологии за 1993 г. (см.: Геополитика // Политология: энциклопедический словарь / общ. ред. и сост. Ю.И. Аверьянова. М.: Моск. ком. ун-т, 1993). И хотя это еще не было официальным изданием, но в данном случае важен был сам факт позитивного упоминания о некогда табуированной области знания с прицелом на широкую публику. Стало быть, от последнего позитивного упоминания термина «геополитика» в статье венгерского марксиста А. Радо, датированной 1929 г. (см.: Радо А. Геополитика // Большая советская энциклопедия. Т. 15. М.: Советская энциклопедия, 1929), т.е. в преддверии начала гонений на геополитику и репрессий в отношении ее адептов, и вплоть до первого вновь позитивного упоминания о ней на исходе перестройки пролегла дистанция более чем в 60 лет. Заметим при этом, что еще за два года до этого в таком серьезном и массовом издании, как справочник «Что есть что в мировой политике?» (см.: Что есть что в мировой политике? Словарь-справочник. – М.: Прогресс, 1987. С. 92–93), термин «геополитика» имел однозначно негативное значение. Нечто подобное можно было прочитать и в другом массовом издании тех лет, где утверждалось, что геополитика – это не что иное, как «буржуазная реакционная концепция, оправдывающая и объясняющая агрессивную политику империалистических государств природно-географическими условиями» (Географический энциклопедический словарь. Понятия и термины / гл. ред. А.Ф. Трешников. – М.: Советская энциклопедия, 1988. – С. 63). Таким же – традиционно и резко негативным было толкование геополитики, данное в «Философском энциклопедическом словаре» 1989 г. (см.: Геополитика // Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989). Аналогичной была трактовка данного понятия и в таком массовом общественно-политическом издании, как «Краткий политический словарь», датированном тем же годом (см.: Краткий политический словарь. – М.: Политиздат, 1989).
16. Каплан Р. Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного: пер. с англ. – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2016. – С. 16.

17. Каплан Р. Указ. соч. – С. 15–16.
18. См., например, две работы С.Б. Лаврова, которые произвели подлинный фурор в то время: Лавров С.Б. Геополитика: возрождение запретного направления // Известия РГО. – 1993. – Т. 125. – Вып. 4; Его же. П. Савицкий – первый русский геополитик // Региональная политика. – 1996. – № 1. См. также более поздние работы этого автора: Лавров С.Б. Это страшное слово «геополитика» // Санкт-Петербургские ведомости. – 1995. – 1 апр.; Его же. Лавров С.Б. Геополитическое пространство России: мифы и реальность // Известия РГО. – 1997. – Т. 129. – Вып. 3.
19. Как тут не вспомнить «гимн Петербургу», которым «отметился» в своем эссе «Три столицы» (1926 г.) Г.П. Федотов. Этот, далеко не жаловавший новую власть автор тем не менее писал: «Не все его дворцы опустели, не везде потухла жизнь. Многие из этих дворцов до чердаков набиты книгами, картинами, статуями. Весь воздух здесь до такой степени надышан испарениями человеческой мысли и творчества (курсив наш. – Авт.), что эта атмосфера не расеется целые десятилетия. Даже большевики, мало перед чем останавливавшиеся, не решились тронуть эти сокровища из старых стен. Эти стены будут еще притягивать поколения мыслителей, созерцателей. Вечные мысли родятся в тишине закатного часа. Город культурных скитов и монастырей, подобно Афинам времени Прокла, – Петербург останется надолго обителью русской мысли» (Федотов Г.П. Лицо России. Статьи 1918 – 1930 гг. 2-е изд. – Paris: YMCA-Press, 1988 – С.53–54).
20. В данном случае важно привести и такой факт, касающийся вклада проф. С.Б. Лаврова в реабилитацию геополитической науки. Под его редакцией и при его непосредственном участии в 2002 г. вышел первый отечественный учебник по экономической, социальной и политической географии мира, включавший обширный раздел «Геополитическая картина мира». В нем с новых концептуальных позиций были раскрыты темы политической карты мира и крупных мировых регионов, дана типология стран современного мира, показана эволюция целого ряда геополитических идей и концепций (см.: Экономическая, социальная и политическая география мира. Регионы и страны / под ред. С.Б. Лаврова и Н.В. Каледина. – М.: Гардарики, 2002). Под заметным влиянием С.Б. Лаврова начиная с 1990-х гг., политико-географическая и геополитическая тематика, утверждается также в научной и образовательной деятельности ряда кафедр на других факультетах СПбГУ – международных отношений, восточном, философском, политологии, эко-номическом и журналистики (ею стали активно заниматься В.С. Ягья, Ю.В. Косов, Н.М. Межевич, Е.И. Зеленев, И.В. Алексеева и др.).
21. См.: Лавров С.Б. П. Савицкий – первый русский геополитик // Региональ-ная политика. – 1996. – № 1: его же. Первый российский геополитик: О научном наследии П.Н. Савицкого // География в школе. – 1998. – № 4; его же. Завещание великого евразийца // Послесловие к книге Л.Н. Гумилева «От Руси к России: Очерки этнической истории». – М., 1994; его же. Л.Н. Гумилев и евразийство // Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. – СПб.: Изд. дом «Кристалл», 2003; Лавров С.Б. Лев Гумилев. Судьба и идеи. – М.: Сварог и К, 2000 (Раздел 7: «Рождение и первая жизнь евразийства»).
22. См.: Лавров С.Б. Геополитика и регионалистика: взгляд ученых // Геополитические и геоэкономические проблемы России: материалы науч. конф. – СПб.: РГО, 1995. – С. 3-10; Его же. Геополитическое пространство России: мифы и реальность // Известия РГО. – 1997. – Т. 129. – № 3.
23. См.: Поздняков Э.А. Геополитика. – М.: Прогресс-Культура, 1995; Сорокин К.Э. Геополитика современности и геостратегия России. – М.: РОССПЭН, 1996; Кале-ин Н.В. Политическая география… – СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996; Зюганов Г.А. Россия – родина моя. Идеология государственного патриотизма. – М.: ИТРК РСПП, 1996; Его же. География победы. Основы российской геополитики. – М., 1997; Дугин А.Г. Основы геополитики… – М.: АРКТОГЕЯ, 1997.

Уточним: двое из указанных авторов – Э.А. Поздняков и Н.В. Каледин – «стартовали» на ниве геополитики еще раньше (см. хотя бы такие их работы, как: Поздняков Э.А. Геополитический коллапс и Россия // Международная жизнь. – 1992. – № 8-9; Геополитика: теория и практика: сб. ст. под ред. Э.А. Позднякова. – М.: ИМЭМО РАН, 1993; Каледин Н.В. Отечественная политическая география и гео-политика: реальность и возможности // Геополитические и геоэкономические проблемы России: Материалы научной конференции в РГО (октябрь 1994 г.) / отв. ред. С.Б. Лавров. – СПб., 1995).

24. Поздняков Э.А. Геополитика. – М.: Изд. группа «Прогресс–Культура», 1995. – С. 6.
25. Кое какую, весьма дозированную, информацию на сей счет мы находим в предисловии к посмертному сборнику его работ (см.: От издательства // Цымбурский В.Л.. Конъюнктуры Земли и Времени… – С. 4–6).
26. См.: Цымбурский В.Л. Дождались? Первая монография по истории российской геополитики // В.Л. Цымбурский. Конъюнктуры Земли и Времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования… – С. 136.

При этом В.Л. Цымбурский уточняет, что геополитика должна решать как бы три задачи: 1) внушить народам и элитам, что им необходимо отождествить себя с неким определенным географическим организмом, изображенным исходной моделью, 2) заразить их сознание «жизненной проблемой» этого организма, которую несет в себе данная модель, 3) увлечь их волю тем решением этой проблемы, которое модель подсказывает своей образной структурой, т.е. внести в мир политическую волю. Последний момент, по В.Л. Цымбурскому, особенно важен (Там же).

27. В.Л. Цымбурский уточняет этот тезис: «Достигнуть правильного соотношения между этими прослойками тем более важно, что подобные городские центры-изоляты как сгустки социальных и технологических инноваций не могут не быть весомейшими факторами общего геоэкономического распорядка России. Задача лишь в том, чтобы они, с их особой жизнью, были подчинены стратегии, вытекающей из прорезывающегося нового “гештальта”, занимая в нем опреде-ленную служебную нишу, а не брали верх над этим “гештальтом”, обрекая страну, в том числе и устами своих теоретиков, на выбор между фрагментацией и ужатием до острова» (Цымбурский В.Л. «Остров Россия» за семь лет. Приключения одной геополитической концепции // Цымбурский В.Л. Конъюнктуры Земли и Времени… – С. 48).
28. Цымбурский В.Л. «Остров Россия» за семь лет. Приключения одной геополитической концепции // Цымбурский В.Л. Конъюнктуры Земли и Времени… – С.38. Вадим Леонидович считал, что обнаруженная им ритмичность дает основание говорить об определенной геополитической детерминанте всей русской духовности XIX – XX вв., причем о детерминанте, периодически меняющей свое значение.
29. Янов А.Л. Россия без Петра. URL: http://polit.ru/article/2007/09/06/tsym-burgskiy/ (дата обращения: 20.01.2015).
30. Назаров В. С кем же плыть «Острову Россия»!? URL: https://www.chitalnya.ru/work/2466207/ (дата обращения: 20.01.2015).
31. Ремизов М. Предисловие // Цымбурский В.Л. Остров Россия…– С. 3.
32. Ремизов М. Школа Цымбурского. Нам нужно развивать культуру геополитической мысли. URL: https://rg.ru/2016/12/09/pochemu-v-rossii-neobhodimo-raz-vivat-kulturu-geopoliticheskoj-mysli.html (дата обрашения: 11.03.2017).
33. См., например: Рябцев В.Н. Геополитические и геоцивилизационные особенности Черноморско-Каспийского региона в свете концепции Великого Лимитрофа (современный контекст вопроса). URL: http://www.ivdon.ru/magazine /archi-ve/n4y 2013/1980 (дата обращения: 10.01.2015); Смагин С.А. Время цымбурствует. 13 декабря 2016 г. URL: https://politconservatism.ru/blogs/vremya-tsymburstvuet (дата обращения: 13.12.2016); Горелова Г.В., Рябцев В.Н. О концепции Великого Лимитрофа (к полемике В.Л. Цымбурского и С.В. Хатунцева). URL: http://politcon ser vatism.ru/articles/o-kontseptsii-veliko-go-limitrofa-k-polemike-v-ltsymburskogo-i-s-v-hatuntseva (дата обращения: 18.01.2017); Рябцев В.Н. Из истории геополитической мысли в России. ХХ век: малоизвестные станицы (очерки). – М.: АИРО-ХХI, 2017 (очерк 12); Рябцев В.Н., Смагин С.А. Русский геополитический манифест. 12 июня 2018 г. URL: https://novorosinform.org/725804 (дата обращения: 12.06.2018); Квициани Д.Д., Розин М.Д., Рябцев В.Н. Об использовании термина «лимитроф» в русскоязычной литературе 1920 – 1930-х гг. и его геополитическая трактовка в постперестроечный период. URL: ivdon.ru/ru/magazine/archive/n3y2018/5236 (да-та обращения: 12.06.2018); Рябцев В.Н. Геополитическое пространство современ-ного мира в региональном измерении (опыт морфологического анализа). – Ростов н/Д: Фонд науки и образования, 2018 (глава 4). .
34. См.: Цымбурский В.Л. Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII–XX веков / подг. текста, прим. и библ. Межуева Б.В., Кремнева Г.Б., Йова Н.М.; вступ. ст. Межуева Б.В.; предисл. Бадовского Д.В.; послесл. Хатунцева С.В.). – М.: Книжный мир, 2016. – 496 с.
35. См.: Межуев Б.В. Указ. соч. – С. 12, 13, 105 и 123.

______

Наш проект осуществляется на общественных началах и нуждается в помощи наших читателей. Будем благодарны за помощь проекту:

Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)

Реквизиты банковской карты:

— счет 40817810540012455516

— БИК 044525225

Счет для перевода по системе Paypal — russkayaidea@gmail.com

Яндекс-кошелек — 410015350990956