Рубрики
Размышления Статьи

Между Безант и Дрейфусом

Может показаться странным, что во Франции, стране, понесшей из-за опустошительных войн и революций с 1789 по 1871 год колоссальные людские потери, причем терявшей своих лучших сыновей и дочерей, неомальтузианство пустило корни

РI продолжает свой мартовский французский «цикл» новой статьей Станислава Смагина, посвященной истокам секуляризации в Европе. В этот раз наш постоянный автор обращает внимание на один из главных идеологических истоков этого процесса – на так называемое неомальтузианское движение, которому Франция, да и весь остальной цивилизованный мир, обязаны массовым распространением средств контрацепции в целях контроля над рождаемостью. За довольно короткий период Франция превратилась страну с минимальным приростом населения. Многие современные демографы до сих пор видят в этом событии пример для подражания, и, безусловно, достигнутый Западом контроль над рождаемостью является до сих пор одним из значимых факторов мощи секулярного лобби.

***

В прошлом нашем материале речь шла о секуляризации Франции на рубеже ХIX-ХХ веков и ее средне- и долгосрочных последствиях, в частности, разрушении традиционного уклада жизни и эрозии традиционной семьи. В этот раз настало время поговорить о конкретных доктринах и технологиях этой эрозии, следовавших за секуляризацией (в обоих значениях термина, как государственной политики, так и автономного обмирщения общества), либо развивавшихся одновременно с ней.

Оговорка насчет «следовавших – либо развивавшихся одновременно» отнюдь не случайна. Очень часто можно встретить дискуссии, фактически единосущные спору насчет роли личности в истории, о том, были какие-то люди и явления выражением общего лица своей эпохи или, наоборот, фактором, формирующим это лицо. Разумнее всего здесь держаться центральной позиции между двумя крайностями.

Знаковые люди, общественно-политические движения или творческие течения, улавливая глубинные колебания своих времен, многократно усиливают их, превращая в доминирующие и знаменосные. Возьмем 50-70-ые года ХХ века, очень во многом, как мы увидим далее, схожие с 50-70-ыми, а еще более – с 70-80-ыми годами века XIX. Франкфуртская школа, заметно способствовавшая кардинальному изменению социального лица Запада, опиралась в своих разработках на реальные уязвимые места и болевые точки западного общества.

Точно так же участники «Битлз», заявлявшие о своих симпатиях к Иисусу Христу как к «хорошему парню с правильными идеями, затем испорченными» и одновременно провозглашавшие себя более удачливыми его преемниками, уловили тенденции западного обмирщения, – и стали одним из символов постхристианского гуманизма с идеями любви, дружбы и братства, переведенными на светский язык (апофеоз – уже сольная песня Леннона «Imagine» c ее хилиастическим содержанием).

***

В 1870-1880-ые годы Западная Европа переживала локальный «конец истории» и одновременно «разрядку напряженности». После франко-прусской войны боевых действий здесь не было вплоть до Первой мировой. Два великих проекта национального объединения, итальянский и германский, многие десятилетия обильно питавшие культуру, искусство и философскую мысль соответствующих стран, успешно завершились, и Германия с Италией по всем направлениям взяли небольшую передышку для подготовки к переходу на следующую, империалистическую стадию развития.

Франция, напротив, после сокрушительного и унизительного поражения впала в глубокую фрустрацию, ее культура получила богатый творческий материал, но плоды работы с ним, как это обычно бывает в подобных ситуациях, были своеобразными и однообразными. Даже Мопассан, великий певец интимно-бытовой сферы, то и дело вплетал прошедшую войну в свои произведения. «Пышка» сейчас выглядит не только суровым приговором французскому обществу 1870 года, но и словно предсказывает заодно его поведение в 1940-1944 годах, уже после нового поражения от немцев.

А «Дуэль» – вообще одно из немногих произведений писателя, где женщины даже не упоминаются; кстати, русского автора 90-х за такой сюжет либеральные критики наверняка обвинили бы в «Веймарском синдроме» и «психологической травме на почве реваншизма».

За редким исключением, долгое время в Европе того периода не наблюдалось и по-настоящему революционных внутригосударственных конфликтов. Социализм, главная мировая сверхидея нового века, уже вышел на историческую арену, но был еще слаб. В условиях относительного военно-политического затишья и окончательного формирования типажа, получившего от К.Н.Леонтьева название «средний европеец», стал заметен если не кризис морально-нравственных устоев, то определенные проблемы с ними.

Огромную популярность обрел спиритизм. Модны были религиозные доктрины, нетрадиционные для каждой конкретной страны. Сей феномен коснулся и России, проявившись на отечественной почве в виде «евангельского пробуждения» Редстока и Пашкова, – тема, заслуживающая отдельного рассмотрения на «Русской Idea».

Наконец, заявили о себе, пусть до поры до времени и на маргинальных правах, концепции, направленные на переустройство не экономики и политики, а гендера, традиционной семьи, прежних представлений о демографии, всех видов и уровней межчеловеческих отношений.

Некоторые из этих концепций, так или иначе, корреспондировали с известной теорией Томаса Мальтуса, согласно которой, неконтролируемый рост количества жителей планеты приведет к перенаселению, бедности и голоду. Одним из самых заметных деятелей мальтузианского, точнее, неомальтузианского движения стала британка Анни Безант, предтеча одиозной Маргарет Зангер (Сэнгер).

tkm3hZF4T0M
Анни Безант – теософ, борец за права женщин, писатель и оратор, сторонница независимости Ирландии и Индии

Очень часто человек, отходя от своей гендерной, национальной, социальной или еще какой-либо идентичности, становится ее яростным критиком или даже борцом с ней. Многие революционеры родились в дворянских либо богатых буржуазных семьях, многие противники еврейства были евреями по крови. Обрусевшие инородцы, как сетовал Ленин, пересаливают по части истинно русского настроения. Из той же серии и пример Безант, которая появилась на свет и росла в консервативной и религиозной среде, с соответствующими взглядами на предназначение женщины.

Ее родителями были Уильям Вуд, медик, представитель древнего рода английских дворян, и Эмилия Вуд, в девичестве Моррис, в жилах которой текла благородная ирландская кровь (ирландские корни, кстати, были и у Сэнгер). Отец умер, когда дочери было пять лет, семья испытывала нужду, и малышку отдали на воспитание родственнице, очень религиозной женщине. Анни выросла убежденной горячей христианкой, запоем читавшей богословскую литературу и твердо решившей посвятить жизнь служению Богу.

Планируя поначалу уйти в монастырь, она затем выбрала стезю, требующую немногим меньшего самоотречения, и в 1867 году вышла замуж за священника-англиканина Фрэнка Безанта. Было ей 20 лет.

Семейная жизнь шла непросто. Супруг требовал от Анни повиновения и сосредоточенности на быте, она же, поняв, сколько повседневная реальность выбранного ею пути отличается от теории, стремилась к свободе и знаниям. Рождение детей, сына и дочери, мало что меняет. Богословие по-прежнему оставалось предметом ее горячего интереса, но суть этого интереса постепенно меняется. Когда от воспаления легких чуть не умирает годовалая кроха Мэри, Безант уходит в глубокие размышления над вечным вопросом теодицеи: почему, если есть Господь, он допускает страдания, и особенно страдания детей?

Поначалу она склоняется к выводам в духе либерального протестантизма, согласно которому, в частности, Бог есть, но Иисус – не его сын, а лишь лучший из людей. Затем, однако, Анни пришла к атеизму, перестала принимать Причастие, ее брак распался – дочь остается с ней, сын с отцом.

Остро встал вопрос о добыче средств на существование. Безант перебивалась случайными заработками вроде написания брошюр. В 1874 году произошла судьбоносная встреча с Чарльзом Брэдлоу, редактором газеты «National Reformer» и руководителем Национального секулярного общества. У них сложился крайне плодотворный союз. Безант работала в «National Reformer», писала труды с названиями вроде «Почему я не верю в Бога» и «Евангелие атеизма», кроме того, она начала выступать с лекциями перед женскими аудиториями, пропагандируя эмансипацию женщин и предоставление им равных политических и социальных прав с мужчинами.

Тут самое время сказать, что одним из жизненных приоритетов Брэдлоу была популяризация мальтузианства. В 1861 году он основал Мальтузианскую лигу, в дальнейшем переименованную в Неомальтузианскую. Приставка «нео» символизировала заметную ревизию учения Мальтуса, который, будучи священником, считал воздержание единственным не противоречащим религиозным канонам способом уменьшения рождаемости. Ярый атеист Брэдлоу отбросил казавшиеся ему нелепыми библейские условности, возведя на пьедестал контрацепцию во всем ее многообразии. Безант вполне солидаризировалась с этой линией, как с атеистических, так и с феминистических позиций.

В 1877 году один английский издатель был осужден на тюремное заключение за то, что переиздал вышедшую почти за полвека до того в США книгу с описанием преимуществ спринцевания. Безант и Брэдлоу демонстративно переиздали ее еще раз, и тоже оказались втянутыми в судебные распри. Благодаря резонансу, в том числе и международному, дело окончилось победой атеистическо-неомальтузианского дуэта, с удвоенной силой приступившего к распространению своих идей.

Можно представить, каким потрясением происходящее было для викторианской Англии, где считалось хорошим тоном не ставить на одну полку книги авторов-мужчин и авторов-женщин, а молодые жены в первую брачную ночь часто недоумевали и возмущались, почему от них хотят чего-то непонятного и явно непристойного. Но постепенно общество свыклось с подобными методами регулирования рождаемости, начав расценивать их как если не единственно верные, то, по крайне мере, допустимые.

Последующая судьба Безант сложилась не менее любопытно. Она возглавила Международный смешанный масонский орден Прав человека, объединяющий мужчин и женщин. Кроме того, Безант познакомилась с Еленой Блаватской и приняла ее теософию, отказавшись от атеизма и неомальтузианства. Дальше были годы, проведенные в Индии, участие в антиколониальной борьбе (ранее она горячо поддерживала борьбу за независимость родной ей по матери Ирландии) и даже недолгое пребывание в руководстве Индийского национального конгресса.

hpb-norm
Елена Петровна Блаватская – знаменитый русский религиозный философ, оккультист, ясновидящая

В Индии неистовая Анни Безант и умерла в 1933 году. Она была колоритной выдающейся личностью, при этом, если заменить в ее биографии даты и некоторые второстепенные подробности, мы увидим почти типовой жизненный путь леволиберального деятеля второй половины XIX века.

***

Может показаться странным, что во Франции, стране, понесшей из-за опустошительных войн и революций с 1789 по 1871 год колоссальные людские потери, причем терявшей своих лучших сыновей и дочерей, неомальтузианство пустило глубокие корни. Тем не менее, сторонники идей, пришедших с другого берега Ла-Манша, обнаруживаются здесь в заметном количестве. Да и вокруг других проблем, связанных с браком, семьей и деторождением, копья ломались непрестанно.

Один из главных общественных споров велся о разводе. В 1880 году появилось Общество друзей развода, а через год оно начало выпускать газету La Citoyenne («Гражданин»). Ее движущей силой и вообще лидером французского феминистического движения была Убертина Оклер, до шестнадцати лет, кстати, учившаяся в католической школе. В 1884 году разводы, запрещенные в 1816 году, были вновь разрешены, и Оклер переключилась на другие направления, например, на борьбу за право женщин носить брюки. («Многие женщины приняли мужскую одежду, что вполне естественно, ведь природа дала человеку две ноги, независимо от пола», говорила она).

Но вернемся к французскому неомальтузианству. В 1870-х-1880-х многие французские ученые, как из научных, так и из патриотических соображений, выступили с его жесткой критикой. Были написаны и изданы книги Бертильона «Проблема народонаселения», Грассери «Снижение рождаемости во Франции и средства борьбы с ним», Дюмона «Депопуляция и цивилизация», Жибера «Причины депопуляции во Франции», де Надайяка «Падение рождаемости во Франции, его причины и последствия», Фрарэ «Национальная опасность», основана Лига сторонников увеличения народонаселения во Франции.

Достаточно убедительно, на наш взгляд, полемику с неомальтузианцами обобщил и резюмировал философ Альфред Фуллье в книге «Психология французского народа» (1898 год). Фуллье приводил следующие тревожные цифры: «Пятьдесят лет назад сельское население во Франции составляло три четверти всего населения; в настоящее время оно составляет лишь две трети его (61%): с 1846 и по 1891 г. деревня потеряла 2.921.843 жителей, а население городов возросло на 5.664.549 человек. В течение того же времени плотность парижского населения увеличилась с 11.000 на 31.000 жителей на квадратный километр, т. е. почти утроилась. Так как средняя плотность населения для всей Франции равняется 13 жителям на квадратный километр, то отсюда видно, что парижская плотность в 425 раз более средней».

Далее он делился статистическими данными, фиксировавшими количество родившихся детей на каждую тысячу жителей в странах Западной Европы:

1876 г.                                                1883 г.

Англия                                                                          36,3                                                     30,8
Шотландия                                                                  35,0                                                     31,0
Ирландия                                                                     26,4                                                     23,0
Все Соединенное
королевство                                                                34,8                                                     30,6
Германия                                                                     40,9                                                     36,7
Пруссия отдельно                                                     40,7                                                      37,5
Италия                                                                         39,2                                                      36,6
Австрия                                                                        40,0                                                     36,2
Бельгия                                                                         33,2                                                     29,5
Швейцария                                                                  32,8                                                      28,5
Франция                                                                       22,6                                                      22,1

Рождаемость Франции, констатировал Фуллье, почти неподвижна, между тем как в Англии она быстро падает (5,5 в течение семи лет). Отметил он и снижение рождаемости конкретно у католиков, у которых приращение составляло лишь 0,33%, в то время как у протестантов 1,1%, а у иудеев – 2,27%.

Раскритиковав капитализм, как одну из причин демографического упадка, философ не без горечи подводит итог: «Пишущий эти строки родился девятым в семье, имевшей десятеро детей, семье, бретонской и кельтской по отцу, нормандской и германской по матери, одинаково привязанной с той и другой стороны к старым традициям, долгу и правилам, неспособной ни на какие сделки с совестью или небом. В мальтузианской, утилитарной, скептической или легкомысленной семье, преданной деньгам и удовольствиям, этот девятый ребенок не мог бы и явиться на свет; между тем из десятерых детей он – единственный оставшийся в живых, единственный, которому удалось, наконец, ценой суровой борьбы и упорного труда «пробить себе дорогу». В настоящее время, среди моих философских размышлений, мне трудно забыть этот конкретный, личный факт; трудно также без некоторой грусти и беспокойства смотреть на быстрое исчезновение во Франции плодовитых и вместе с тем держащихся строгих правил семейств, в то время как у соседних наций, особенно со стороны севера, востока и юго-востока заботливо поддерживается этот старый и сильный тип семьи».

***

Католическая церковь, естественно, не могла остаться в стороне от борьбы за сохранение нравственности и традиционной модели, но ей ощутимо мешали внутренние и внешние проблемы. Внутренние были связаны с расколом, порожденным Первым Ватиканским собором и догматом о непогрешимости Папы, который был провозглашен на нем, а также с полемикой об отношении католицизма и социальных вопросов (сильные традиции французского социального католицизма заложил еще в 1830-ых аббат Ламеннэ).

О внешних же проблемах мы вкратце рассказали в предыдущем материале. Одним из главных раздражителей церкви в ту пору слыл Эмиль Золя, написавший знаменитую антиклерикальную трилогию «Города». В целом, оставаясь в рамках христианской системы, Золя поначалу, набрасывая замысел трилогии, размышлял о возможности реформирования католической веры, возврата к неиспорченным заветам Иисуса, появления Папы-революционера. Но в дальнейшем писатель отбросил эти тезисы и решил, что католицизм безнадежен целиком и полностью, каковую мысль в «Городах» и манифестировал.

E-mil-Zolya
Эмиль Золя – знаменитый французский писатель, публицист и политический деятель

Это не помешало Золя встать в ряды борцов с неомальтузианством. Сразу после «Городов» он выпустил роман «Плодовитость», в котором воспел материнство и деторождение. Сделал это писатель с позиций витализма, признания самодостаточной божественности таинства зачатия и деторождения, возведения материнства в ранг религиозного культа. Материалистическим такой подход назвать сложно, это были идеализм и определенная трансцендентность, но, скорее, языческого толка.

Являясь решительным антагонистом Шарля Морраса по большинству вопросов, главный из которых – дело Дрейфуса, в вопросе контроля над рождаемостью Золя в известной мере смыкался с основателем Action français. Еще один интересный факт – в 1881 году состоялась публичная полемика о теософии между известными писателями Золя и Дюма-сыном, в которой Золя защищал позиции позитивизма, Дюма-сын же отстаивал идеи теософии, позже увлекшие Анни Безант.

То время во Франции вообще было богато на странные сближенья. Антиклерикал и враг католицизма Золя вместе с консерваторами выступил против неомальтузианства и за традиционную семью, католический же литератор Леон Блуа и Шарль Пеги, полностью вернувшийся в лоно католической традиции чуть позже, выступили, каждый по-своему, в защиту Дрейфуса. Не стоит удивляться, учитывая тот факт, сколь ярка и разнообразна была палитра католического литературного возрождения на рубеже веков. Это и Пеги с его длинной изломанной дорогой, и Бурже с не менее извилистым путем к Вере, чем-то напоминающим путь Достоевского, и Блуа, названный Бердяевым «пророческой силой и огненной страстью умирающей католическо-латинской культуры», и Жамм с Клоделем, и многие другие.

Впрочем, вопрос влияния католического консерватизма на французскую литературу рассматриваемого периода – это сюжет отдельной большой статьи.

Автор: Станислав Смагин

Журналист, публицист, критик, политолог, исследователь российско-германских отношений, главный редактор ИА "Новороссия"