Рубрики
Размышления Статьи

Мифологическое освоение Евразии

Современные общества, как и досовременные, не могут жить без мифа – мифа о месте, о территории, о пространстве. Либо скрытого, полускрытого, либо явного, явленного различными репрезентациями, представлениями, в том числе и в форме видео, книги, блокбастера или блога в сети.

В российской традиции основные ценности и набор национальных символов и событий, своего рода пантеон, был сформирован в течение XIX и начала ХХ веков. Куликовская битва, Бородинская битва, иконы, великая русская литература, русский балет и т.д. По инерции этот пантеон был дополнен событиями советской эпохи в виде победы в Великой Отечественной войне, выхода в космос и т.д.

Для современной России важно создание некоего нового мифа, причем не государственного, а мифа территориального сакрального единства Северной Евразии.

Основная геоидеологическая и геомифологическая проблема России – это проблема зауральских территорий, мифологическая неосвоенность Сибири и Дальнего Востока. До сих пор Россия кучкуется в зоне Европы, в зоне европейских идеологий.  А Сибирь и Дальний Восток идеологически и мифологически не оформлены, хотя прошло уже почти 400 лет после их присоединения, что препятствует полноценному превращению Россию в трансазиатскую, евразийскую страну.

Все, что можно вспомнить на этом направлении –  проект сибирских областников середины XIX века, когда была сделана попытка понять культурное значение автономии Сибири, и деятельность писателей-«деревенщиков» в ХХ веке (особенно Валентина Распутина и Виктора Астафьева), но последняя, скорее, является результатом распада традиционного аграрного общества.

 

***

В своих исследованиях я выделяю несколько образных векторов развития России. Первый вектор – это юго-западный, или южный вектор, связанный с античностью и освоением наследия Византии, прежде всего, православия. Это самый древний вектор. В конце XVIII века проект Греческой империи Екатерины II стал попыткой его актуализировать в новых условиях.

Второй вектор – западный и северо-западный. Это Санкт-Петербург как окно в Европу, импорт технологических и культурных инноваций. Этот вектор сохраняет свое значение и сегодня.

Следующий вектор – северо-восточный, связанный с образами северных арктических территорий. Его актуализация началась в ХХ веке. В русской культуре он представлен, в частности, поэмой Максимилиана Волошина «Северо-Восток», написанной в революционные 1917 – 1918 годы. Для Волошина Северо-Восток – это место, где Россия может спрятаться в эпоху катастроф. Хотя, как мы помним, одновременно Волошин был и автором Киммерийского цикла, мифологизирующего Крым. В эту же традицию ложится принципиально важный текст Александра Солженицына 1974 года «Письмо вождям Советского Союза». Тогда Солженицын предлагал членам советского Политбюро задуматься о бесполезности борьбы с Западом как более сильным противником. Солженицын призывал уйти на северо-восток и там «отсидеться».

Миф освоения новых территорий – северных, арктических – был развит в советское время, особенно хорошо он работал в 1930 – 1950-е годы (Папанин на льдине, ледоколы, потом атомный ледокол, арктические экспедиции). Этот миф работает и сегодня, но для всей России он явно недостаточен.

И следующий, наиболее важный миф – миф оси юго-востока. Речь идет о мощной метагеографической оси Россия – Китай.

Если посмотреть на карту, то можно увидеть, что через материк Евразия проходят две метагеографические оси. Первая ось – индоевропейская – от Британских островов, через Италию, Ближний Восток, Средний Восток идет в Индию. Эту ось отличает языковое и культурное единство, связанное с семьей индоевропейских народов, преломленное на Ближнем Востоке семитскими народами, которые дали нам мировые религии, такие как христианство и ислам – религии откровения.

Вторая ось менее очевидна, пока она во многом даже скрыта. Это восточноевразийская ось Россия – Китай, идущая через Скандинавию, Русский Север, Урал, Алтай, степи Центральной Азии, а затем через Монголию в Китай.

Между этими двумя осями существует лиминальная зона кочевых культур. Тюрко-монгольский мир всегда важен для развития отношений между крупными цивилизациями и двумя осями. С Китаем ли, с Европой, с Россией он всегда выступал как некое пластичное, быстро адаптирующееся единство.

Нельзя не упомянуть еще об одном важном ядре – иранском. Иран – небольшая, но отдельная цивилизация, занимающая промежуточное положение по отношению к обеим осям. Через нее шли многие контакты между Западом и Востоком на протяжении тысячелетий. За исключением Китая, это единственная столь протяженная страна-цивилизация. Сегодня Иран остается сильным самостоятельным ядром, не случайно Запад всегда нервничает, общаясь с Ираном. Несмотря на то, что ислам сильно изменил историю и облик этой страны, она сохранила свою цивилизационную целостность, культурное единство, начиная с Заратустры и династии Ахеменидов.

 

***

Китай представляет собой мощнейшее цивилизационное ядро. Его реальная история, рассматриваемая самими китайцами как единая нить без разрывов, насчитывает 3 тысячи лет.

Россия же вспыхнула как оригинальная цивилизация примерно  два столетия назад. Начавшись с Державина и Пушкина, взрыв коснулся всех направлений культуры. К началу ХХ века Россия оформилась как цивилизация, отпочковавшаяся от европейского корня, но имеющая самостоятельные внутренние цели.

Российская и китайская цивилизации далеки друг от друга по многим исходным позициям, по своим онтологическим предпосылкам и архетипам. Несмотря на это, они во многом взаимодополняемы. С точки зрения гуманитарной географии, образы пространства и места этих двух цивилизаций во многом комплиментарны друг другу. В ходе своих исследований этой темы я обнаружил три значимых взаимных переплетения.

Один из принципиально важных для китайской цивилизации образов пространства – это Фэн-шуй, уже влившийся в нашу бытовую культуру. На самом деле, китайский Фэн-шуй – это осмысление отношения к своим предкам, способов их захоронения и размещения в пространстве. Подобные элементы в какой-то степени присущи любым религиям и культурам. Но только китайская цивилизация артикулировала столь сильную метафизическую традицию, связанную с пространством. Правильные похороны были длительной процедурой, служившей залогом последующей счастливой жизни живых. В дальнейшем правила отношения к мертвым и к их локализации распространились на правила строительства, планировки, интерьера.

Российская цивилизация дала свой ответ на эту традицию в форме русского космизма. Николай Федоров, Константин Циолковский и другие философы заговорили о воскрешении мертвых как живых в Космосе. Это была одновременно и религиозная идея (как у православия в трактовке Федорова), и своего рода попытка осмысления мирового пространства через вывод его в космос. Воскрешение здесь понималось шире традиционного христианского толкования, оно связывалось с пространством космоса и освоением другим миров.

По сути, эта идея полностью противоположна китайской идее Фэн-шуй. Тем самым, китайская традиция четко привязана к земле, а российская – также четко уводит в космос.

Вторая связка Россия – Китай касается искусства, такой его области как каллиграфия. Это поистине вершина китайского искусства, наравне с музыкой. И именно каллиграфия нацелена на осмысление пространства. Ответ русской культуры – это авангард, Владимир Татлин, Казимир Малевич, конструктивизм, представлявший собой синтез жанров живописи, графики, архитектуры, фотографии. Русский авангард вполне может быть локализован в пределах европейского, мирового авангарда, но именно он дал мощную вспышку пространственных образов, которые до этого не были характерны для России. Эти образы во многом противоположны традиционно китайским образам пространства, представленным в области традиционной каллиграфии, они очень разные по смыслу и содержанию, но в то же время в чем-то резонируют друг с другом.

Наконец, третье переплетение. С точки зрения европейца, христианина, во многом упрощенного восприятия, у китайцев нет Бога. Тем не менее, религиозные воззрения китайцев отражены в даосизме, конфуцианстве, и такой интерпретации буддизма как чань-буддизм. Последний интересен как смесь даосизма и буддийских воззрений, пришедших из Индии. В ходе чань-буддийских медитаций имеет место сильная актуализация места, это медитация, основанная на локализации медитирующего, на переживании комнаты, стены, всего, что находится вокруг. Эта традиция – одна из сильнейших в мировых религиозных практиках.

В чем состоял ответ России? В начале ХХ века (опять это время!) в России сформировалось такое оригинальное теологическое направление как софиология – культ Софии, культ матери, культ женщины, пережитый через христианские идеалы и символы и традиции. Культ Софии существовал в византийской традиции, отчасти – в традиции западноевропейской, скажем, в немецкой средневековой мысли. Но именно российская традиция софиологии является решающей, что отмечают и западноевропейские исследователи. Только российская софиология придала законченность этой проблемной области. В ХХ веке традиция Павла Флоренского, частично Сергея Булгакова, Льва Карсавина, еще нескольких религиозных философов определяет всю проблематику софиологии, которая стала значимым ответом на профанизацию современного западного мира. В этом культе также есть место проблемам локализации, ведь культ материнства связан с культом земли, с архаичными традициями, с осмыслением проблематики дома и места. В разных текстах наших разных религиозных философов это довольно четко показано.

Возможно, есть и другие составляющие российской и китайской культуры, которые комплиментарны друг другу, наподобие того, как я показал выше. Нужно искать.

Наше настоящее сближение с Китаем – политическое, экономическое или любого иного рода – состоится только тогда, когда мы сможем увидеть и осознать взаимодополнительность наших культур. 

Автор: Дмитрий Замятин

Культуролог, доктор культурологии, основоположник гуманитарной географии и образной географии