Рубрики
Размышления

Консерватизм против дарвинизма

Наука всегда была и остаётся полем борьбы идеологий. Не всякая, конечно, а такая, которая предоставляет широкий простор для создания теорий, возможность практической проверки которых объективно ограничена. Даже в «точных науках» существуют разделы на границе наших знаний, которые дополняются гипотезами. К математике это не относится, но уже к физике и (в меньшей степени) к химии – вполне. Значительно шире область теоретизирования в общей биологии, не говоря уже о гуманитарных науках. Именно эти отрасли знания и находятся постоянно в перекрестье конкурирующих мировоззрений.

Речь в этой статье пойдёт о консервативной критике эволюционной парадигмы в науке о жизни. В данном контексте под консерватизмом автор подразумевает не тот инерционный консерватизм, который присутствует в любой сфере общественной деятельности и в личном быту человека, а консерватизм как социально-политическую идеологию, как мировоззрение. Научный консерватизм в виде противодействия новым теориям проявляют любые учёные, даже относящиеся к разряду «прогрессивных». Но они за рамками нашего рассмотрения.

Нас интересует именно влияние политического консерватизма (прямое или опосредованное, через ценностные параметры) на дискуссии по основополагающим вопросам биологии за последние два столетия.

Первым делом следует попытаться определить, в чём выражается консервативный идеологический подход к биологии. Европейский консерватизм, отталкивающийся от христианства, диктует своим приверженцам креационистские взгляды на происхождение и развитие органического мира.

Креационизм может быть крайним и признавать лишь один-единственный, «изначальный» акт творения, в результате которого возникло всё живое. Хотя и сейчас есть (в России и за рубежом) отдельные крайние креационисты, позиционирующие себя как учёных, необходимо иметь в виду, что настоящих биологов среди данного направления нет и почти никогда не было (кроме, быть может, XIX века). Накопленные наукой факты, если их добросовестно учитывать, просто не оставляют места для «теории» одномоментного творения всего живого.

Однако креационизм вовсе не обязательно должен быть таким радикальным. Ни один настоящий биолог не может отрицать фактов изменения органического мира, смены видов живых существ во времени. Но объяснение этих фактов во многом зависит уже от мировоззренческой позиции. Так, можно постулировать, что все такие изменения, которые из нашего времени выглядят как эволюция, есть на самом деле результаты многочисленных актов божественного вмешательства, вследствие которых появлялись новые разновидности живых существ. Это будет одна из модификаций креационизма, у которой было немало приверженцев среди общепризнанных светил науки.

Здесь назовём лишь одного – французского антрополога аббата Тейяра де Шардена (1881-1955), а с другими познакомимся дальше.

Есть и ещё одна парадигма в биологии. Согласно ей, эволюция органического мира происходит лишь по строго определённым путям, заданным некоей силой – «жизненной энергией» или какой-то другой идеальной субстанцией. Это телеологическое воззрение в биологии обычно именуется теориями ортогенеза – направленной эволюции. Одним из известных его представителей был российский и советский учёный Лев Семёнович Берг (1876-1950). Достаточно подставить на место «жизненной силы», определяющей направление и ход эволюции, силу внешнюю – божественную – и перед нами ещё одна консервативная идеологическая конструкция в биологии.

Собственно эволюционная парадигма в биологии не противоречит вере в божественное творение. Поэтому первая законченная эволюционная теория, выдвинутая в 1809 году французским естествоиспытателем Жаном Батистом Ламарком (1744-1829), не вызвала острого противодействия, хотя и рассматривалась большинством учёных того времени как курьёз. Ламарк выдвинул принцип превращения видов из одного в другой под воздействием среды обитания и путём наследования приобретённых признаков. При этом он не утверждал, что всё многообразие органического мира Земли произошло от единого корня. Как и большинство материалистов своего времени, Ламарк считал вполне естественным «самозарождение» жизни и допускал, что таковое могло происходить многократно в ходе истории Земли. Нетрудно видеть, что такая трактовка эволюционной теории вовсе не отрицает возможности божественного вмешательства в каждое из таких «самозарождений».

Острая идейная борьба вокруг теории эволюции развернулась лишь после выхода в свет эпохального труда Чарльза Дарвина (1809-1882) «О происхождении видов способами природного отбора, или Сохранение избранных рас в борьбе за жизнь» (1859). Дарвин выдвинул ряд положений, которые отличали его эволюционную теорию от ламаркианской. Эти положения впервые придали эволюционизму вид целостного учения, вследствие чего вся эволюционная парадигма в биологии до сих пор именуется дарвинизмом.

Теория Дарвина претендовала на то, чтобы объяснить всё многообразие живых существ на Земле: а) естественным происхождением от одного общего исходного предка; б) потомственным закреплением выгодных свойств организмов в процессе конкуренции за ресурсы – борьбы за существование (теория естественного отбора, как она названа в русскоязычной литературе). В принципе, и такая теория (как вообще всякая) оставляет место для непознаваемого, которое всегда можно считать сферой действия сверхъестественных сил.

Но наука перестала бы быть наукой, если бы не пыталась дать исчерпывающее объяснение всему сущему, не привлекая неведомое для определения непонятного. Подобно Лапласу, Дарвин по умолчанию вывел Бога за рамки своей теории. И волна критики, обрушившаяся на Дарвина и продолжающаяся, несмотря на полтораста лет научного триумфа эволюционной теории, до сих пор литься на дарвинистов, была вызвана не столько содержанием этой теории, сколько её претенциозностью.

Ещё одним (судя по опросам общественного мнения – до сих пор актуальным!) пунктом неприятия теории Дарвина послужило объяснение ею возникновения человека. Хотя в «Происхождении видов» Дарвин лишь кратко обмолвился по этому вопросу, но никто не сомневался, что данная теория автоматически предполагает естественное происхождение человека от обезьяноподобного предка без всякого там божественного вмешательства. Сам Дарвин положил конец любым сомнениям насчёт своей позиции, выпустив в свет в 1871 году свою вторую фундаментальную работу – «Происхождение человека, и отбор в половом отношении».

Можно сказать, что и до сей поры консервативное неприятие широкими массами людей эволюционной теории определяется, прежде всего, психологическим нежеланием признать своим дальним предком обезьяну.

Но, разумеется, учёные консервативного образа мыслей должны были найти другие, научные аргументы для опровержения дарвиновской концепции.

Надо сказать, что Дарвин, как и Ламарк, считал, что полезные признаки, приобретённые организмом при жизни, наследуются потомством. До открытия генов было ещё далеко, и умозрительная наука той поры просто не могла предположить иного способа изменения фенотипа у новых поколений живых существ. Этот-то пункт и стал на первых порах самым уязвимым в концепции Дарвина. Многие учёные на богатом фактическом материале экспериментирования с различными видами, главным образом, домашних растений, легко показывали, что приобретённые признаки не наследуются. В России обширную работу такого рода писал биолог Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885), более известный по своему историософскому труду «Россия и Европа». Его незавершённая «Критика дарвинизма» (1885) была опубликована, и то частично, лишь после его смерти.

Причины реальных изменений фенотипа, которые человек научился использовать в выведении различных пород домашних животных и сортов культурных растений, оставались загадкой. Но при этом критики Дарвина резонно указывали, что все эти изменения происходят в рамках одного и того же вида, что новых видов при этом не возникает. Если же, по Дарвину, для возникновения нового вида должны пройти десятки тысяч лет, тогда возникала невозможность верификации дарвиновской теории, что вообще ставило под сомнение её научность.

Открытие законов наследственности в 60-80-е гг. XIX в. Грегором Менделем и Августом Вейсманом поставило дополнительные трудности перед дарвинизмом. Стало ясно, что приобретённые признаки не наследуются. А в начале ХХ века Томас Морган открыл материального носителя наследственности – ген, положив начало генетике. Таким образом, источником видообразования могли быть только спонтанные изменения наследственности – мутации. Но как быть, если большинство мутаций, как свидетельствовал уже накопленный наукой опыт, приводят к уродствам и снижают жизнеспособность организма?

Биологи того времени не могли указать ни на один пример полезной мутации. По-прежнему механика видообразования в природе оставляла пространство для его объяснения неведомыми факторами.

В этих условиях многие убеждённые дарвинисты (как, например, друг Дарвина Томас Хаксли) модифицировали учение своего гуру, создав теорию резких, скачкообразных изменений наследственности (сальтационизм), в результате которых якобы и образуются новые виды (а также более высокие таксоны), причём сразу, без переходных форм. Но и механика таких изменений тоже оставалась загадкой.

Палеонтология в то время находилась ещё в процессе становления и не могла представить убедительных свидетельств изменения органического мира во времени. Было ясно лишь, что многие формы живых существ вымерли, а многих из ныне живущих не было в прежние геологические эпохи. Однако требуемые теорией Дарвина «переходные формы», «недостающие звенья» (особенно это касалось эволюции рода человеческого) отыскивались с трудом, а то и вовсе не обнаруживались.

Неудивительно, что конец XIX – начало ХХ вв. стало в биологии временем расцвета креационистских и ортогенетических гипотез. Одним из видных креационистов был швейцарско-американский естествоиспытатель, создатель теории Великого четвертичного оледенения Луи Агассиз (1807-1883). По его мнению, развитие жизни на Земле было обязано периодическим актам уничтожения и повторного творения. Он сформулировал задачу естествознания как «анализа мыслей Творца, как они отражались в растительном и животном мире».

Немецкий ботаник Альберт Виганд (1812-1866) посвятил несколько многотомных трудов обоснованию креационистской концепции возникновения видов. По его мысли, биология должна основываться на несомненно наблюдаемом факте неизменности видов. Раз так, то все виды живых организмов возникли уже в готовой форме, хотя породившие их «древние клетки» могли иметь общее происхождение. В «древних клетках» были заложены (запрограммированы, как мы сказали бы сейчас) все последующие органические разновидности.

Процесс видообразования из этих клеток уподоблялся Вигандом метаморфозу насекомых. Аналогичные концепции реанимируются вплоть до настоящего времени, особенно применительно к «кембрийскому взрыву» – появлению в течение всего лишь нескольких миллионов лет всех ныне существующих типов многоклеточных животных.

Иначе трактовал проблему его соотечественник, пастор Отто Кляйншмидт (1870-1954). Он допускал превращение видов один в другой, но отрицал общее происхождение. Жизнь, по его мнению, творилась неоднократно, при этом все эволюционные изменения не выходили за пределы небольших таксонов. Следует заметить, что и в наше время механика происхождения крупных таксонов (отрядов, классов, типов) остаётся одной из серьёзных проблем эволюционной биологии

Ещё один немец – зоолог Альберт Фляйшманн (1862-1942) – остро критиковал эволюционную концепцию с теоретических позиций, считая её отвлечённой непроверяемой схемой, не имеющей должного фактического обоснования и отношения к реальности.

Американец Эйза Грей (1810-1888), друг Дарвина, стал основоположником мягкого креационизма в том духе, о котором частично говорилось в начале статьи. Не отрицая эволюции, он считал каждое эволюционное изменение своего рода актом мини-творения нового вида организмов из имеющихся. 

Яростную полемику против дарвинизма в конце XIX века вёл всемирно признанный немецкий физиолог Рудольф Вирхов (1821-1902). Он не скрывал политических мотивов своей критики, утверждая, что дарвинизм является тем средством, с помощью которого укрепляет свои позиции атеистическая и социал-демократическая идеология. Под этим заявлением были основания, и авторы современной немецкой работы «Открытие эволюции» (Junker, Hossfeld, 2001) признают, что «важной причиной большого успеха дарвинизма в Германии в 1860-70-е годы было то, что он хорошо согласовался с оппозиционной идеологией».

Вирхов указывал на то, что многие положения дарвиновской концепции (правда, он имел в виду, скорее, не самого Дарвина, а пропагандистов его учения) продиктованы идеологией, не имеют доказательной силы и необоснованно претенциозны.

В течение 1-й половины ХХ века эволюционное учение постепенно завоевало наиболее прочные позиции в научном мире. Этому способствовал ряд научных открытий.

Во-первых, ещё в 1866 году был открыт и сформулирован немецким биологом Эрнстом Геккелем (1834-1919) филогенетический закон, который затем неоднократно подтверждался. Согласно ему, любой живой организм сжато повторяет в своём индивидуальном развитии от зародыша (онтогенезе) те же стадии развития, которые прошли его предки в процессе эволюции (филогенезе). Это было сочтено важным доводом в пользу спонтанной эволюции.

Во-вторых, полевые наблюдения в разных частях света дали богатый материал в пользу заключения о том, что географическая изоляция приводит к происхождению отдельных видов от общего предка. Возникает репродуктивный барьер, и много поколений спустя популяции общего происхождения оказываются уже не способны к метисации.

В-третьих, значительно больше материала стала доставлять палеонтология. Она проверила предсказательную силу дарвиновской теории на предмет «недостающих звеньев» для многих ветвей эволюции, прежде всего – ведущей к человеку. Кроме того, она могла бы позволить легко опровергнуть концепцию Дарвина, найдись хоть одна ископаемая форма в слоях более древних, чем те, которые содержат явно предковые для неё формы. Но пока палеонтологическая летопись служит одним из ярких свидетельств в пользу теории эволюции (правда, есть и всегда будут околонаучные писатели, обвиняющие палеонтологов в подтасовке датировок).

Сама эволюционная теория на протяжении ХХ века претерпела значительные изменения, вызванные накоплением новых научных данных, прежде всего – в области генетики. В середине ХХ века сложилась синтетическая теория эволюция (СТЭ), которая относится к первоначальной теории Дарвина примерно так же, как гелиоцентрическая теория Коперника – к современной научной картине Вселенной. То есть, кое-что из исходной концепции вошло в неё как фундамент, но новая теория описывает неизмеримо более широкий круг явлений.

Одним из создателей СТЭ был российско-американский генетик Ф.Г. Добжанский (1900-1975) – кстати, верующий православный человек, но чётко разделявший в своей деятельности науку и религию. Ныне же классическая СТЭ, как она сложилась в 50-60-е гг. прошлого века, подвергается пересмотру, но новая теория, учитывающая и объясняющая весь массив фактических данных, пока ещё в процессе становления, как утверждает один из видных современных российских биологов и популяризаторов эволюционистского учения Александр Марков («Рождение сложности», 2010). 

В настоящее время в биологии не существует альтернативной эволюционизму научной парадигмы, которая бы находилась в удовлетворительном соответствии с совокупностью эмпирических фактов. Маргинальные версии креационистского содержания, время от времени там и сям выдвигаемые с претензиями на научность, грешат игнорированием многих известных науке фактов, а то и прямо рассчитаны на неосведомлённого в науке обывателя.

Вместе с тем креационистская критика сыграла свою позитивную роль в развитии биологии, позволив сторонникам эволюционного учения отточить свои аргументы и побудив их к более интенсивным научным поискам, накоплению новых фактических данных. 

Не исключено, что и в дальнейшем, при очередном и неизбежном системном кризисе научной парадигмы, критика, продиктованная целостным консервативным мировоззрением, снова подтолкнёт научный поиск, как бывало уже не раз. Любой процесс развития диалектичен, и постижение истины подразумевает постоянное критическое переосмысление путей её познания.

Автор: Ярослав Бутаков

Кандидат исторических наук, приватный историк и писатель

Обсуждение закрыто.