Рубрики
Блоги Размышления

Самодостаточна ли “одинокая полукровка”?

Задача временного одиночества «полукровки», которое, уверен, не будет столь уж длинным, состоит в том, чтобы она смогла в итоге сама выбрать того, с кем и как вступать в союз, играть в глобальные и региональные игры, ориентироваться посредством ответственной элиты на общество сопричастности. Прогресс, в конечном счете, лежит в обособлении, кокетливом и завлекающем. Уход в одиночество вовсе не приведет к изоляции от внешнего мира. Нет никакой гарантии, что к ней не будут ломиться в дом с самыми неблаговидными целями.

В начале апреля на сайте уважаемого в экспертной среде и регулярно читаемого мной журнала «Россия в глобальной политике» Совета по Внешней и Оборонной политике вышла статья Помощника Президента России Владислава Юрьевича Суркова «Одиночество полукровки (14+)». Сама по себе работа В. Суркова в жанре публицистики не нова и всегда привлекала внимание и  вполне оправданное. Последняя статья особенно интересна, прежде всего тем, что написана не просто на тему глобальную, вечную и неисчерпаемую, но и тем, что написана она в период, когда состоит вопрос о том, чтобы выстоять в условиях жестоко геополитического противостояния с Западом, понять, как и куда двигаться из точки бифуркации, как выбрать дорогу, ведущую к живительному источнику, оздоровляющему государство и общество. Статья «Одиночество полукровки» (14+) является по своей сути важным индикатором все более заметной дискуссии, которая ведется не только в экспертном сообществе и среди интеллектуалов, но и в среде политической элиты, а исходя из  смыслов и статуса самого автора, во многом является импульсом, выводящим эту дискуссию на новый уровень.

Анализируя статью, пусть даже в жанре совсем необъемной блог-реакции можно выделить как бы три уровня, три слоя, на которые хотелось бы обратить – исторический, современный геополитический, и внутриполитический. В рамках всех трех содержатся довольно интересные предложения, пусть порой и не выраженные подробно. Все они довольно тесно связаны друг  с другом, и дополняя одно другое в итоге, приводят в итоге читателя к главному выводу – «Россия четыре века шла на Восток и еще четыре века на Запад. Ни там, ни там не укоренилась. Обе дороги пройдены. Теперь будут востребованы идеологии третьего пути, третьего типа цивилизации, третьего мира, третьего Рима…»

На историческом уровне автор стремится обосновать свой тезис о том, что сегодня Россия должна остаться в одиночестве и уйти от западоцентризма тем, что 8 веков бега на Запад и Восток не оставляют ей выбора, ибо не привели скиталицу к успеху. Конечно, с этим в значительной мере можно согласиться, тем более, что анализ исторического развития России исходя из соотношения в ней восточного и западного всегда был очень популярен в России, начиная с XIX  прочно войдя в практику наших интеллектуалов, как западников, так и славянофилов и евразийцев.

Из спорных моментов здесь назову главный – всё же не только Россия искала Запад, но это была улица с двусторонним движением. Даже не вдаваясь в спорные теории о роли Ватикана в утверждении филофеевской концепции «Москва – третий  Рим», и того, насколько  идеология ереси жидовствующих отражала ориентацию международных контактов лидеров  этого сложного идейно-политического течения, всё же стоит признать, что порой воинственные инициативы Москвы на западном направлении были вызваны именно угрозой с Запада, в частности от Литвы и Речи Посполитой, что именно Речь Посполитая, а не сам Лжедмитрий, был вызовом для Московского царства, а самозванец прибыл на готовую почву, обеспеченную  желающей взять реванш у  самодержавного периода частью знати.

Вряд ли сегодня можно отрицать и внешний польско-украинский фактор в русском расколе и тот факт, что активное вовлечение Запада подготовило почву для Петра. Последний  фактически  окончательно разделил народ на два слабо пересекающихся мира. Как известно, именно петровское разделение во многом заложило те противоречия, которые мы потом увидели в русском позднем феодализме и в русском капитализме конца XIX – начала XX веков. На это накладывались серьезные религиозные противоречия. А с заметным усилением монархии Романовых после 1814 года начались серьезные противоречия с Британией и, в меньшей степени, с континентальными «партнерами» России. И эти противоречия имели вовсе не только в военной области, как в 1853 году, но, прежде всего, в области концептуально-идеологической, где Запад вел временами вполне успешное наступление. Тем не менее, «русские всё никак не европеизировались» – действительно, ни женитьбы на немках, ни войны не смогли повернуть Россию на Запад полностью, что в условиях аграрной страны, сохранения территориальной общины, отсутствия внутри последней частной собственности, вряд ли и могло бы быть. Русский капитализм пытался изменить ситуацию, но поступательного успеха на наступило. Первоначальные темпы роста падали, община оказалась живучей, самодержавие проиграло битву за страну, а попытка выиграть битву за великодержавный статус в угоду союзническим обязательствам обернулась и просто катастрофой.

XX век стал веком большого проекта России, проекта глобального и конкурентного,  но в то же время антизападного по своей идеологии. Владислав Сурков называет его «аутичным социализмом», который на самом деле являлся ничем иным как современной интерпретацией на новом историческом цикле тех периодов сломов начала XVIII века и века XVI. Тем не менее, этот период фактически создал страну европейскую, как с точки зрения социальной структуры и ментальности, так и с точки зрения экономики.

Даже беглый взгляд на российскую историю, лишенный псевдолиберальных наслоений, дает такое многообразие выводов и такую широкую палитру оценок, что определить его как однозначный бег на Запад и тем более на Восток (покорение Сибири, Казани и открытия Дежнева и его коллег, естественно, никаким цивилизационным движением на Восток, строго говоря, считать нельзя) крайне затруднительно, но можно все же вполне согласиться с автором в том, то Россия, впитав в себя многие эстетические нормы, права и обязанности, ментальные установки, социальные практики, так и не стала в полном смысле, в смысле общественно-политическом западной страной, что сегодня она отвернута.

На этом основании делается вывод о том, что Россия, будучи отвергнутой и одинокой должна идти своим третьим путем, быть одинокой, не искать союзов, а только коллаборации, действовать, исходя из лозунга – сами себе союзники. Вряд ли можно дать однозначный ответ на вопрос, может ли такой рецепт обеспечить развитие России, но сомнительно, по крайней мере, что сугубо такая интерпретация без дополнений и пояснений способна сделать XXI – веком России.

Во-первых, Россия вообще и Россия элитарная – особенно, вряд ли способны отказаться одномоментно или быстро от Европы. Задача не только с трудом достижимая, но и ненужная. Конечно, отказ от колониальной зависимости от Запада нужен, отношения должно и возможно выстраивать на других основаниях, но вот отказ от европейскости, на мой взгляд, только повредит. Европа и Запад, особенно англо-саксонский Запад – понятия нетождественные. Напротив, Россия, должна делать все, чтобы бороться за Европу, как бы это сложно бы не было, дать себе и Европе шанс на континентальный союз, позволить истории показать, что именно такой союз привлекательнее англосаксонских евроатлантических связей. Это можно и нужно делать, тем более, что Европа стала весьма неоднородной, противоречия между новой и старой Европами очень велико, что убедительно показывает в своей недавно вышедшей работе «После Европы» известный болгарский политолог Иван Крастев.

В условиях ценностного кризиса Запада отдавать Европу внешним и внутренним угрозам было бы вовсе неверным, с точки зрения самого смысла существования России и её международной безопасности. Конечно, такая борьба за Европу, а главное борьба за право на свою интерпретацию европейскости могла бы вестись успешно только тогда, когда наши элиты, как справедливо отмечает В. Сурков, достигли бы самодостаточного сознания, (этот термин автор не употребляет, но, думаю, он в полной мере отражает смысл его идеи обособленности России).

Сознание это всегда будет европейским, только интерпретируемым по-российски. Вопрос  в том, как поддержать и укрепить эту интерпретацию. Автор не пишет об этом, ограничиваясь только констатацией необходимости обособленности. Однако без подробного описания путей достижения этого, сама идея во многом повисает в воздухе. Ясно только, что без самодостаточности, без суверенитета в идеологической и духовной сферах добиться успеха будет вряд ли возможно. Однозначно – это вряд ли возможно не только без реализации курса на самодостаточность элит, но и без её перестройки, в том числе и кадровой, без смены псевдолиберального курса, без обеспечения возможности  опираться на тот традиционный пакет ценностей и понятий, который благополучно забыт в Западной Европе, но может быть вполне востребован как частью обществ этих стран так и Европой славянской. И самое важное то, что поворот этот может быть осуществлен только при главенстве идеологии общего дела, сопричастности, помощи, достатка, но не богатства как цели.

В общем-то понятно, что это недостижимо в течение нескольких месяцев, тем более, что нет никаких предпосылок к изменению псевдолиберального курса правительства и прекращению раздвоения внешней политики и экономической политики внутри страны. Задачи по обособлению, которые ставит В. Сурков, можно и нужно ставить, но время постановки задач проходит, давно настало время их реализации.

Во-вторых, привлекает внимание следующий отрывок из статьи – «Теперь будут востребованы идеологии третьего пути, третьего типа цивилизации, третьего мира, третьего Рима». Третий путь – действительно привлекателен, можно согласиться с автором.  Но дело в том, что идеология Третьего Рима – это идеология масштабная, по сути вселенская, идеология, выстроенная под покровительство над всеми православными. Пусть это проект и не был реализован, но он в концептуальном плане не перестал быть от этого глобальным, а не узконациональным. А разве не глобален советский проект? Даже в условиях сталинского отхода от идей мировой революции он оставался глобальным, воспринимаемым в таком качестве целым рядом европейских обществ, а итоги Второй Мировой войны сами по себе  выводили СССР в число ведущих держав. Последствия краха этого проекта, (который имел много слабых мест), через конвергенцию и желание номенклатуры поскорее приобщиться к западным нормам потребления, мы расхлебываем до сих пор.

Но может ли новый проект России быть обособленным в такой степени, чтобы не выдвигать региональную или даже глобальную повестку, оставлять Россию в состоянии геополитического одиночества? Хоть без региональной, хоть без глобальной повестки страна не сможет стать лидером, изменить мировой порядок или принять участие в качестве центра притяжения в формирующемся бесполярном мире, как минимум, хотя бы вести информационные войны.

Кроме того, в современном мире процессы интеграции и регионализации зачастую, особенно в Европе, используются для размывания суверенитета. Интеграция безальтернативна. Союзы свыше 300 млн. населения могут быть жизнеспособными и давать существенный экономический рост и развитие. Сможет ли Россия обойтись без таких союзов? Да, она не может его создать сейчас – ЕАЭС пока не может считаться полноценным интеграционным союзом ни с экономической, ни тем более с политической точки зрения (последние голосования в ООН – пример). Но означает ли это, что мы должны прекратить играть на поле ЕС-ЕАЭС, на поле ЕС-КНР, должны отказаться от своего позиционирования как глобального игрока? Вряд ли. Перестраиваться и играть на большой площадке надо одновременно, слишком много времени упущено, и если этого не делать здесь и сейчас, то потом на эту площадку мы уже не вернемся. Но сам курс должен быть теоретически подготовлен, он не может быть всего лишь тактической коллаборацией.

Развитие идей В.Суркова и тех интеллектуалов, которые следуют в русле «особого пути», не просто своевременно, но уже и запоздало. Времени на дискуссии и разговоры остается очень мало, если мы хотим сделать нашу «полукровку», пусть даже и в одиночестве, самой красивой и желанной. Задача её временного одиночества, которое, уверен, не будет столь уж длинным, состоит в том, чтобы она смогла в итоге сама выбрать того, с кем и как вступать в союз, играла при этом в глобальные и региональные игры, ориентировалась посредством ответственной элиты на общество сопричастности, а не на привилегированные сословия. Прогресс, в конечном счете, лежит в обособлении, кокетливом и завлекающем. Уход в одиночество вовсе не приведет к изоляции от внешнего мира. Нет никакой гарантии, что к ней не будут ломиться в дом с самыми неблаговидными целями.

 

Автор: Александр Гущин

Доцент РГГУ, эксперт Российского совета по международным делам (РСМД)