Рубрики
Размышления Статьи

Земский собор: средоточие «самых охранительных элементов»

Некоторое время назад РI опубликовала статью Василия Ванчугова «Когда «молчаливое большинство» могло обрести голос». История о том, как в начале правления Александра III провалилась попытка создать в рамках самодержавной системы уникальную, специфически русскую форму народного представительства, вызвала оживленную дискуссию среди наших читателей. Действительно ли Земские соборы в той форме, в какой предлагал их созывать министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев, могли стать своего рода «гласом народа» при императоре – гласом почвенным, верноподданническим и, в широком смысле слова, консервативном? И тем самым, с точки зрения исторической перспективы, – позволить избежать революционных потрясений начала ХХ века?

Продолжая свое исследование этой проблематики, мы обратились к историку, специалисту по правительственной деятельности графа Н.П. Игнатьева Михаилу Михайловичу Горинову-младшему с просьбой рассказать о том, действительно ли сам Игнатьев был автором проекта Земского собора, в чем, собственно, состоял сам проект, и по каким причинам Александр III отказался от его реализации.

Хотим отметить, что статья Михаила Горинова содержит материалы, обнаруженные автором в архивах и нигде не публиковавшиеся. В частности, речь идет об автографе воспоминаний Игнатьева из личного архива министра внутренних дел[1], которые более подробно освещают деятельность Игнатьева-министра, чем воспоминания, опубликованные в 2000 году[2].

***

Проект Земского Собора занимает особое место в деятельности министра внутренних дел начала правления императора Александра III Николая Павловича Игнатьева. Созыв Земского собора был идеей не только грандиозной по своему масштабу, но и беспрецедентной.

Для 80-х годов Российской империи XIX века Земский Собор был глубокой стариной. Он существовал как форма народного представительства в ХVI-XVП вв., избирался от большинства сословий и созывался время от времени по инициативе царя для решения судьбоносных для страны проблем. В ХIХ веке вернуться к практике созыва Собора предлагали славянофилы (И.С. Аксаков, К.С. Аксаков), стремившиеся восстановить прямое общение царя с народом.

В исторической литературе бытует мнение, что мысль о созыве Земского Собора во время коронации Александра III была внушена министру внутренних дел Н.П. Игнатьеву И.С. Аксаковым в 1882 г.[3] Однако на самом деле идея принадлежала самому Игнатьеву, который был убежден в непригодности для России парламентаризма по типу европейских стран.

***

Вскоре после убийства Александра II, в письме министру внутренних дел М.Т. Лорис-Меликову от 18 апреля 1881 г., Игнатьев предлагал созвать Земский Собор как способ борьбы с революционным движением. Мнение народных представителей на Соборе Игнатьев назвал серьезной антиреволюционной силой. Игнатьев придавал Собору и антибюрократическую направленность. Он считал, что экономические решения, принятые с учетом мнения “земли”, будут в большей степени соответствовать потребностям страны, чем разработанные канцелярским методом[4]. В своих неопубликованных воспоминаниях Игнатьев пишет, что реакция Лорис-Меликова на эту записку была отрицательной, потому что он «опасался» Собора, не давал себе отчета в его «историческом значении»[5]. Будучи министром внутренних дел Лорис-Меликов  отстаивал перед Александром III свой собственный, принципиально иной проект: создание Общей комиссии из выборных представителей от земств и городов для рассмотрения законодательных предположений.

Став министром внутренних дел, летом 1881 г. Игнатьев сделал пробный шаг, попросив редактора газеты “Гражданин” князя В.П. Мещерского написать статью о Земском Соборе[6].

В первой половине 1882 г. началась активная подготовка к коронации Александра III. И Игнатьев решил, что коронация – удачный случай для реализации его идеи. Тем более, что в 1870-е гг. Игнатьев уже предлагал созвать Собор, тогда – еще императору Александру II. Александру II идею не отверг, заявив, что подобное мероприятие можно было бы приурочить к коронации[7]. 

В своих неопубликованных воспоминаниях Игнатьев утверждал, что впервые он заговорил с Александром III о Земском Соборе еще в бытность того наследником престола, в Крыму, в Ливадии. Видимо, речь идет о 1876 годе, когда Игнатьев, будучи послом в Османской империи, был вызван Александром II для ведения переговоров. Тогда Великий князь Александр Александрович выразил симпатию к Собору как к атрибуту русской старины[8]. И в целом против такой идеи, как и его отец, не возражал.

В начале марта 1882 г., когда выяснилось, что коронация ввиду беременности императрицы, откладывается до весны 1883 г., Игнатьев вернулся к интересовавшей его теме. Министр понадеялся на то, что новый император проявит сочувствие к соборному проекту. Кроме того, захватив организацию коронации в свои руки, Игнатьев увеличил бы свой политический вес, что было особенно необходимо ввиду распространившихся в обществе слухов о его скорой отставке.

«Я напомнил Его Величеству мои беседы с ним о Земских Соборах и сказал, что самое благоприятное время для возобновления исторического предания – день коронации,  – вспоминал граф. –  Государю эта мысль как будто бы улыбнулась, и я, с соизволения Его Величества, взялся за составление проекта манифеста»[9].

Незадолго перед этим, 10 января 1882 г. к Игнатьеву обратился И.С. Аксаков, предложивший министру помощь в разработке проекта Земского собора. Игнатьев зачислил в МВД чиновником особых поручений единомышленника Аксакова историка П.Д. Голохвастова. Вместе с Голохвастовым Игнатьев провел подготовительную секретную работу, занявшую чуть более месяца – с последней недели февраля по конец марта.

Итогом этой работы стал готовый проект соборного манифеста, который 12 апреля 1882 г. министр внутренних дел представил царю. В основе проекта лежали наработки Голохвастова, однако переработанные самим Игнатьевым.

***

Небольшое источниковедческое отступление. Планы Игнатьева по созыву Собора в наиболее конкретной форме сохранились в виде его черновых записок о Соборе. Они хранятся в личном фонде Н.П. Игнатьева в ГАРФ и представляют собой недатированные и неподписанные черновые наброски, автографы[10]. Министр внутренних дел, судя по его воспоминаниям, пересказывал царю содержание этих записок с аргументами в пользу соборного проекта во время всеподданнейших устных еженедельных докладов. Сами записки он императору не показывал. Между текстом этих записок, опубликованных и неопубликованных мемуаров графа и соборного манифеста существенных отличий нет.

Согласно проекту манифеста, его публикация должна была состояться 6 мая 1882 г. (к двухсотлетию со дня открытия последнего Собора). Сам Собор предполагалось открыть в апреле 1883 г., совместив с коронацией.

Министр внутренних дел предложил составить Земский Собор из крестьян, дворян и купцов, избранных на основе прямых выборов: общими избирательными съездами большаков (глав крестьянских семей), землевладельцев-помещиков и гильдейцев. Крестьян предполагалось избирать от пространственной округи (в 1600 кв. верст), землевладельцев от уезда (при выборах мелкопоместные хозяева уравнивались в правах с крупнопоместными), купцов от губернии.

Проект созыва Собора предусматривал участие в нем высших церковных кругов, членов правительства и представителей национальных регионов (финнов, поляков). Заседать Собор должен был во вновь построенном, но еще не освященном храме Христа Спасителя в Москве. Для «сохранения порядка» и предотвращения нежелательных выступлений «со стороны поляков, финляндцев» предполагалось разместить членов Собора на 30 столах, причем поляки и финляндцы должны были быть распределены между «чисто русскими людьми».

Общее число депутатов составляло бы от трех с половиной до четырех тысяч человек. По мнению Игнатьева, Собору следовало обсудить проект реформы местного управления, подготовленный комиссией М.С. Каханова. Заседание Собора должно было продолжаться не более трех недель. В конце работы Собора предполагалось избрать комиссию из 30 или 40 членов, которой предстояло работать при Государственном Совете, разрабатывая по указанию императора те или иные вопросы до их внесения в Государственный Совет[11].

«Таким образом, – считал граф, – сложилась бы, без потрясения устоев русская самобытная конституция, которой позавидовали бы в Европе, и которая заставила бы умолкнуть наших псевдолибералов и нигилистов»[12].

Граф полагал, что при созыве Земского Собора Россия выиграла бы и во внешнеполитическом плане, приобретя «новый блеск и новую силу в глазах своих единоверцев и славян, и сразу отбросила бы плачевные результаты Берлинского договора, внушив почтение и боязнь Европе при виде воскресшей нравственной и несокрушимой силы славянской державы»[13].

В дальнейшем и современники Инатьева, и научная литература охарактеризовали Земский Собор как демагогический трюк[14]. П.А. Валуев назвал Собор «фантазией»[15], великий князь Константин Николаевич – «говорильной дичью»[16], а Д.А. Милютин – «фарсом, холостым выстрелом»[17].

Действительно, министр внутренних дел признавался, что Собор будет своего рода декорацией к царской коронации. Однако Игнатьев излагал в докладах царю и иные аргументы в пользу созыва «земских людей»: узнать нужды страны, положить конец слухам о переделе земли. Министр внутренних дел был убежден, что общество, привлеченное к содействию, выйдет из состояния апатии, недовольства правительством и прекратит симпатизировать революционерам. Не случайно, Игнатьев хотел придать Собору «деловое, преобразовательное значение», предоставив на его обсуждение такой насущный вопрос, как местное управление. Он намеревался и впредь предлагать на рассмотрение народных представителей проекты законов, утверждая, что законы, вырабатываемые в петербургских канцеляриях, непрактичны и потому не исполняются.

Игнатьев предполагал укрепить самодержавие созданием ему общественной опоры, ослабляя его усилившуюся зависимость от бюрократии, злоупотребляющей своей властью[18].

Созыв Земского Собора Игнатьев связывал с необходимостью создания единого правительства («единомышленного министерства») с точно определенной программой, деятельность которого и должен был усиливать Собор[19].

***

12 апреля Александр III не дал Игнатьеву определенного ответа. Как отмечает сам Игнатьев, император не воспротивился мысли созыва Собора, сославшись только на затруднения в исполнении этой идеи. Он забрал у министра внутренних дел проект манифеста, сказав: «Я много буду думать и Вам скажу, на чем остановлюсь».

15 апреля Игнатьев снова был с докладом у Государя и спросил его мнение по поводу манифеста. Александр III ответил, что в целом «мысль хороша», но выразил опасение, не будут ли стараться придать иное значение Собору, нежели предполагается. Игнатьев не стал лукавить: люди, воспитанные на европейских книжках, в частности, петербургские либералы-чиновники по невежеству будут смешивать Земский Собор с Национальным собранием Франции XVIII в., и придется бороться, разъясняя им суть Собора. Но граф выразил уверенность, что эта борьба будет для него победоносной. Император закончил разговор тем, что манифест «хорош, прекрасно написан, но длинен», и попросил графа его сократить, дав разъяснения особым дополнительным указом или рескриптом по вопросу о выборах.

20 апреля Игнатьев представил новый, сокращенный манифест вместе с проектом рескрипта на имя министра внутренних дел.  Государь оставил манифест и рескрипт у себя, но когда речь зашла о подробностях исполнения – дал понять, что в Москву для объявления манифеста не поедет, заметив, что «эффектов, показных демонстраций не любит».

Это было первым признаком охлаждения Александра III к идее Собора. Тем не менее, из-за того, что основную мысль о Соборе и манифест он впрямую не отверг, Игнатьеву казалось несомненным, что император его по-прежнему поддерживает. Вместе с тем у него родилось опасение, что Государь встретит противодействие соборной мысли в окружающих его лицах, и стал искать союзников среди министров. Сначала он попытался заручиться поддержкой министра императорского двора И.И. Воронцова-Дашкова, но потерпел фиаско. В представлении Воронцова, проект таил в себе угрозу гибели самодержавия[20]. Сухо отнесся к его затее и министр государственных имуществ М.Н. Островский, который усомнился в том, что Собор удовлетворится своей ролью и не предъявит политических требований[21].

28 апреля Игнатьев снова заговорил с императором о Соборе и решил, что Его Величество находит идею увлекательной, но сознавая важность предполагаемого шага, не хочет торопиться, стремится все зрело обдумать.

3 мая граф понял из слов Государя, что он еще не решается подписать манифест, будучи тревожим различными опасениями. Не отвергая самой мысли о Соборе, император не был, однако, убежден в безусловной необходимости такого решительного шага. Тогда Игнатьев прочел Его Величеству написанную им накануне записку о нужности Собора[22].

Император оставил записку у себя, но добавил, что 6 мая слишком близко, чтобы можно было осуществить идею графа теперь же. А затем выразил опасение, что многие примут созыв Собора за уступку правительства общественному давлению.

Тем не менее, Игнатьев продолжил активную подготовку к осуществлению своей идеи. Окончательный проект царского рескрипта (инструкции по вопросу о выборах), подготовленный Голохвастовым, был подвергнут правке в канцелярии министерства внутренних дел. Голохвастов предполагал предоставить большинство депутатских мандатов землевладельцам, а Игнатьев намеревался избирать более половины участников Собора (от полутора до двух тысяч) от крестьян[23].

4 мая 1882 г. Александр III передал проект манифеста Победоносцеву, который произвел на обер-прокурора впечатление разорвавшейся бомбы. В этот же день, поздно вечером, он написал царю письмо, в котором объявил замысел министра внутренних дел «безумным». Победоносцев писал, что «пришел в ужас» при одной мысли от приведения в исполнения предложения графа. «Если воля и распоряжение перейдут от правительства на какое бы то ни было народное собрание – это будет революция, гибель правительства и гибель России»[24].

6 мая Игнатьев был на церковном параде, но Государь ни сказал ему ни слова, и министр внутренних дел в первый раз заметил сдержанность к себе.

8 мая он прочел Александру III, в ответ на его опасения, записку, в которой доказывал, что созыв Собора нельзя рассматривать как уступку сторонникам конституции. Он писал, что если бы собор состоял из выборных от земств и городов, то действительно мог бы быть опасным, однако состав этот совсем иной: его представители «суть элементы самые охранительные… отсутствие публичности заседаний и гласности ставят собор вне всяких опасений за его мирный и успешный исход»[25].

Выслушав записку, Александр III в первый раз выразил сомнение в возможности созыва Собора и сказал, что ему необходимо посоветоваться по этому вопросу с министрами. Граф попросил царя не созывать совещания министров.

12 мая министр внутренних дел снова говорил царю о пользе Собора, настаивая, что его созыв нельзя счесть за уступку, ведь инициатива исходит от самодержавной власти. Обсуждение же Собора в совещании министров имело бы смысл только тогда, когда Государь намерен был бы возобновить соборную практику. Его Величество, по-видимому, согласился с мнением о бесполезности совещания.

***

Одновременно с этим, несмотря на существовавшее запрещение публиковать в печати статьи о Земских Соборах, разгорелась полемика по этому вопросу. Редактор газеты «Московские ведомости» М.Н. Катков выступил противником Собора. «Вообразим себе, – писал Катков 12 мая в передовой статье, – что кто-либо из влиятельных лиц возымел бы мысль созвать то, что эвфемистически называется «земским собором», якобы для поддержания власти в ее борьбе с крамолой, не была бы такая мысль торжеством крамолы?» Публицист подчеркивал, что это требование всегда исходило из революционного лагеря: «Когда преступника Нечаева, по произнесении над ним приговора, выводили из зала судебного заседания – он кричал неистово – «земский собор!» Того же требовал и Желябов»[26].

14 мая в газете «Новое время» А.С. Суворина вышла статья «Пропущенный юбилей» в защиту игнатьевской идеи. В статье доказывалось, что соборы не умаляли царскую власть: «Цари нуждались в содействии Русской земли, они пользовались им в форме соборов, но никто не думал закрепить это содействие в определенные нормы закона. Соборы были полезны как средство непосредственного общения Государя с Землей, а из челобитных выборных людей Государи знакомились с потребностями государства»[27].

15 мая Игнатьев испросил у царя разрешение дать предостережение газете Каткова, нарушившей запрещение 10 июля 1881 г. печатать что-либо о Соборах. Но на следующий день Александр III прислал графу статью Каткова с резолюцией, что весь ее пафос направлен не против правительства, а против министра внутренних дел. Это был ясный намек на то, что пора подавать в отставку[28].

22 мая против Каткова выступила аксаковская газета «Русь»: «Нас хотят уверить, будто «земским собором» называется то, в чем увидела бы свое торжество крамола. Но разве Пугачев не провозглашал в своих «манифестах» освобождения крепостных крестьян и наделения их землею?  Стала ли после этого самая мысль об освобождении крестьян с земельным наделом тождественною с идеей пугачевщины?.. Если, – писал И.С. Аксаков, – Нечаев и Желябов «требовали» земского собора, так это доказывает только одно: что они слышали звон, да не знали откуда, что они не имели о соборе никакого понятия»[29].

В результате вспыхнувшей полемики Александр III решил подвергнуть план министра внутренних дел обсуждению в специальном совещании министров, которое состоялось 27 мая 1882 г. в Петергофе. Все министры выступили против проекта. Председатель Комитета министров М.Х. Рейтерн высказал мнение, что Собор «не обеспечит благоустройства страны, не прекратит, а только усилит смуту». 

Островский говорил, что при изменившихся со времен Алексея Михайловича условиях государственной жизни и «опасно», и нет разумной цели искусственно восстанавливать «отжившие учреждения»[30]. Он утверждал, что «самодержавие стоит так твердо и прочно», авторитет правительства так бесспорен, что оно вовсе не нуждается во внешней опоре и призыве общества: «Искать правительству какой-то помощи у общества – значит вызывать дальнейшие притязания своих противников видом своего мнимого бессилия»[31].

Министр просвещения И.Д. Делянов выразил опасения от последствий заявлений на Соборе, возбуждения печати и присоединился к отрицательному мнению Островского[32].

Император решительно заявил, что своего согласия на собор не дает. Кроме того, он дал понять, что своей настойчивостью Игнатьев утратил его доверие. Александра III особенно задела газетная и общественная кампания в защиту Собора, инициатором которой он счел министра внутренних дел[33].

Итогом совещания стала отставка Игнатьева 30 мая 1882 г. с поста министра внутренних дел, на чем и закончилась его активная политическая карьера.

***

Возвращением к представительным формам допетровской Руси Игнатьев хотел обновить образ власти. Будучи широко мыслящим государственным мужем, он понимал, что одними репрессиями «крамолу» не искоренить. Чтобы лишить ее всякой почвы, он хотел привлечь население к сотрудничеству с властью, не нарушая при этом самодержавных прав монарха.

Земский Собор Игнатьева являлся проектом преобразования России на основе просвещенного консерватизма.

Собор представлял бы собой широкое представительное учреждение. Характерно, что план министра внутренних дел предполагал прямые выборы, а не от земств, чтобы обеспечить действительно близкую связь депутатов с избирателями. Идея прямых выборов была демократичнее, хотя огромное число депутатов грозило превратить Собор в чрезвычайно громоздкое учреждение. Представляется справедливой оценка товарища министра государственных имуществ А.Н. Куломзина, который увидел в идее Земского Собора рациональную мысль о привлечении общественных сил к сотрудничеству с самодержавием, но считал необходимым уменьшить число избранников, так как в таком большом количестве (3500 членов) Собор не сможет эффективно разрабатывать предлагаемые ему вопросы[34].

Игнатьев предполагал, что соборы будут созываться для обсуждения важнейших государственных вопросов. В перспективе он планировал предоставить на их обсуждение не только реформу местного управления (волостного, уездного и губернского), но и вопросы, направленные на поднятие материального благосостояния крестьян и дополнение реформ 1860-х гг.: податную реформу, устройство общественного призрения крестьян, улучшение народного продовольствия, учреждение мелкого кредита для крестьянских потребностей, организацию крестьянских переселений. Кроме того – принятие мер, противодействующих пьянству, мер для поднятия земледелия и промышленности, поддержки крестьянских промыслов, охраны крестьянских хозяйств от разорения; устройство путей сообщения за счет земских средств, упрощение для хозяев и рабочих судебных процедур[35].

В случае реализации проекта Игнатьева Россия возможно развивалась бы быстрее и более стабильно, поскольку была бы облегчена участь широких народных масс, было бы модернизировано местное управление. Скорее всего, консервативный, охранительный  состав предполагавшегося Собора (мелкопоместное дворянство, главы патриархальных крестьянских семей, купцы) способствовал бы его конструктивной работе с правительством, и такие депутаты не были бы пронизаны идеей перехвата государственной власти. Другое дело, что такой состав уже не вполне соответствовал социальной структуре индустриализирующейся России, и со временем его пришлось бы расширить за счет промышленников и рабочих.

В условиях начала 1880-х гг. проект Игнатьева не мог быть реализован. Александр III был противником выборного представительства в любой форме. Разгром «Народной воли» к середине 1882 года утвердил царя во мнении, что для подавления оппозиции и обеспечения спокойствия в государстве достаточно одних полицейских мер. В этом его поддержали консервативные министры, которым идея Земского Собора показалась несвоевременной и опасной, по их убеждению, депутаты непременно стали бы предъявлять политические требования, восприняв созыв Собора как уступку, и расшатывать ситуацию в стране.

У Игнатьева не нашлось влиятельных сторонников. Высшее чиновничество отталкивали неординарные смелые проекты и антибюрократизм графа. В кругу высшей бюрократии он оказался, по сути, «белой вороной».


[1] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 161

[2] Лукоянов И.В. Игнатьев Н.П. Земский собор. СПб. 2000.

[3] Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880 годов. М., 1964. С.453; Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С.377.

[4] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1525. Л. 4-5.

[5] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 158. Воспоминания Н.П. Игнатьева (Период его деятельности в качестве нижегородского генерал-губернатора). Л. 68 об., 69.

[6] Мещерский В.П. Мои воспоминания. М., 2003. С. 489.

[7] Игнатьев Н.П. Земский Собор. С.94.

[8] Игнатьев Н.П. Земский Собор. СПб., 2000. С. 94.

[9] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 161. Воспоминания Н.П. Игнатьева. Л. 6-7.

[10] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1527, 1533. Записки Игнатьева о необходимости созыва Земского Собора.

[11] Зайончковский П.А. Указ. соч. С.454-459.

[12] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 161. Л. 7.

[13] Там же. С. 106.

[14] Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб. 2001. С.160-161; Мещерский В.П. Указ. соч. С.490;  Зайончковский П.А. Указ. соч. С.460.

[15] Валуев П.А. Дневник. 1877-1884. Пг., 1919. С.198.

[16] Дневник великого князя Константина Николаевича (1881-1889). ГАРФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 113. Л. 60.

[17] Милютин Д.А. Дневник. Т. 4 (1881-1882). М., 1947. С.148.

[18] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1525. Л. 8. Д. 1527. Л. 5,7-8,19,25,34. Д. 1533. Л.1-2,5.

[19] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1525. Л. 8.

[20] Власть и реформы. От самодержавной к советской России. С. 378.

[21] Феоктистов Е.М. Указ. соч. С. 161.

[22] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д.1527.

[23] Переписка П.Д. Голохвастова с И.С. Аксаковым о Земском Соборе // Русский архив. 1913. № 1. С.108.

[24] Цит. по: Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880 годов. С. 465.

[25] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1528. Л. 5.

[26] Московские ведомости. 1882. № 130 (12 мая). С. 2.

[27] Новое время. 1882. № 2229 (14 мая). «Пропущенный юбилей». С. 1.

[28] Игнатьев Н.П. Земский Собор. СПб., 2000. С. 107-110, 116-117, 120, 123-125, 128.

[29] Русь. 1882. № 21 (22 мая). С. 1.

[30] Феоктистов Е.М. Указ. соч. С. 163.

[31] Игнатьев Н.П. Указ. соч. С. 145-146.

[32] Там же. С. 149.

[33] Там же. С. 146-147, 153.

[34] Куломзин А.Н. Воспоминания. Глава VIII. ОР РГБ. Ф. 178. К. 9803. Д. 5. Л. 47.

[35] ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 161. Л. 1об. Д. 1544. Л. 7-16.

Автор: Михаил Горинов

Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына