Русская истина
Когда я говорю о российском обществе, я опираюсь на Гефтера, его подход кажется убедительным. Состоит он в том, что в России нет общества и нет государства. Нет государства и потому что нет отличного от власти общества. Я не вдумывался в то, что революция сверху ведет к все новым и новым реинкарнациям власти, ухудшающим ее человеческое качество, разрушающим кадры. Раз сопротивления нации нет, то власть теряет свои границы.
Что делать в такой ситуации людям, которые не имеют шанса войти ни в одну из иерархий – ни в номенклатурную, ни в ту, что состоит из добровольных «иностранных агентов», тем более, что обе частично пересекаются. Можем ли мы надеяться, что очередная «смена вех» выведет нас из той изоляции, в которой мы все оказались после 2016 года, когда российская власть устремилась в так наз. «прорыв»? Да и сохранилась ли надежда, что мы еще представляем собой какое-то организованное консервативное сообщество, что у нас есть признанные лидеры и непререкаемые авторитеты?
Главным сторонником консервативной модернизации Союза выступала могущественная союзная бюрократия, не желавшая расставаться со своими гигантскими полномочиями. А не состоялась данная «модернизация», главным образом, потому, что исторически «опоздала» примерно на два десятилетия. Вот, если бы её затеяли, скажем, в конце 1960-х, то, возможно, и «перестройка» середины 1980-х имела бы несколько иной характер, начиналась с других, более щадящих «исходных позиций».