Рубрики
Прогнозы Статьи

В поисках консервативной утопии: русская фантастика и консервативная идея

Звучит оксюмороном: «консервативная фантастика». С детства мы привыкли, что фантастика – это литература «крылатой мечты» и научного прогресса. А консерватизм предполагает, по меньшей мере, недоверие к инновациям, переменам, идеализацию «старого доброго прошлого».

Но противоречие это кажущееся. Фантастика, и как жанр, и как метод (а литературоведы трактуют ее и так, и сяк) предоставляет полную свободу для выражения любых политических взглядов и мировоззренческих доктрин. И плеяда блестящих литераторов и интеллектуалов, использовавших фантастический метод («невероятное допущение») при создании глубоких, ярких, запоминающихся произведений, служит этому тезису и доказательством, и иллюстрацией.

Консервативный романтик Владимир Федорович Одоевский, автор волшебных сказок, одна из которых – «Городок в табакерке» – неожиданно отзовется спустя сто шестьдесят лет в романе Вячеслава Рыбакова «Гравилет «Цесаревич». Провидец, предсказавший освоение землянами Луны, космические путешествия, ксерокопирование и современные сетевые средства коммуникации («между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы посредством которых живущие на далёком расстоянии общаются друг с другом» – говорится в утопическом романе «4338 г.») и в то же время влюбленный в древнерусскую церковную музыку, культурные традиции русской старины. Впрочем, к консерваторам Одоевского можно отнести даже не из-за его приверженности Традиции, сколько из-за явной неприязни к современной цивилизации, «исключительно индюстриальное и утилитарное направление» которой видится ему причиной близкого падения и краха.

Барон Брамбеус (Осип Иванович Сенковский) – многолетний главный редактор «Библиотеки для чтения» – универсального журнала, сочетавшего энциклопедизм и широту кругозора с традиционнейшими ценностями («Представьте себе семейство степного помещика, семейство, читающее все, что ему попадется, с обложки до обложки; еще не успело оно дочитаться до последней обложки… а уж к нему летит другая книжка, и такая же толстая, такая же жирная, такая же болтливая, словоохотливая, говорящая вдруг одним и нескольким языками… Не правда ли, что такой журнал – клад для провинции?» – писал о детище Барона Брамбеуса Белинский. Одно из самых популярных произведений Сенковского – «Ученое путешествие на Медвежий остров» – описывает высокоразвитую «допотопную» цивилизацию, существовавшую некогда за Полярным кругом и погибшую в результате падения кометы. И пусть в этом описании немало «фирменной» Брамбеусовой иронии, отсылки к древним исчезнувшим культурам, как мы увидим далее, являются надежным маркером консервативной фантастики.

Великолепный Алексей Константинович Толстой – автор лучших в русской литературе XIX в. готических рассказов и повестей – «Семья вурдалака», «Встреча через триста лет», «Упырь», мистической новеллы «Амена». Создатель баллад о полу-фэнтезийном мире горячо любимой им Киевской Руси, среди которых есть и фантастическая поэма о «путешествии во времени» богатыря Потока, попадающего то в Московское царство эпохи Ивана Грозного, то в современный Толстому Санкт-Петербург!

А почему бы не назвать Федора Михайловича Достоевского с его «Сном смешного человека» – русским консервативным фантастом? Мешает слово «фантаст»? Но это уже клише и штампы следующего, двадцатого столетия, когда к слову «фантастика» накрепко прицепилось добавление «научная», а понятие «писатель-фантаст» стало синонимом ремесленника, работающего в малопочтенном развлекательном жанре. Как не без горечи признавался глубокий и умный писатель Кир Булычев (он же профессиональный востоковед и историк Игорь Можейко): «Не выношу, когда меня называют «писателем-фантастом». В этом есть доля сочувствия: «Знаете, он, конечно, танцор, но не в Большом театре и даже не в ансамбле Моисеева… он чечеточник». Веку XIX такие коллизии были, слава Богу, неизвестны, и Федор Михайлович без колебаний поставил под «Сном смешного человека» подзаголовок: «Фантастический рассказ». (Впрочем, он и жанра криминального романа был не чужд, как хорошо знают все учившие русскую литературу в школе).

Про Серебряный век говорить не будем – фантастики там хватало, и даже с избытком, но она, как и сама эпоха, была откровенно модернистской. Элементы «консерватизма» – идея губительности революций в условиях аристократической монархии, отсылка к опыту древних цивилизаций – прослеживаются разве что в небольшой повести Валерия Яковлевича Брюсова «Гора Звезды». А пришедший на смену Серебряному Железный век так высоко поднял на щит идею прогресса, что консервативная фантастика выжила лишь в питательной среде белой эмиграции (этно-культурная утопия Петра Николаевича Краснова «За чертополохом») . Интересно, что одно из фантастических допущений Краснова – неизбежная эволюция «новой России» «от красного знамени – к двуглавому орлу» – частично воплотилось в жизнь при смене государственной символики в 1991 г.

Главной фигурой советской консервативной фантастики следует признать Ивана Антоновича Ефремова, чья могучая фигура подобно Колоссу Родосскому возвышается над серенькой массой авторов «фантастики ближнего прицела», писавших о механических сеялках и электрических торпедах. На первый взгляд, это может показаться странным – ведь «Туманность Андромеды» принято считать пусть тяжеловатой и скучноватой, но полной преклонения перед научно-техническим прогрессом книгой. Однако уже в «Туманности» проявляются типичные для Ефремова отсылки к Золотому веку древней Греции. В более же позднем (и гораздо более глубоком) «Часе Быка» вернувшаяся к частично античной, частично древнеиндийской эстетике цивилизация Земли далекого будущего прямо противопоставляется задыхающейся в технологическом инферно планете Торманс, подозрительно напоминающей наш современный мир. «Час Быка» оказался столь вызывающе несоветским, что после смерти Ефремова его изъяли из библиотек, переведя в разряд «почти запрещенных» книг. Другому роману Ефремова – «Таис Афинская» (очень популярному среди советских женщин) повезло больше – бдительные советские критики не обнаружили в повествовании об эпохе Александра Македонского скрытых параллелей с современностью. Однако сейчас эта книга читается как типичная консервативная утопия – фантастический мир объединенных культур эллинистической эпохи, героические мужчины и женщины, мечта о Городе Неба – Уранополисе… Странно не то, что подобные «грезы о прекрасном прошлом» рождались под пером писателя, первым открывшего советскому читателю завораживающие картины иных звездных систем – гораздо более удивительно, что читатель, мечтавший о «пыльных тропинках далеких планет», с такой готовностью погрузился в мир архаики и Древней Традиции, восприняв переход от Эры Великого Кольца к Эре Эллинизма как нечто само собой разумеющееся…

Смело перешагнем эпоху позднего СССР – никого, равного Ефремову, консервативная фантастика тех лет не породила, хотя часть группировавшихся вокруг издательства «Молодая гвардия» авторов поддерживали известную «Русскую партию» (по терминологии Н. Митрохина). Однако после развала Советского Союза спрос на консервативные идеи в литературе значительно вырос – что, впрочем, совершенно естественно, принимая во внимание посттравматический синдром, характерный для наших соотечественников, переживших 90-е годы.

Разлилась, разбежалась по разным руслам литература новой России – и фантастика не стала исключением. В ней, пожалуй, более всего отразилась тоска жителей рухнувшей империи по ЛЮБОМУ прошлому – хоть советскому, когда мы делали ракеты и перекрывали Енисей, хоть дореволюционному, когда лавки ломились от снеди, а Северная Пальмира блистала роскошью дворцов, хоть древнему, языческому, когда все было просто и честно – вот друг, вот враг, вот меч… Только бы не тошнотворное, невыносимо мерзкое настоящее!

Расцвели и обрели своего верного читателя жанры «славянской фэнтези» и «альтернативной истории», невероятную популярность завоевали «продолжения Толкина», написанные Ником Перумовым, прогремела сага о Волкодаве Марии Семеновой… Поворот от фантастики к фэнтези (литературе, ведущей свою родословную от волшебных сказок и рыцарских романов) ознаменовал собою драматический перелом в мировоззрении как писателей, так и читателей – им больше не нужны были звезды, бесславное приземление «Бурана» в ЦПКИО им. Горького убило советскую космическую мечту. Девизом литературы нового времени стал эскапизм – «побег узника из постылой тюрьмы», по выражению Толкина. Для России наступила эпоха триумфального возвращения консервативной фантастики.

(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ)

Автор: Кирилл Бенедиктов

Писатель, политолог, автор романов в жанре социальной фантастики.

Обсуждение закрыто.