Рубрики
Интервью Размышления Тема недели: Патриотический консенсус

В России начала ХХ века синтез правого и левого не получился.

Многие консерваторы не понимали, что человек будет все время желать улучшения своего положения, невозможно запереть его в сословных рамках, ограничить его социальную мобильность

РI: Русская Idea продолжает серию публикаций, посвященную истории русского консерватизма публикацией интервью с одним из крупнейших исследователей консервативной мысли Российской империи, автором многочисленных монографий по этой теме Александром Репниковым. В этом разговоре мы попытались обобщить основные «претензии» современников, его давних последователей и современных сторонников к российскому консерватизму того периода, а также понять, насколько эти претензии действительно уместны. Среди этих претензий – неспособность консерватизма к созданию независимого от власти общественного пространства, с одной стороны, а с другой – одновременно с этим и слабость консерватизма бюрократического.

Однако в ходе разговора возник сюжет, который, как кажется, стоит вне популярной концепции причин невостребованности консервативных проектов переустройства России того времени. Это тема недостаточной «левизны» консерватизма того времени. Вероятно, как подчеркивает Александр Витальевич, консерватизм – идеология, по своей природе во многом ориентирующаяся на власть и зависимая от нее, жизнеспособен в качестве влиятельного общественного течения только в том случае, если он берет на вооружение социальные вопросы. Причем не в традиционном для русских консерваторов патерналистском духе, а в смысле целенаправленной деятельности, в том числе интеллектуальной, по формированию и поддержанию жизнеспособной системы диалога между властью, сильными мира сего и социально незащищенными слоями общества.

 

Любовь Ульянова

Уважаемый Александр Витальевич! В течение многих лет Вы занимаетесь русским консерватизмом XIX – начала ХХ веков. В своей книге 2014 года “Консервативные модели российской государственности” Вы пишете, что на вопрос о том, какие течения общественно-политической мысли России относятся к консерватизму, трудно дать однозначный ответ. И все же могли бы Вы обозначить границы консерватизма? Можно ли считать консерваторами славянофилов, с одной стороны, а, с другой стороны, скажем, черносотенцев?

Александр Репников

Консерватизм как идеология или как политическое течение? Этим словом можно объединить и мыслителя XVIII века Михаила Щербатова, и представителей русских правых партий начала века ХХ-го. Понятно, что русский консерватизм был реакцией на Французскую революцию. Но на протяжении XIX века консерватизм оставался уделом небольшого круга мыслителей, которые полемизировали между собой, в своем кругу, в изданиях, выходящих относительно небольшими тиражами. Распространение консерватизма происходит в начале ХХ века, в связи с появлением политических партий. Вместо интеллектуальных клубов, кружков или салонов консерватизм выходит в массы. XIX век – это время мыслителей, интеллектуалов, философов, писателей, публицистов. ХХ век – это время политиков, тех, кто борется за голоса избирателей. Но здесь среди консерваторов уже нет ярких философов. Есть Лев Тихомиров. Есть публицист Меньшиков, но он, скорее, националист, чем консерватор.

Любовь Ульянова

Черносотенцы не были консерваторами?

Александр Репников

Были. Но разве их лидеры читали славянофилов? Были сильны в философии? Осмысление ими интеллектуальной проблематики не дотягивает, скажем, до Леонтьева. В плане противостояния революционерам, приверженности формуле «православие, самодержавие, народность» – да, черносотенцы были консерваторами, но – практиками или публицистами. А вот националисты в начале ХХ века, брали за образец не столько русскую, сколько европейскую националистическую традицию. Политическая система, с точки зрения черносотенцев, была невозможна без монарха. А националист П.И. Ковалевский приходил к выводу, что в перспективе можно обойтись и без него: «Самодержавие в России является органическою национальною потребностью, без которой Россия существовать не может до поры до времени». Националист Меньшиков спокойно воспринял Февральскую революцию. Черносотенцы всячески декларировали приверженность православию, а для националистов православие – это, скорее, один из элементов системы.

Любовь Ульянова

Традиционный упрек в адрес российского консерватизма – отсутствие у него широкой общественной поддержки. Нередко считается, что эта идеология – всего лишь приводной ремень царского самодержавия и бюрократии. В частности, при прочтении книги Андрея Тесли “Последний из отцов”, посвященной биографии Ивана Аксакова, складывается впечатление, что у русского консерватизма не было широкой поддержки, что он оставался поприщем отдельных энтузиастов, даже в период общественного подъема, как в годы Русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов. Существовал ли консерватизм как независимое от власти, самодостаточное явление? Независимое, в том числе, от того или иного властного курса?

Александр Репников

Оговорюсь, что стоит вести речь отдельно о консерватизме бюрократии, консерватизме общественных кругов и народном консерватизме. Последний исследован крайне плохо, а ведь он тоже был. Что касается консерватизма как независимого общественного явления. Здесь, мне кажется, самое главное – это извечная проблема взаимоотношений власти и общества в России. Одни представители общества откровенно выражают свою позицию. Кто-то – как Аксаков – борется за идеи в силу искренней веры в них, своих личных рыцарских качеств. Но Аксаков – своего рода Дон Кихот. Такие люди всегда были, есть и будут. Однако масса не может состоять из Дон Кихотов. Всегда будет значительное количество людей, которые будут мыслить и действовать в общем фарватере, который задает и определяет власть или «общественное мнение». Начал Александр II либеральные реформы – оживились либералы. Начал Александр III «контрреформы» – оживились консерваторы. Воздействие власти на общество неизбежно, неизбежна и манипуляция обществом со стороны власти (или определенных групп). Грубо говоря: есть некий общий настрой – любить славян. И тут же в обществе их полюбили, заговорили об их освобождении от ига и прочее Один Леонтьев идет против течения, но его не слушают ни славянофилы, ни общество. Его «Наше болгаробесие» никого не интересует. А потом оказалось, что освобожденные славяне отнюдь не тяготеют к России. Устремления масс бывают очень искренними, но порой массы не считаются с реальностью. Они захвачены текущими событиями. А серьезные политики должны смотреть на несколько шагов вперед. И то, что массам кажется в данный момент ошибочным, может быть оправдано с точки зрения прагматики, а то, что масса сегодня полагает единственно правильным, завтра может оказаться фатальной ошибкой.

Любовь Ульянова

Власть всегда исходит из прагматических установок?

Александр Репников

Насколько власть должна быть прагматичной, а насколько идеалистичной? И сколько такие «идеалисты» продержатся в нашем жестоком мире? Элементы прагматизма, может быть, даже и цинизма были, есть и будут у любой власти. Если бы Аксаков возглавил какую-нибудь государственную структуру, отвечал за что-то большее, чем газета, условно – министерство, смог бы он его удержать? А чиновник мог. Очень незначительное количество славянофилов реально участвовало в деятельности государственного аппарата. В основном это были те, кого власть задействовала на определенном этапе. Так же, как и западников власть задействовала на других этапах. Дайте власть мыслителям, идеалистам, мечтателям. Смогут ли они ее удержать? Не получится ли так, что идеалист и мыслитель-теоретик во главе министерства окажется полным банкротом. Нужно уметь властвовать! Уже после Октябрьской революции Меньшиков вывел причину гибели России из «истощения власти», то есть аристократии, и перечислил способности, которыми должны были быть наделены истинные аристократы, «не по титулу только, а по существу». Это умение: «1) работать по 16 часов в сутки, 2) выносить всякую погоду, 3) не бояться никакой опасности, 4) одолевать настойчиво всякие затруднения, 5) радоваться, как древние герои и витязи, что судьба посылает сильного врага, искать его, а не прятаться от него». Консерваторы вроде бы хотели управлять, воздействовать на общество, вести за собой массу. Но им, в силу их ориентации на патернализм, был свойственен поиск личности, которая стоит над тобой.

Любовь Ульянова

То есть имели значение определенные особенности психологии консервативно настроенных людей?

Александр Репников

Да. Они искали лидера, вождя, нуждались в нем. Да, кто-то сам хотел быть лидером и на большом политическом поле. Но дайте Леонтьеву большое политическое поле! Или Тихомирову. Много бы смог Тихомиров без Столыпина, который поддержал и «опекал его»? Да, был Победоносцев. Но он – скорее, консерватор-практик, теоретических работ у него немного. Скажем, Столыпин использовал Тихомирова (в первую очередь, как специалиста по рабочему вопросу). Но когда Тихомиров пытался вмешаться в вопросы государственного управления, поднять вопрос об изменении Основных законов, Столыпин ему сразу клал предел. Вероятно, идеалистов, даже если они – консерваторы и даже если они действуют в русле системы, лучше до власти не допускать. У консервативных идеологов не было умения властвовать. Если бы им дали реальные рычаги власти, они не смогли бы управлять. Но прислушиваться к ним, использовать их знания и опыт власть могла бы!

Любовь Ульянова

Общественное мнение второй половины XIX – начала ХХ века было по преимуществу либеральным. Почему?

Александр Репников

Либерализм был явлением образованного общества. Интеллигенция спорит с интеллигенцией. А что народ делает, о чем он думает? Народ пытались «нарядить» в ту одежду, в которую сами одеты. Конечно, консерватизм как интеллектуальное течение мысли в большей степени зависел от власти. Консерватизм власть поддерживал. А либерализм находился в оппозиции – жесткой или мягкой, но в оппозиции. Консерватор не может обличать власть. Или может? Если может, то в каких формах? Леонтьев мечтал создать группу единомышленников по типу Ордена и влиять на власть. Но разве это была система влияния? Консерваторы в силу не только своих взглядов, но и своей психологической зависимости от власти, не могли бросать ей открытый вызов. Даже в начале ХХ века, когда эта власть перестала им, по большому счету, нравиться. При этом они не считали власть идеальной. Многие конкретные министры были им несимпатичны. В черносотенной прессе часто поносили Столыпина и так далее. Да и отношение к Николаю II было очень разным. И, несмотря на это, они не могли критиковать власть, они могли ее только поддерживать и подсказывать. У нас часто сокрушаются, что между либералами и властью в начале ХХ века не осуществилось конструктивного диалога. Но это можно сказать и про консерваторов.

Любовь Ульянова

Согласны ли Вы с точкой зрения, что русский консерватизм как значимое общественное явление закончился на Иване Аксакове, и продолжатели славянофильства не составляли никакой значимой альтернативы правительственному курсу?

Александр Репников

Иван Аксаков со своей позицией не был в полной мере таковой альтернативой. Он был человеком, который пытался воздействовать на власть, был «последний из “отцов”». Далее происходит измельчание (не хочу говорить слово «вырождение») славянофильства. Правда, скажем, Милюков писал, что уже Данилевский и Леонтьев – это вырождение славянофильства. Но я так не думаю. А вот Шарапов по отношению к Аксакову – это уже более низкий уровень славянофильства. Последователи славянофилов на рубеже веков – это публицисты 3-4-го ряда. Правда, А.А. Киреев пытался действовать в рамках славянофильской традиции, но он все-таки в большей степени был практиком и действовал как государственный деятель. В какой-то степени продолжателем славянофилов считал себя Тихомиров (он сам писал об этом в письмах к О.А. Новиковой). Но все-таки эпоха закончилась с Аксаковым, его смерть поставила точку. После него пошла уже интерпретация славянофильства.

Любовь Ульянова

На нашем сайте была серия публикаций, посвященных истории проекта Земского Собора начала 1880-х годов, который – проект – был связан с деятельностью министра внутренних дел графа Игнатьева и как раз с Аксаковым. Из этих материалов складывается впечатление, что идеи Аксакова начала 1880-х годов представляли собой реальную альтернативу не только либеральной оппозиции, но и правительственному курсу. И что если бы проект Земского Собора был реализован, Россия смогла бы избежать либерального, западного, конституционного пути развития, по которому пошла в результате революции.

Александр Репников

Земский Собор – это важный сюжет. Да, славянофилы хотели воспользоваться моментом после убийства Александра II и дискредитацией либеральных идей, звали назад, «в Москву». Хорошо сказал об этом Тихомиров, делясь с Сувориным своими сомнениями: «Я боюсь, что не Земскому Собору придется лечить несчастную погибающую нравственно и умственно страну, а иноземному игу… Я не знаю, сумеет ли наше правительство созвать Собор, и даже почти уверен – что не сумеет, и что у него явится совет нечестивых губителей России». Правда, это уже период Первой революции. Но допустим, созвали бы Собор – из кого бы он состоял? Из верноподданных? Или из тех же радикалов, которые потом наполнили I Думу?

Любовь Ульянова

То есть это была альтернатива, но плохая?

Александр Репников

Это было время, когда появился уже ряд альтернатив. Если бы власть хотела получить подконтрольный ей Собор (как потом она проделает с Государственной Думой), надо было бы устанавливать ограничения. Но зачем тогда нужно это учреждение, если оно подконтрольно? Вопрос в том, нужно ли вообще было вводить либеральные варианты представительства и когда именно?

Любовь Ульянова

Какой была социальная среда консерватизма? Имел ли он поддержку в академической, художественной, других средах?

Александр Репников

«Образованное меньшинство» – такое определение образованного общества того времени мне кажется наиболее релевантным – было настроено оппозиционно. Оппозиционность была своего рода хорошим тоном, изначально присущим русской интеллигенции. Мы легко можем вспомнить историков-ученых с либеральными взглядами. А вот историков-консерваторов вспомнить не так просто. Да, был Иловайский. Но таковых даже своя среда оценивала иронично: ну, что там пишет Иловайский? Он же монархист, все понятно, что он может написать. Была консервативная профессура, академик А.И. Соболевский, ученый-правовед Б.В. Никольский, Д.И. Менделеев. Дмитрий Иванович в своих работах «Заветные мысли», «К познанию России», «Заметки о народном просвещении России» призывал «догонять Запад», руководствуясь «громадностью наших естественных запасов» и покровительственной промышленной политикой, которая «естественнейшим следствием своим имеет жизненный реализм школьного образования, а то – того гляди – пойдут там эти социализмы разные и всякий западно-европейский вздор». Очень актуальны и его размышления о протекционизме.

Любовь Ульянова

Можно ли говорить о том, что с момента обращения к народу в начале ХХ века, произошло с одной стороны, упрощение консерватизма, с другой стороны – обретение им настоящей массовой поддержки?

Александр Репников

В определенной степени так и было. Как мы знаем по исследованиям постсоветского времени, количество членов монархических партий достигало несколько сотен тысяч человек. Максимальная численность сторонников «Союза русского народа» в 1907–1908 гг. – свыше 300 тысяч человек (см. работы историка Ю.И. Кирьянова). Установить, сколько членов СРН состояло в организации номинально не представляется возможным. Тысячи членов состояли в «Русском народном союзе имени Михаила Архангела», других правых партиях и организациях. Правых партий и организаций было много, людей там тоже было много. Но лучше было бы иметь одну мощную правую партию с одним вождем, дисциплиной и четкой структурой! Цифры мало что говорят сами по себе. Правые партии часто шли не по качественному, а по количественному пути: приезжали в какую-нибудь деревню и записывали крестьян в члены, например «Союза русского народа». Или организовывали кампанию поддержки с помощью писем с мест – технология, кстати, позднее, активно используемая в СССР. Однако как народная масса легко вступала в СРН, в том числе по вполне меркантильным соображениям, так потом легко и уходила. Да, консерваторы-политики начала ХХ века попытались играть по новым политическим правилам. Причем, имея фору, поскольку их поддерживала (хотя не всегда и не во всем) власть. Но на этом пути были свои сложности.

Любовь Ульянова

Какие?

Александр Репников

Во-первых, выяснилось, что играть на политической сцене не так-то просто. Во-вторых, структурно правые лидеры быстро переругались между собой. В-третьих, после подавления революции 1905–1907 годов власти оказалась не нужна политическая активность масс, даже и монархически настроенных. Зачем? Складывается система: есть Госдума, есть различные политические силы – партии. Зачем нужны толпы людей, которые сегодня могут требовать одного, завтра – другого? Они опасны. И не случайно власть в лице Столыпина не без умысла вносит раскол в деятельность правых организаций. Одни – «цивилизованные» правые, а другие – «дикие». Диким не надо давать денег. Их надо душить всевозможными штрафами. Дубровин – «дикий», Столыпина не поддерживает, а Пуришкевич – «правильный», в Думе выступает, будем его продвигать, будем поддерживать его организацию. Пытались опереться и на националистов, В 1908 году оформляется «Всероссийский национальный союз». Столыпин понимал силу русского национализма. На начальном этапе своего существования ВНС преимущественно состоял из представителей петербургской бюрократии и дворянства. В отличие от «диких» черносотенцев-Дубровинцев, националисты в большей степени «вписывались» в происходившие преобразования, в буржуазную модель.

Любовь Ульянова

Вы разделяете консерватизм как общественное явление и как народное мировоззрение. Существовал ли народный консерватизм? Можно ли с определенной долей условности отнести к таковым «легальных народников»?

Александр Репников

Термин «консерватизм» все-таки сложно применить к народникам. В издательстве «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) недавно вышла монография, в подготовке которой я принимал участие – «Патриотизм и национализм как факторы российской истории (конец XVIII в. – 1991 г.)». Удивительно, но когда авторы соединили вместе все течения общественной мысли XIX века, оказалось, что патриотами были в той или иной мере и славянофилы, и западники, и Герцен, и черносотенцы. Такой парадокс – все патриоты и все друг с другом боролись? Что касается народников. Среди народников было сильно подвижничество, среди них было много идеалистов. По отношению к некоторым из них уместно использовать слово традиционализм, почвенничество, но не консерватизм. В нашей монографии есть очень интересная глава историка В.В. Зверева про это. Кстати, народническими идеями подпитывался и Тихомиров, который интересен именно тем, что он видел и народническую правду, и правду власти, пытался их синтезировать, но остался в одиночестве. И все-таки народники – это революционное направление. Здесь интересен вопрос о том, можно ли в принципе совместить традицию и продвижение вперед, реформы, изменения. Возможно ли то, что я называю «консервативным творчеством»? Консервативные публицисты начала ХХ века писали, что они не против изменений, а против ломки. Почему каждая «новая метла» – каждый новый управленец – метет по-новому? Почему отрицаются все наработки предшественника, все старое? Почему идет постоянная нигилистическая война с прошлым? Мы и сегодня или идеализируем прошлое, или начинаем с ним воевать.

Любовь Ульянова

Я правильно поняла, что Вы исходите из концепции: власть – единственный европеец в России, которая смотрит вперед и единственная понимает, что нужно стране? Соответственно, невозможно создать консервативное поле, функционирующее само по себе?

Александр Репников

Не хочу идеализировать власть и ее носителей! Но консерватизм – заложник власти. Он должен быть опорой власти. Либералы, революционеры, оппозиция могут критиковать власть безоглядно. Конечно, консерватизм может существовать и вне власти. Другое дело, что он при этом, вполне вероятно, оказывается невостребованным, оставаясь на уровне салонов, кружков, книг, которые мало кто читает.

Любовь Ульянова

Можно ли сказать, что требование свободы слова было частью консервативной программы?

Александр Репников

Хороший вопрос. Славянофилы слово любили, умели им пользоваться, считали его своим орудием. Данилевский со скорбью писал о закрытии славянофильских изданий. Закрывали и издания Шарапова. Но в целом консерваторы относились к свободе слова очень настороженно. Тихомиров писал о необходимости ограничения. Он вообще пытался вписать журналистов в иерархию, думал о создании журналистского сословия. Тихомиров, как и консервативные интеллектуалы в целом, стремились представить общество в виде некой иерархической структуры. Как-то мы с Теслей спорили об этом на сайте «Гефтер.ру». Тесля настаивал на жестком цементировании этой иерархии. Я же говорил, что все-таки консерваторы осознавали проблему социального лифта.

Любовь Ульянова

И как же они ее трактовали?

Александр Репников

Если существует общество иерархическое, закрытое, сословное, то как будет действовать социальный лифт? У революционеров такой проблемы не было: «кто был никем, тот станет всем». И все же, по большому счету, консерваторы не в полной мере учитывали проблему социальной мобильности. Людям свойственно раскрывать границы той клетки, в которую они заперты, свойственно желать больше, чем у них есть сейчас. Победоносцев писал Николаю II в ноябре 1898 года о разрушении привычного уклада жизни. По его мнению, «Массы народные издавна коснели в бедности, нищете, невежестве и терпели от насилия сверху. Но они терпели, жили и умирали бессознательно», однако «в последнее время бессознательность миновала, умножились средства сообщения, и вопиющая разница между нищетою одних в большинстве и богатством и роскошью других в меньшинстве стала еще разительнее». В результате «Все это легло на массу страшною тягостью, в иных местах невыносимою. Душа народная стала возмущаться. Стали подниматься всюду вопросы: для чего мы страдаем? а другие обогащаются нашим трудом, кровью и потом? И к чему служат власти, которые в течение тысячелетий ничего не могли устроить для нашего облегчения? И к чему правительство, которое только гнетет нас податями, правителями, судами? И к чему, наконец, государство и всякая власть государственная?». Мне кажется, многие консерваторы не понимали, что человек будет все время желать улучшения своего положения, невозможно запереть его в сословных рамках, ограничить его социальную мобильность. Буржуазия имеет деньги, она захочет власти. Это логично. Пролетариат захочет социальных гарантий. Это тоже логично. Мир меняется. В новом мире ХХ века и монархии, и дворянство, и старые представления о религии казались многим архаикой. С другой стороны, если бы консерваторы все время шли за желаниями масс, то они перестали бы быть консерваторами.

Любовь Ульянова

Можно ли сказать, что главная проблема русского консерватизма XIX – начала ХХ веков – его пренебрежение социальными вопросами, условно говоря, его недостаточная «левизна»? Если бы консерваторы тогда были больше озабочены социальной проблематикой, тогда их поле было бы шире – как общественное, так и бюрократическое?

Александр Репников

Да, это выводит нас на очень интересную тему, которая меня волновала в связи с Тихомировым. Сочетание правого и левого, национального и социального. В какой степени левые элементы могли быть включены в правый консервативный проект? Если бы консервативное в большей степени учитывало социальное, ему легче было бы видоизмениться. Почему Тихомиров предлагает корпоративный принцип, почему ему близка зубатовщина? Кстати, его идеи весьма напоминают социальную политику Муссолини (об этом есть в нашей монографии «Две жизни Льва Тихомирова»). Социальные льготы, санатории, упрочение связей города с деревней, адаптация крестьян в городе, где деревенский житель со своим особым мышлением испытывает проблемы адаптации и словно бы никому не нужен, кроме революционеров-пропагандистов. В России начала ХХ века синтез правого и левого не получился. Не важно, как его назвать. Скажем, национал-консерватизмом. А в случае такого синтеза было возможно и сохранение инвариантного ядра консерватизма, его основы. Протоирей Иоанн Восторгов в своих проповедях указывал на тяжелейшее положение рабочих. Иван Родионов – известный казачий писатель – пишет о бедственном положении деревни. Власть «упустила» рабочих. Не решила «проклятого» аграрного вопроса и т.д. Многие консервативные мыслители видели социальные проблемы, они эти проблемы поднимали. Пытались подсказать, как их решить не только на уровне благотворительности. Видели необходимость системного решения этой проблемы. Но непреодоленная архаика и погубила консерватизм.
Еще одна проблема – консерваторы видят в человеке и доброе, и злое начало. Человек способен на все, на разрушение и созидание. Победоносцев писал о сдерживающей руке. У Леонтьева – и того больше, идеи жесткого государства, весьма напоминающего авторитарное. И консерваторы оказались правы в том, что из человека может «выскочить» в том числе и самое мерзкое. Революция 1905 – 1907 годов показывает, как ужасно и безжалостно относились стороны друг к другу: революционеры в борьбе с властями, власть – в борьбе с революционерами. Потом будет кровавая Гражданская война.

Любовь Ульянова

Что кроме патернализма по отношению к бедному, забитому народу могли предложить тогда консерваторы, и предлагали ли они что-нибудь?

Александр Репников

Действительно, они в определенной степени зациклились на патернализме. Это еще от Карамзина: «В монархе российском соединяются все власти: наше правление есть отеческое, патриархальное. Отец семейства судит и наказывает без протокола, – так и монарх в иных случаях должен необходимо действовать по единой совести». У Победоносцева: народ – ребенок, власть – это отец. Но ребенок-то вырастает со временем. И когда народ вышел на улицы, то они ужаснулись этому народу. Изменилась сама эпоха. Пришла эпоха масс, народных движений. Действовать только увещеваниями, пропагандой было невозможно. Был вариант получше – его предлагали в том числе Зубатов вместе с Тихомировым. Этот вариант не исключал реформ, вовлеченности масс в систему управления. Как народ может воздействовать на власть, выражать свое мнение? Референдум?

Любовь Ульянова

Земский собор.

Александр Репников

Выборы в Первую Госдуму хорошо показали, кого выбирает народ – радикалов. В итоге возобладали элементы смуты: нас не слушают, так мы будем жечь усадьбы и громить помещичьи дома. Такой вот способ показать свои проблемы. Сила сталкивается с силой, а нужен диалог. Но здесь возникает еще одна проблема. Часть представителей интеллигенции думает, что только она является голосом всего общества, «совестью нации» и т.д. и только она имеет право доносить до власти нужды народа. Через кого народ может вести «диалог» с властью? Через посредников в виде представителей партий? Или через своих представителей, которых сам выбирает (в этой связи интересно проследить судьбу крестьян, попавших в Государственную Думу).

Любовь Ульянова

Могла ли существовать в тех условиях система низовой самоорганизации населения, простого народа – как пытался создать Зубатов, но не подконтрольная власти, а независимая, с одной стороны, а с другой стороны, способная устойчиво противостоять «гапоновщине»? Говоря иначе, система вне развилки патернализм – революция?

Александр Репников

Общество, наверное, должно было дозреть до этого. Ускоренная модернизация слишком сильно била по людям. Надо было создавать какие-то структуры, которые могли бы стать буфером. Буфером между рабочими и буржуазией , между крестьянами и помещиками, Нужны были системные элементы, которые стали бы площадкой, как принято говорить сегодня, для диалога тех же рабочих и предпринимателей. Часто останавливался на этом сюжете в своей публицистике Тихомиров. Об этом писал в статье «Хозяева и работники» Меньшиков. Человек весьма противоречивый, он тем не менее отмечал проблему взаимной «глухоты»: предприниматель не слушает рабочих, рабочие не хотят слушать предпринимателей. Нужна какая-то сила, способная заставить их слушать друг друга. Столыпин пытался реализовать программу системных реформ, в том числе рабочей и крестьянской. Привлек целую команду, в том числе Тихомирова. Правда, я не сторонник той точки зрения, что если бы Столыпина не убили, то его реформы могли достичь успеха. Наверное, один человек, даже и столь яркий как Петр Аркадьевич, не мог переломить общих тенденций.

Автор: Александр Репников

Доктор исторических наук, профессор, заместитель начальника Центра по разработке и реализации межархивных программ документальных публикаций федеральных архивов Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ)