Рубрики
Размышления Статьи

Беднaя Jemmy (Фрагмент книги «Государево дело»)

Нам еще не раз придется так или иначе упоминать об условиях, в которых с самого начала по необходимости велось Государево Дело. В этом смысле студентам-юристам может быть явлен идеальный пример того, что губит работу следствия. Полная невозможность сберечь в сохранности предполагаемое место преступления, административная чехарда, назойливое «идейное» вмешательство всех наличных властей, силовых групп — и просто любопытных, постоянная угроза физической расправы (по доносу, в результате смены вышеуказанных властей и проч. под.), недостаток людей и средств для проведения многих совершенно необходимых следственных мероприятий, наконец, просто краткость отпущенного обстоятельствами времени, — все это вместе взятое поставило бы в тупик даже полицейского гения.

РI. В июле 2018 года исполнится 100 лет с момента, возможно, самой страшной русской трагедии XX века, положившей начало всему «терновому пути» России этого столетия – расстрелА царской семьи. По поводу обстоятельств этого события, в том числе места захоронения останков убитой фамилии и ее близких, до сих пор ведутся ожесточенные споры. Русские писатели Юрий Милославский и Андрей Рюмин предприняли попытку разобраться уже в известных фактах, не принимая окончательно ни одну из расхожих версий. Мы рады представить вниманию наших читателей один из фрагментов будущей книги.

*** 

Юрий Милославский, Андрей Рюмин

Н.А. Соколов,  последний из тех, кому пришлось вести предварительное следствие по Государеву Делу, как-то заметил: «Правда о судьбе Царя – это правда о страданиях России». Но вернее обратное: правда о страданиях нашего Отечества – содержит в себе и правду о судьбе нашего последнего Государя. Здесь нет противоречия: если мы согласимся узнать (вместить) правду о судьбе Русского Царя-Страстотерпца Николая II Александровича, мы сможем многое понять в истории России. Если, конечно, найдем в себе достаточно смелости.

***

Авторы, по мере возможности занимались и  проблематикой “спасения Царской Семьи”. Мы заключаем этот оборот в кавычки, т.к. никаких реальных, собственно – профессиональных попыток в этом направлении никем не предпринималось/до сего дня не обнаружено. Пуще того.  Насколько позволительно судить на основании доступных материалов, некий “центр”, а вернее, –  ответственные лица великих держав, сосредоточенные в Екатеринбурге, а затем в Перми, должны были наблюдать за ситуацией, — и контролировать ее, чтобы и в самом деле не произошло непредусмотренного освобождения/побега/обмена всех, или кого-либо из членов Царской Семьи. Это вовсе не означает, что “центр” прямо добивался Ее физической погибели. Он лишь полагал целесообразным пребывание Ее в строгой изоляции. Для этого с самого начала были предприняты шаги, чтобы предотвратить отъезд Семьи за пределы России, где подобную изоляцию было бы намного сложнее организовать под более или менее благовидным предлогом.

С этой же целью состоялось и перемещение Семьи в Тобольск, что давало дополнительные гарантии.  Задачей «центра» являлось лишь т. наз. “сдерживание и отбрасывание”, т.е. то самое, что и сегодня является основным принципом политики собирательного Запада в отношении России как целого. В 1918 г. шансов на восстановление русской монархии практически не было. Но “центр” хотел бы исключить даже самомалейшую теоретическую возможность чего-либо в этом роде, предотвратить зарождение некоей зоны комплиментарности, т. е. питательной среды, где, при иных обстоятельствах, мог бы прозябнуть росток восстановления Исторической России. Этим же, кстати, хорошо объясняется и сегодняшнее настойчивое поощрение «останкиады». В случае же окончательного провала проекта «екатеринбургских останков», даже самые крайние варианты «классической версии» — с ритуальным убоем (по коряво измышленному невеждами-авторами ритуалу), сожжением тел на кострах, плясками чернобородых сектантов вокруг этих костров, отчленением Царских голов и проч. — все это будет негласно, но упорно подпитываться, чтобы сохранить несущий элемент этой версии:  Царская Семья погибла единовременно, в одном месте. Всех сразу убили. Никого спасти было невозможно.

 

Пензенский судебный следователь  Н.А. Соколов был призван к ведению Государева Дела, – см. письмо министра юстиции Омского правительства С.С. Старынкевича от 7 февраля 1919 г., –  по рекомендации влиятельного ген. Розанова. Сергей Николаевич Розанов с начала 1918-го служил у красных, но вскоре вместе с Н.А. Соколовым убежал к белым. Был нач. штаба Народной армии КОМУЧа, и нач. штаба Российской армии Уфимской директории при ген. Болдыреве. После переворота в Омске и перехода власти к адм. Колчаку генерала отправили 21 ноября 1918 г. уполномоченным Верховного Правителя в Енисейскую область, где он затем стал генерал-губернатором. Но столь видного, казалось бы, героя гражданской войны на стороне т. наз. Белого Движения современные апологеты предпочитают не вспоминать. Причиной тому явилось следующее обстоятельство: утратив надежды на торжество указанного Движения,   Сергей Николаевич решил более не рисковать – и обеспечить себе спокойную старость. Подробнее об этом можно почитать здесь).

Н.А. Соколов, пребывая покамест в Омске, где его – розановскими стараниями – назначили следователем по особо важным делам (первая екатеринбургская подпись Соколова, что появляется на документах, датирована 12-м марта н.с. 1919 г.), т.е., еще даже не увидев ни вовсе незнакомого ему Екатеринбурга, ни собственно места предполагаемого преступления, «…усиленно занимался производством следственных действий: осмотрами громадного количества вещественных доказательств, полученных… от Дитерихса, совершенно никем не осмотренных и неизученных, имевших для дела громадное значение и требовавших немедленных экспертиз»[1]. (). И далее: «…Помимо значения во многих других отношениях, это дело  представляет для криминалиста-практика ту особенность, что оно не имеет того, что обыкновенно почти всегда имеется в делах об убийстве и чем доказывается чаще всего самый факт убийства — трупов. Вследствие того, в этом деле самый факт убийства приходилось проверять иными путями. В этом отношении вещественные доказательства и имеют громадный интерес для дела…».

Повышенная частотность употребления прилагательного  «громадный» – числа действительных вещественных доказательств по Государеву Делу как таковому не увеличивало. Обнаруженные в кострищах и прочих местах в той или иной степени поврежденные огнем (характер повреждений неопровержимо доказывал, что тепловое воздействие было относительно слабым) или ударами колюще-режущих орудий ювелирные изделия и предметы одежды, – говорили только об одном: здесь по каким-то демонстративным соображениям были тщательно приведены в негодность вещи, принадлежавшие Царской Семье.

Большая часть их была опознана. Вероятно, этот процесс опознания свидетелями десятков осколков, клочков и лоскутков, бывших некогда частью земной жизни Августейшей Семьи Русского Царя, и называется в приводимом нами документе следственным действием. Их, осколков и лоскутков, насчитывалось  немало. Но возрастая количественно, все это не давало продвижения качественного даже на вершок. В конце концов, имелись и показания, что Царственные Узники были переодеты «в солдатскую форму/в крестьянское платье». К тому же,  значительная часть принадлежавших Им носильных вещей по неведомым причинам хранилась в  помещении Уральского областного совета, но их никто даже не пытался уничтожить или скрыть. Немало  вещей было расхищено, – все это удалось установить еще в самые первые дни следствия, когда им занимался единственный изо всех тех, кто когда-либо имели к этому Делу касательство,  профессиональный сыщик, «опер», практик, – тогдашний начальник Екатеринбургского уголовного розыска Александр Федорович Кирста.

Вызывала недоумение и выставленная напоказ масса «вещдоков», и нарочитая публичность, откровенность предполагаемых убийц, отраженная в документах. – Выводы из всего этого делались разные. Как впоследствии заявил Соколову один из членов Офицерской комиссии, что приняла решение приступить к расследованию Государева Дела, капитан гвардии Д.А. Малиновский, – а ему первому довелось как следует рассмотреть эту зловещую выставку, – «Царская Семья жива». Надо ли говорить, что такая позиция в корне противоречила убеждениям  Николая Алексеевича, а равно и ген.-лейт. Михаила Константиновича Дитерихса, которому (после длительных с его стороны просьб и настояний) было поручено наблюдение за ходом следствия?

Помимо всего прочего и ген. Дитерихс, и Соколов были уверены, что поиски Тел Царской Семьи, т. е. осмотр заброшенных рудничных шахт проводился их предшественниками из рук вон скверно, поверхностно и неаккуратно. Поэтому в начале июня 1919 года Николай Алексеевич решил заново подвергнуть допросу братьев Андрея и Александра Шереметевских. Летом 1918 года именно им было поручено провести осмотр найденных кострищ и шахтных стволов. Напомним, что самый первый следователь по Царскому Делу А.П. Наметкин допрашивал поручика Андр. Шереметевского по горячим следам, уже 3 августа 1918 г., а  судья-следователь И. А. Сергеев допросил Александра Шереметевского незадолго до своего смещения с должности –  8 февраля 1919 г.

 

А теперь просим читать с особенным вниманием.

    Из протокола допроса поручика Андрея Шереметевского:

1919 года июня 9 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов на разъезде № 120, в порядке 443 ст. уст. угол. суд., допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:

Я офицер 1-го Сибирского Его Величества полка. Я участвовал в Европейской войне. В 1914 году в боях под Варшавой я был ранен и эвакуирован в город Уфу. По излечении я снова вернулся в свой полк и вторично был ранен в боях под Барановичами. Это было в 1916 году. После вторичного ранения я был эвакуирован в Екатеринбург, где и был зачислен, после выздоровления, в 126 запасный полк. Здесь меня застала революция. После переворота я уехал на фронт и находился в Финляндии в составе Свеаборгского полка, снова участвуя в боях с немцами. После большевистского переворота я возвратился в Екатеринбург.

/…/

После осмотра костров меня и Матвеенко спустили на веревках в большую шахту. Шахта тогда представлялась в следующем виде. До уровня воды в колодце было аршин восемь, затем аршина на два шла вода, под водой слой льда вершка в три, а потом опять шла вода. /…/ Лед в большом колодце шахты в северо-западном направлении в углу был чем-то пробит. Мы мерили палками глубину большого колодца шахты через образовавшееся во льду отверстие, но не могли прощупать дна. Все это я говорил Вам про состояние большого колодца в шахте. Что касается малого колодца в шахте, служившего, видимо, для спуска людей в шахту, то там, насколько мне помнится, совсем не было льда. В малой шахте в лежачем положении, опираясь на стенки колодца, было одно из колец ручного насоса. В большой шахте (т. е. я хочу сказать — в большом колодце шахты) на стенках ее мы с Матвеенко нашли несколько впившихся в дерево осколков русской ручной гранаты. Их мы выковыривали ножами. В этой же шахте мы нашли лист бумаги, на котором при помощи пишущей машины были обозначены телефонные адреса некоторых из большевистских деятелей города Екатеринбурга, но каких именно, я не знаю. В этот же раз был найден в одном из колодцев шахты, не помню теперь, в каком именно, кусок от палатки: брезент, защитного цвета, «с кольцом», т. е. отверстием для веревки при постановке палатки. Побыли мы на руднике часа полтора-два и уехали в Коптяки. /…/

Решено было искать трупы Августейшей Семьи здесь, у этого рудника. Возложены были эти работы на меня по приказанию полковника Шериховского. Капитан Малиновский должен был производить розыски в городе. Так мы с ним и распределили тогда нашу работу. 2-го августа мы начали откачивать воду из шахты и работали до 11-го августа. С 11-го числа мы принуждены были работы прекратить, т. к. рабочие, ввиду наступления красных, разбежались. Вновь работы были возобновлены с 15 числа, и шахта была откачана 18-го августа. Была откачана также Ганина яма. Эта работа производилась с 20 по 30 августа. По откачке шахты под водой оказался деревянный пол из круглых бревешек, между которыми имелись щели, некоторые из которых были около вершка. (Это я говорю про большой колодец шахты.) Под этим полом шла уже почва. Пол был покрыт слоем глины, приблизительно, в поларшина. Эта глина была промыта, и там в ней было найдено: человеческий палец с двумя кусочками кожи, золотая верхняя челюсть взрослого человека, серьга из жемчуга с бриллиантом, застежка от галстука, малая саперная лопата, известная у нас военных под именем «носимой», и осколки от французской гранаты. /…/Должен сказать, что в момент нахождения всех этих вещей я сам лично как раз отсутствовал. Но тогда меня заменял на работах мой брат Александр. По уговору со мной он сейчас же сам лично привез все эти вещи в город и представил их мне, объяснив, где именно они были найдены. Я категорически поэтому и утверждаю, что в числе всех этих вещей именно на дне шахты и лежала лопата. Но я не могу Вам ответить на вопрос, где она там была: сверху или под илом на деревянном полу. В ту же ночь брат Александр передал все эти вещи товарищу прокурора Кутузову. На утро я сам ездил и смотрел шахту. Я совершенно не помню, что представлял собой малый колодец шахты. Почему-то мы тогда на него не обращали такого внимания, как на большой, где и были найдены указанные мною вещи. Поэтому, я не могу Вам сказать, что представляло собой дно малого колодца шахты. Дно же большого колодца и было в том именно состоянии, как я Вам его описал. В сторону выработки из большого колодца можно было пройти только аршина два. Дальше шел уже обвал. Его мы не исследовали. Дно Ганиной ямы мы осматривали и ил промывали, беря его по всему дну, в некоторых местах и глубиной, приблизительно, в пол-аршина.

Из протокола допроса Александра Андреевича Шереметевского:

1919 года июня 13 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов на разъезде № 120, в порядке 443 ст. уст. угол. суд., допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:

Я подтверждаю свои показания, которые я дал уже по настоящему делу члену суда Сергееву, и дополнительно могу показать следующее:

Я не был в районе Коптяков до освобождения Екатеринбурга от большевиков. Прибыл я тогда в Коптяки 27 июля уже после взятия Екатеринбурга чехами. Поэтому сказать, что там происходило 17—19 июля прошлого года, я не могу.

На меня было возложено, за отсутствием брата, наблюдение за работами по откачке шахты и Ганиной ямы, что мной и делалось. Шахту я нашел в таком виде. Уровень воды в обоих колодцах шахты стоял одинаково: до воды свободного пространства было мало совершенно. Затем шла вода на 13 аршин глубиной. Большой колодец отличался от малого в том отношении, что в нем под водой, приблизительно, на глубине полу-аршина от уровня воды был слой льда, толщиной, приблизительно, в четверть аршина. Льда не было в малом колодце, в нем была одна вода. Слой льда в большом колодце был цельный, а не в виде кусков. Это был остаток слоя льда, не успевшего еще растаять; края этого слоя были примерзшими к срубу шахты. В северо-западном углу колодца лед был пробит. Отверстие, образовавшееся от пробития слоя льда, составляло, приблизительно, квадратный полуаршин. В малом колодце на поверхности плавали маленькие палочки, не обратившие на себя нашего внимания. В большом колодце в воде подо льдом (а вовсе не в малом колодце) нами было найдено одно звено от рукава насоса, при помощи которого, очевидно, раньше при разработке шахты откачивали из нее через большой колодец воду. Больше ничего при наружном, так сказать, исследовании шахты обнаружено не было.

Мы начали вести откачивание воды из шахты 2 августа и продолжали нашу работу до 11 августа. С 11 августа до 15 августа в нашей работе произошел перерыв, ввиду того, что в это время красные вели наступление на медный рудник, отстоящий от шахты, где мы вели работы, в 6 или 10 верстах. 15 августа наши работы возобновились. Красные не проникали к нашей шахте в этот период времени, и она охранялась особой охраной. 19 августа мы шахту откачали. Дно малого колодца шахты оказалось выше дна большого колодца. Дно малого колодца — земляное, твердое. На нем мы ничего не нашли. Дно большого колодца шахты представляло собой настилку из бревешек, видимо, прямо на почву. На этом деревянном полу был слой ила из глины, толщиной, приблизительно, с пол-аршина. Этот ил мы промыли и нашли в нем следующие предметы: человеческий палец и отдельно два кусочка человеческой кожи, жемчужную серьгу с маленьким бриллиантиком, искусственную золотую челюсть, застежку от галстука и саперную лопатку, малого образца, так называемую «носимую», а также несколько осколков французской гранаты. /…/ Откачав Ганину яму, мы исследовали дно баграми, шестами, а в некоторых местах брали ил и промывали его, но ничего там не нашли

Из протокола допроса Дмитрия Аполлоновича Малиновского:

ПРОТОКОЛ

1919 года июня 18 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов на разъезде № 120 в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей, и они показали:

Дмитрий Аполлонович Малиновский сведения о личности см. л. д. 88 том 5-й.

29 июля (по новому стилю), когда я находился в штабе гарнизона, я услышал, что откуда-то принесли какие-то ценные вещи, которые наводят на размышления относительно благополучия Августейшей Семьи.

/…/В тот же день я получил официальное предписание от начальника гарнизона Шериховского произвести при участии судебных властей расследование по поводу нахождения этих вещей. Был нами для этого приглашен в штаб гарнизона судебный следователь по важнейшим делам Наметкин. /…/ Проехав еще немного от Ганиной ямы, мы остановились и пошли пешком туда, куда вели нас крестьяне. Мы пришли к открытой шахте. Она имела два колодца, один побольше, другой поменьше. Заглянули мы в колодцы. В них виднелась вода, стоявшая от поверхности почвы, приблизительно, на 7—8 аршин. Мы стали прощупывать шестом воду. Я помню, что в большом колодце, приблизительно на аршин, под водой был слой льда. Тогда в этот колодец спустился капитан Бафталовский и стал исследовать колодец. Слой льда был толщиной меньше четверти. Под ним снова шла вода. Шестом Бафталовский стал прощупывать лед. В одном из углов колодца во льду было отверстие, величиной около аршина. Форму этого отверстия я описать не могу, так как сам его не видел. По описанию же Бафталовского, свободное пространство в слое льда занимало площадь в квадрате или в окружности около аршина. Под слоем льда снова шла вода, глубиной сажени две. Дальше шест не шел, упираясь в какое-то дно, сверх которого, как он говорил, был лед. В малый колодец шахты никто не спускался. Вода в нем стояла на таком же уровне. Также мы прощупывали малый колодец и, как мне помнится, в нем под водой на таком же уровне был слой льда. Думаю я, что так было, но точно удостоверить, что лед был и в малом колодце, я не могу. Может быть, я и забыл.

Видно, как Николай Алексеевич Соколов судорожно пытается нащупать в этих пустых провалах некий тайник, – место, где большевики могли бы спрятать трупы, и не находит. Палец и искусственная челюсть, принадлежащие, как сегодня принято считать, доктору Евгению Боткину (прежде палец считался принадлежавшим Государыне, но по отсутствию тому доказательств, многие признали более резонной точку зрения доктора Деревенко, который прекрасно знал Евгения Сергеевича), – его не удовлетворяют. Он с упорством ведет перепроверку того, что уже было проверено с предельной в тогдашних условиях тщательностью. Представляется, что он то ли не доверяет братьям Шереметевским, да и кап. Малиновскому, то ли пытается склонить их к переосмыслению того, о чем они уже свидетельствовали. Кстати, когда Государево Дело находилось в ведении И.А. Сергеева,  поиски тел продолжались с конца лета 1918 года до начала зимы.

Поисковыми работами активно занимался товарищ прокурора Н. Н. Магницкий, – кстати, человек, вполне солидарный с Н.А. Соколовым. В составленном им представлении от 30 декабря 1918 года на имя прокурора Екатеринбургского Окружного суда изложены результаты проведенных розысков в местности открытой шахты Четырех-Братского (такая теперь принята форма именования)  рудника. Приводим интересующие части этого документа в качестве стороннего свидетельства:

К этой работе Магницкий привлек профессионалов: «Исследование таких полуразру­шенных шахт сопряжено с большой опасностью, и поэтому для исследования пришлось организовать небольшой отряд, состоящий из специалистов горных работ штейгеров и местных уроженцев Урала, по преимуществу охотников, привыкших ходить по такого рода местам и сознающих опасность такого хождения. Мне удалось найти двух штейгеров, как раз ранее заведовавших разработкой этих шахт, и им-то я и поручил быть руково­дителями при осмотре».

 

В представлении рассказывается, как откачали воду из озерка Ганиной ямы и наиболее подозрительной открытой шахты, в которой, по словам Магницкого, найдены были осколки брошенных туда бомб и лопата, вымазанная свежей глиной. Весь ил из шахты и близлежащего озерка, а также грунт возле шахты, снятый «на пол-аршина». были промыты. О дальнейшем ходе поисков Магницкий пишет: При промывке грунта найдены были пряжки от дамских подвязок, кусочек жемчуга от серьги Императрицы, пуговицы и другие мелкие вещи, а на дне шахты, в иле, оказался отрубленный палец и верхняя вставная челюсть взрослого человека. По высказанному тогда же мнению придворного врача Деревенки, палец этот и челюсть принадлежат доктору Боткину».

 

Казалось бы, искать больше нечего. Все, что могло быть найдено – было найдено.

 

Но в среду 25 июня 1919 г., спустя всего неделю, как Николай Алексеевич столь тщательно – и безрезультатно –  расспрашивал руководителей, участников и очевидцев проведения поисковых работ, в ходе поисков произошел давно чаемый перелом. То, что пропустили и братья Шереметевские, и многоопытные штейгеры Магницкого, внезапно обнаружил заместитель ген.  Дитерихса – ген.-майор Сергей Алексеевич Домонтович.

 

Вот как описывает это событие современный российский автор – пропагандист предпоследнего, т.е., «соловьевского следствия»: «В новых поисковых работах весны—лета 1919 года открытая шахта опять подверглась тщательному осмотру. Из обоих ее колодцев выкачали воду /т.е. воду, вновь накопившуюся там за прошедшие осень, зиму и весну – Ред./, а из одного вынули деревянный пол /который уже прежде вынимали.Ред./ В грунтовой массе на дне малого колодца был найден труп Джемми — собачки великой княжны Анастасии. / Вспомним, что сказано в протоколе допроса Ал. Шереметевского: «Дно малого колодца — земляное, твердое. На нем мы ничего не нашли». / Пролежав целый год в ледяной воде шахты, он практически не разложился».

По этому поводу Соколов победно заключает: «Рудник выдал тайну Ипатьевского дома…»

Тогда же была сделана отличного качества фотография мертвой собачки.

 

Собственно говоря, Государыня и Великие Княжны в своих письмах называли это крохотное существо, некогда подаренное А.А. Танеевой (в замужестве – Вырубовой)  В.К. Татьяне и перешедшее на попечение В.К. Анастасии– Jimmy. Но прочие авторы, в том числе – британец Вильтон, упорно пишут “Jemmy». Песику посвящены трогательные строки писем, отправленных Узниками из Тобольска и Екатеринбурга (отсылаем читателей к сборнику «Письма Св. Царственных Мучеников из заточения», переизданного с дополнениями в 1998 году в СПб).  Поскольку было хорошо известно, что В.К. Анастасия Николаевна практически никогда не расставалась со своей любимицей, мысль о том, что несчастное животное разделило судьбу своей Хозяйки, была более чем естественна. «Когда Царственных мучеников вели на расстрел, Великая Княжна Анастасия Николаевна несла Джимми на руках, прижимая к Себе до последней минуты. В описи вещественных доказательств убийства Царской Семьи /Jemmy/ значится под № 64», – утверждает автор-составитель вышеупомянутого сборника.

Николай Алексеевич приступил к следственным действиям. Для удобства изложения, позволим себе несколько нарушить хронологию: прежде чем мы займемся собственно процедурой осмотра и вскрытия найденного собачьего тельца, перейдем к его опознанию свидетелями.

ПРОТОКОЛ

1919 года июля 6 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованную в качестве свидетельницы, и она показала:

Елизавета Николаевна Эрсберг, 40 лет, сословного происхождения своего не знаю, постоянное теперь местожительство имею в Тюмени, по Тобольской, 4, православная, грамотная, в деле чужая, не судилась.

В продолжение 16 лет я состояла на службе при Августейшей Семье в качестве помощницы няни Александры Александровны Теглевой.

/…/

Я видела собачку, которую Вы мне предъявляли. Это, безусловно, Джемми Анастасии Николаевны. Она ее носила на руках. Это была очень маленькая собачка, которых всегда носят на руках, так как они настолько малы, что они не могут долго двигаться сами.

ПРОТОКОЛ

1919 года июля 5—6 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованную в качестве свидетельницы, и она показала:

Александра Александровна Теглева, 35 лет, потомственная дворянка Петроградской губернии, живу в настоящее время в г. Тюмени, Тобольской губернии, по Тобольской улице, в доме № 4, православная, грамотная, в деле чужая, не судилась.

/…/Я видела собаку, извлеченную из шахты. Это положительно Джимми, маленькая собачка Анастасии Николаевны. Это была Ее собачка, которая почти не могла ходить, так как она не могла, например, совершенно подниматься по ступеням даже лестницы внутри дома. Ее Анастасия Николаевна всегда носила на руках.

Сомнений не оставалось – найдена была именно  Jemmy.

Таким образом, в распоряжении следствия, казалось бы,  появилось прямое, бесспорное вещественное  доказательство по Государеву Делу: там, где не удалось найти Тела Умерщвленных,  найдено было нечто такое, что, по крайней мере, косвенно удостоверяло возможность хотя бы временного пребывания Их на дне заброшенной шахты, – как настаивают на том и позднейшие мемуаристы. Весьма смущало то, что скрупулезные поиски, проведенные в 1918 году, оказались безрезультатными, но поскольку ошибки всегда возможны, этому решили никакого значения не предавать. Николай Алексеевич вовсе не касается этого вопроса, а у Роберта Вильтона была даже своя собственная теория (приводим по уникальному факсимильному изданию оригинала 1920 г.):

/…/After the cremation had been completed the cinders of both pyres were collected and thrown down the shaft of the mine, which had been previously prepared. Ice remains throughout the summer in deep workings like this one. It had been tested by means of hand grenades, and had then been smashed in order that the cinders, etc., should sink to the bottom of the water. Over them a flooring had been adjusted and anchored.

The corpse of little Jemmy lay just under the false floor. It had been preserved by the ice. When good Domontovich made this discovery he immediately telegraphed to us. We all realized that the mystery of the bodies had been solved.

 

/…/ «После того как кремация была завершена, пепел обоих костров был собран и сброшен в ствол шахты, которая подверглась предварительной подготовке. В таких глубоких выработках, как этот, лед остается на протяжении всего лета. Это было проверено при помощи ручных гранат, а затем лед был разбит, чтобы пепел и все прочее опустилось на самое дно. А уж надо всем этим настил пола был пригнан и закреплен.

/…/ Труп маленькой Джемми лежал прямо под фальшивым полом. Он сохранился на льду. Когда добрый Домонтович сделал это открытие, он немедленно нам телеграфировал. Мы все поняли, что тайна Тел нашла свое разрешение».

Гипотезу фальшивого пола мы разбирать не станем. Она относится к полету журналистской фантазии, которую нам не постигнуть, тем паче, что ни Михаил Константинович, ни Николай Алексеевич ее не повторяют.

Но в ином отрывке из сочинения Вильтона отчасти отражено реальное положение вещей:

 

One pathetic incident escaped the notice of all these witnesses. The Grand Duchess Anastasia took with her a King Charles spaniel, carrying it in her arms into the death-room.

 

«Одна печальная подробность ускользнула от внимания всех этих / т.е. всех допрошенных в ходе следствия 1918-1919 гг. / свидетелей. Великая Княжна Анастасия взяла с собой в комнату смерти спаниеля «кинг-чарльз», неся его на руках.

 

Действительно, ни один из ключевых (по версии Соколова) свидетелей не отметил в своих показаниях, будто Jemmy находилась  вместе со своей Августейшей хозяйкой в комнате нижнего этажа ДОНa. Нет упоминания о Jemmy в протоколах допроса охранника Михаила Летемина, – который, кстати, к собакам был неравнодушен и подобрал умирающего от голода спаниеля Цесаревича Алексея Николаевича. Молчит о собачке Великой Княжны главный, по версии Соколова, свидетель, – которого он, впрочем, не допрашивал:  предположительно, старший разводящий (или, по другой версии, командир внешней охраны ДОНа) Павел Спиридонович Медведев (известный также по фамилии Бобылев). Даже сверхъестественно памятливый на детали (старший?) охранник Анатолий Якимов, ни единым словом не обмолвился о миниатюрной собачонке в руках одной из жертв.

 

Но Николай Алексеевич Соколов подобному упущению  внимания не уделяет. Им лишь указывается, что тельце сбереглось практически нетленным, благодаря низкой температуре в шахте (подобный вывод приводится в рапорте о вскрытии бедного Jemmy, – и мы вскоре увидим, обоснован ли он).

 

Как бы то ни было, тельце Jemmy найдено, и в этом сомнений быть не должно. К тому же, отсутствие упоминаний о ней в показаниях рядовых свидетелей и/или участников преступления, с лихвой искупается изобилием таковых в источниках позднейших, которые, мы условно называем мемуарными.

 

Например:

Я.Х. Юровский (предположительно, 1922-34 гг.): … Хотя я их предупредил через Боткина, что им с собой брать ничего не надо, они, однако, набрали какую-то разную мелочь, подушки, сумочки и т. д. и, кажется, маленькую собачку. …

Г. И. Сухоруков (помимо этого Сухорукова, которого различные источники кратко именуют то «чекистом», то «красногвардейцем», следователь Соловьев в своем «Сравнительном анализе документов следствия 1918-1924 гг. с данными советских источников и материалами следствия 1991-1997 гг.» приводят воспоминания некоего Сухорукова А.А., называемого «пулеметчиком Дома особого назначения». В позднейших сочинениях пулеметчик Сухоруков чаще зовется Стрекотиным, — эта фамилия известна из списков охранников ДОНа. Во всяком случае, у мемуариста-очевидца Сухорукова-Стрекотина мы, среди прочего, находим упоминание о Jemmy: «Царевна дочь Анастасия несет на руках маленькую курносую собачку»).

Охранник Александр Стрекотин как таковой (предположительно, 1928 г.) /…/ С последними словами “Ваша жизнь покончена” тов. Юровский мигом вытащил из кармана револьвер и выстрелил в царя. Последний от одного выстрела моментально свалился с ног. Одновременно с выстрелами тов. Юровского начали беспорядочно стрелять и все тут присутствующие. Арестованные уже все лежали на полу истекая кровью, а наследник все еще сидел на стуле. Он почему-то долго не упадал со стула и оставался еще живым. /…/ С ними вместе были расстреляна и та собачка, которую принесла с собой одна из дочерей.

Г.П. Никулин (предположительно, 1962-64 гг): А мы остались вдвоем с Кабановым /…/ Когда их увезли… остались две собаки. Их собаки. Одна — бульдог… низкорослый такой, знаете, бульдожистый /принадлежал Государыне – ред/ . И вторая, такая, — не то болонка, не то какая-то особая собачка, о которой, непосредственно, сама Александра, всегда о ней нянчилась — носилась. Она была ей подарена /как разговоры, там, шли/… японским Микадо. Собачушка такая, знаете, на морду, — похожа на обезьянку… только такую маленькую. И вдруг, значит, когда (мы) с этим самым… с Кабановым, решили помыться, понимаете… Давай (думаем), помоемся. Может быть, отступать… Подготовимся… — карабины почистим, пистолеты. Вдруг вой. Собаки почувствовали, что нет хозяев, понимаете ли, и давай выть. Ну, какой у нас отдых уж тут? Ну, давай что(-то) делать. Расстрелять ведь тоже нехорошо… после того, как мы и так много шуму понаделали, понимаете ли. Решили подождать, (чтобы) этих собак просто карабином… прикладами. Ну, выманили их кое-как на улицу. Во двор выманили, понимаете, и кончили их.».

 

Александр Иванович Медведев — автор воспоминаний о событиях революции на Урале/предположительно, 1950-60-е годы/: На то место /т.е. на рудник, в шахту –  ред./ еще отвезли дохлых собак, чтобы конгломерат /sic!/ сделать, что потом, если будут искать, пусть собачьи косточки в мощи превращают.

 

(Примечательно, что здесь на помощь мемуаристам приходит современный автор-апологет подлинности «екатеринбургских останков», известный(ая) под псевдонимом Наталья Розанова –  «Видимо, – пишет «Розанова», – он имеет в виду двух убитых Никулиным и Кабановым собак, трупы которых могли отправить вместе с бензином и серной кислотой. Всего у Царской семьи Екатеринбурге было четыре /??/ собаки. Одну из них убили сразу во время расстрела и бросили в кузов на тела хозяев /т. е. нам уже предлагается реконструкция того, как Jemmy угодил в шахту № 7, согласно нумерации ген. Дитерихса/.  Две другие погибли от рук Никулина и Кабанова. Четвертая, оставшаяся в живых, — спаниель Цесаревича по кличке Джой — была украдена охранником Иваном /на самом деле – Михаилом/ Летеминым. Этой собачкой он и был уличен следственной группой белых, обнаруживших ее у Летемина при обыске». Возможно, «Розанова» не знает, что спаниель Джой отбыл в Англию, куда его увез некий офицер Британской Военной Миссии. Джой мирно окончил свои дни на ферме близ Виндзора.)

А.Г. Кабанов, входивший (?) в состав особо доверенной, внутренней охраны ДОНа при Я.Х. Юровском: Хорошо были слышны выстрелы и вой царских собак. Я немедленно спустился в комнату казни и сказал, что стрельба в городе очень слышна, что очень силен вой царских собак, что против нас, в Горном институте, во всех окнах горит свет, но в это время, за исключением фрельны и сына Николая, все уже были мертвы. Я рекомендовал умертвить их холодным оружием, а также умертвить трех царских собак, которые сильно выли. Четвертую собаку Джек как не производящую вой не тронули.

И наконец, –

Медведев-Кудрин (предположительно, 1963 г.): … Юровский хочет ему что-то ответить, но я уже спускаю курок моего “браунинга” и всаживаю первую пулю в царя. …Красноармеец принес на штыке комнатную собачонку Анастасии — когда мы шли мимо двери (на лестницу во второй этаж) из-за створок раздался протяжный жалобный вой — последний салют императору Всероссийскому. Труп песика бросили рядом с царским.

— Собакам — собачья смерть! — презрительно сказал Голощекин.

 

Возможно, мы пропустили подобные же указания в других мемуарах и записках post factum,  но это не столь существенно : читатели нашего обзора при желании справятся сами.

Во всяком случае,  изобилие будто бы убитых большевиками собак не должно отвлекать нас от главного – загадочной истории, произошедшей с Jemmy.

А загадочной мы называем ее потому, что в мiре физическом нет никакой мыслимой возможности того, чтобы трупик собачки, пролежав 11 месяцев там, где он был найден стараниями ген. Домонтовича, мог сохраниться в состоянии, зафиксированном на фотографии – и, вне зависимости от неожиданного мнения, высказанного доктором Н.Я. Бардуковым после им же самим только что произведенного вскрытия.  Впрочем, нам не дано узнать, что на самом-то деле думал Николай Яковлевич. Следствие в те дни велось очень настойчиво, а ген. Дитерихс и ген. Домонтович никаких противоречий своим убеждениям слышать не желали.

А сейчас приводим полный текст показаний, т.е. собственно отчетов, приглашенного ген. Домонтовичем доктора Бардукова.  Итак, –

 

ПРОТОКОЛ

1919 года, июня 25 дня, судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов, в порядке 324-335 ст. ст. уст. угол, суд., через врача Николая Яковлевича Бардукова, имеющего также и диплом ветеринара, производил наружный осмотр собаки, труп коей извлечен сего числа из малого колодца шахты. По наружному осмотру найдено следующее:

Труп принадлежит собаке самке. Собака принадлежит к одному из типов комнатных малых собачек. Шерсть — длинная, достигающая местами полтора дюйма, на верхних частях трупа черная с рыжеватым местами оттенком, а на ногах переходящая в рыжеватый оттенок, более ясно определимый. Хвост покрыт длинными волосами, его длина 6 дюймов. Длина туловища от корня хвоста до шеи 12 дюймов. Высота собачки 9 дюймов (ширина туловища 4 дюйма и высота ног 5 дюймов). Длина шеи 3 дюйма. Голова маленькая: около 2 дюймов длиной. Кожа на голове отсутствует. Глаза — громадные, по сравнению с общей величиной собаки. Костяк головы представляет собой как бы полушарие. Глаза наполовину вытекли. Правая лобная кость разрушена. Швы черепной коробки разошлись, и из них вытекает мозговая масса, довольно плотная. Вся кожа мадерирована. Шерсть легко сползает. Рот закрыт. Челюсти целы. Верхний зуб с правой стороны цел, с левой отсутствует. Сохранившийся верхний зуб и два нижних типично выдались вперед. Язык довольно плотно выставляется свешанным на один дюйм вправо, крепко зажатый между челюстями. Три лапы целы. Правая передняя лапа обнажена от мышц и костей до локтя, причем запястье и фаланги отсутствуют. Нижний конец предплечья цел. Никаких иных повреждений при наружном осмотре трупа собаки не усматривается.

Ввиду отсутствия нужных инструментов и необходимости предъявления трупа собаки свидетелям вскрытие внутренних органов не производилось.

Судебный следователь Н. Соколов.

Врач Н. Бардуков.

Понятые.

 

Вслед за подписями размещено –

 

Мнение:

Оставляя вопрос о причине смерти собаки открытым впредь до вскрытия ее трупа, я нахожу возможным ныне же признать, что эта собака принадлежит к породе собак «кинг-чарльз» (английская порода) или же к одной из японских комнатных пород, о чем свидетельствует как ее общий вид, так и, в особенности, строение ее головы, слишком типичное для этих пород. Ей около двух лет.

Врач Н. Бардуков.

 

27 июня труп «кинг-чарльза» был предъявлен Сиднею Гиббсу, преподавателю английского Великих Княжон,  – и был им безусловно опознан. «Я сегодня видел собачку у шахты».

Того же дня доктор Бардуков произвел вскрытие.

 

ПРОТОКОЛ

1919 года июня 27 дня. Судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов, в порядке 324-335 ст. ст. уст. угол, суд., через врача Николая Яковлевича Бардукова, имеющего также и диплом ветеринара, производил внутренний ос­мотр трупа собаки, извлеченной из шахты 25 сего июня.

По осмотру найдено следующее:

Грудная полость.

Плевральные мешки пусты. Легкие, спаявшиеся, синеватого цвета от разложения; при разрезе воздуха не выходит. Плевра отделяется легко. Сердце нормальной величины и плотности. Желудочки пусты. Епикардий снимается легко. В сердечной сорочке жидкости нет.

Брюшная полость.

Брызжейка пропитана толстым слоем жира. Желудочек и кишки ненормаль­ного ничего не представляют, умеренно наполнены кашицеобразной пищевой мас­сой. Печень и селезенка нормальны как по размерам, так и в разрезе. Почки и мо­чевой пузырь нормальны. Общая степень разложения всех внутренних органов незначительна.

Черепная область.

Отсутствует вся правая лобная кость. В области же затылочной и височной костей с той же стороны как снаружи, так и на твердой мозговой оболочке боль­шой кровоподтек розовато-красного цвета, причем снаружи этот кровоподтек под кожей идет до половины шеи. Черепная полость пуста.

Судебный следователь Н. Соколов. Врач Н. Бардуков.

Понятые.

Мнение:

Ввиду данных наружного и внутреннего осмотра трупа собаки я полагаю, что смерть ее последовала от травматического повреждения ее головы и черепного мозга. Принимая во внимание место ее нахождения и данные осмотра и вскрытия, полагаю, что смерть ее последовала около года тому назад.

Врач Н. Бардуков.

 

Если в первом из высказанных Н.Я. Бардуковым экспертных мнений мы наблюдаем, быть может, нарочитую, но похвальную осторожность, то мнение, предложенное специалистом после вскрытия, поражает, – если не принимать во внимание вскользь упомянутых нам условий работы над Государевым Делом.

 

Начнем с того, что настойчивые повествования о природном холодильнике, где, будто бы, мертвое тело может сохраняться без изменений, вроде мамонтов в толще ледника, – это заблуждение. Екатеринбург и его окрестности находятся вне пределов зоны вечной мерзлоты, постоянных заморозков на почве и проч. под.  Душное лето 1918 года, отмеченное и в последних записях дневника Государя Николая Александровича, не было исключением. По данным тогдашних метеосводок средняя температура лета 1918 года составляла 21 градус по Цельсию. Только в середине октября она упала до – 1 по Цельсию. Низкие температуры держались до апреля 1919 года, а затем вновь поднялись, став ко времени обнаружения тельца Jemmy в конце июня по летнему теплыми. Разумеется, в шахтах температура не понималась столь высоко, как на поверхности. Сравнительный анализ этих температур был в свое время проведен, – и с очевидностью стало ясно: всякой невероятности есть предел.

 

Опуская излишние в нашем случае подробности, которые читатели, при желании, без труда обнаружат самостоятельно, скажем: если согласиться с тем, что бедняжка Jemmy была убита в ночь с 16 на 17 июня 1918 года в Екатеринбурге и тогда же брошена в старую шахту № 7, это с неотменимостью означает, что ее трупик пролежал три-три с половиной  месяца в насыщенной кислотами железистой воде, затем около полугода «в заморозке», а с апреля 1919 года вплоть до дня его извлечения на свет, т.е. два с половиной месяца, – опять в воде.

 

Фотография только что найденной Jemmy была представлена авторами книги «Дело на Царя» (первое издание: 1976 г.; несколько лет тому назад не вполне удачно переложена на русский язык, притом без многочисленных ссылок и примечаний) британскими журналистами Саммерсом и Мэнгольдом, кстати, располагавшими оригиналами негативов из досье Н.А. Соколова,  на суждение профессору Симпсону (Professor Keith Simpson) – в те годы одному из ведущих патологоанатомов британского МВД (Home Office). Его отчет выглядит следующим образом.

 

– The photograph, when looked at with a lens, shows very little loss of fur. Only the hind legs and the near-bone remnants of the fore-legs seem to have been bared of fur. If this is so then the dead body cannot possibly have been floating in that water for the first two to three months: The winter freezing would pre­serve such conditions as were developed at the end of this first period—but by this time the hair should have loosened and come away. In man, these changes re­quire only ten days to a fortnight in spring or autumn, less in summer. The head of a man or woman whose dead body has been immersed looks more like that of Yul Brynner or Kojak at the end of two or three weeks. No dog could retain such hair as this photo shows at the end of two to three months in cold water. Then, after freezing, to add another two months in water is in my view quite inconsistent with this pic­ture -.

 

«На фотографии, при рассматривании ее через лупу, обнаруживается весьма малая потеря шерсти. Представляется, что только задние лапы и остатки околокостного сустава передних  обнажены. Если это так, то мертвое тело не могло находиться в воде в течение первых двух-трех месяцев: зимнее замерзание должно было сохранить то состояние тела, в котором оно оказалось на исходе указанного первого периода, но к этому времени шерсть должна была исчезнуть/сойти. Человеческому телу на  подобные изменения требуется от десяти дней до двух недель весной или осенью, а еще меньше летом. Голова мужчины или женщины, чье мертвое тело погружено в воду, на исходе второй-третьей недели больше похожа на голову Юла Бриннера или Коджака. Ни у какой собаки, по истечении  двух-трех месяцев пребывания тела в холодной воде, шерсть не могла бы сохраниться в подобном состоянии, как мы наблюдаем на этом снимке.  А после заморозки, если еще прибавить два месяца в воде, то, на мой взгляд, наблюдаемой результат совершенно не соответствует /обычной/картине».

 

 

Таким образом, если бы собачье тельце, пролежавшее 11 месяцев в описанных условиях там, где нашел (?) его ген. Домонтович, подлежало обычным биологическим законам, опознать его было бы невозможно. В стоячей воде волосяной покров сходит не столь быстро, но уж во всяком случае, если не через две-три недели, то за два-три месяца мертвая Jemmy  наверняка совершенно утратила бы свою шерстку.

 

В протоколе сказано: “легкие синеватого цвета”. Профессор Симпсон отмечает, что подобное состояние содержимого грудной клетки означает, что  с момента смерти прошли неделя или две (напоминаем, – речь идет о пребывании тельца в воде заброшенной шахты). Проф.  Симпсон добавил, что описание сердца – “нормального размера и консистенции… желудочки пустые” – никак не может относиться к сердечной мышце, почти год как умершей. Сердце стало бы мягким и слизистым в течение всего недели. Профессор особо отметил данные рапорта, согласно которым брюшная полость, кишечник, печень и селезенка Jemmy находились «в нормальном состоянии» Эти органы прежде других начинают размягчаться и разлагаться, –  обычно в течение нескольких дней. В отчете проф. Симпсона говорится и о кислотной воде железного рудника, но мы уже упоминали об этом.

Итак, судя по всему, Jemmy была убита никак не позднее конца мая – начала июня 1919 года. Обстоятельства ее смерти скрыты от нас, – так же как и действительные обстоятельства кончины ее Августейших Хозяев.

Из того, что нам стало известно об этом вещественном доказательстве по Государеву Делу, позволительно сделать некоторые предварительные выводы.

 

  1. Трупик Jemmy (а сомневаться в том, что это именно Jemmy у нас нет ни малейших оснований) очутился в шахте/был подброшен в т. наз. «шахту № 7» никак не прежде мая-первой половины июня 1919 года, почти через год – в согласии с классической датировкой событий – после исчезновения Царской Семьи.
  2. Это означает, что речь идет о заведомой фальсификации уже на ранних этапах расследования Государева Дела – фальсификации, которую тогдашнее следствие предпочло не замечать (или просмотрело?)
  3. И это означает также, что все позднейшие свидетельства (мемуары и записки), по крайней мере, в той своей части, где они толкуют нам о смерти Jemmy, – также являются фальсификацией. Заведомой.
  4. Уповаем, что фотография Jemmy, а также и протоколы вскрытия будут наконец-то изучены отечественными специалистами.

 

Нам еще не раз придется так или иначе  упоминать об условиях, в которых с самого начала по необходимости велось Государево Дело. В этом смысле студентам-юристам может быть явлен идеальный пример того, что губит работу следствия. Полная невозможность сберечь в сохранности предполагаемое место преступления, административная чехарда, назойливое «идейное» вмешательство всех наличных властей, силовых групп — и просто любопытных, постоянная угроза физической расправы (по доносу, в результате смены вышеуказанных властей и проч. под.), недостаток людей и средств для проведения многих совершенно необходимых следственных мероприятий, наконец, просто краткость отпущенного обстоятельствами времени, — все это вместе взятое поставило бы в тупик даже полицейского гения. И то сказать, что может предложить следовательская интуиция, способность мгновенного сопоставления отрывочных сведений, данных, намеков, — если, допустим, число пулевых отверстий, следов крови и загадочных надписей на ограниченном участке комнаты, рассматриваемой как место преступления, со дня на день продолжает изменяться, — преимущественно в сторону увеличения? А ведь, напоминаем, именно это и происходило в т. наз. расстрельной комнате ДОНа.

Для того, чтобы верно и, если угодно, справедливо оценить то, чем обладаем мы «на выходе» предварительного следствия по Государеву Делу, надобно учесть, что «подавалось на входе». Поэтому труды Наметкина, Кирсты, Сергеева – следует определить чуть ли не как подвиг профессиональной чести«Легче сделать больше, чем столько» (Тертуллиан).

Но это «столько» не слишком утешительно. В особенности, если избавиться от навязанного нам исподволь чувства уверенности в том, что нам достаточно известны обстоятельства, при которых была насильственно умерщвлена Семья последнего Императора Всероссийского, и мы можем указать, где и когда это произошло.

[1] РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 3. Л. 27.

Автор: Юрий Милославский

Русский прозаик, поэт, историк литературы, публицист