« – Я отправляюсь в страну… в прекраснейшую страну на свете, в настоящую страну блаженства и безделья!
– А как называется эта страна?
– Она называется Страна Развлечений… Там не надо учиться. В четверг там выходной день, неделя же состоит из шести четвергов и одного воскресенья. … Так должно быть во всех цивилизованных странах!
– Чем же занимаются все-таки в Стране Развлечений?
– Играми и забавами с утра до вечера. Вечером ложатся спать, а на следующий день все сначала. Что ты на это скажешь?
Карло Коллоди. Приключения Пиноккио
Глубокой ночью (когда уже можно показывать населению приличные фильмы) Первый канал демонстрирует детективный сериал «Водолей», в котором достоверно воспроизведены реалии т.н. Молодёжной революции 60-х годов прошлого века, включая такое крайнее её проявление, как коммуна Мэнсона. Крайнее, но не случайное.
В целом, тогдашние события – не совсем революция (если судить «по плодам», скорее контрреволюция, причем весьма радикальная). Но то, что молодёжная – факт.
В 1960-е годы в промышленно развитых странах Запада имелись вполне объективные причины для протестов именно этой категории населения. Технологический прогресс требовал всё больше специалистов высокой квалификации, соответственно, усложнялось и растягивалось на долгие годы обучение уже не отдельных интеллектуалов, а миллионов молодых людей обоего пола; становился всё заметнее травмирующий разрыв между взрослением биологическим, юридическим и социально-экономическим. На это наслоились противоречия этнические и расовые, реакция на несправедливость колониальных войн и ещё много такого, чего тогдашний капитализм не мог (или не хотел) решать[1].
Однако осмысленные требования, связанные с организацией учебного процесса, трудоустройством выпускников e.t.c. оказались подменены своеобразным возрастным шовинизмом. Массами овладела идея особенной «молодежной культуры», самодостаточной и независимой от всего, что «навязывали» старшие; с точки зрения науки (да и обычного здравого смысла), это просто глупость: культура по определению не может принадлежать какому-то одному поколению (она есть то самое, что поколения связывает).
Революционный порыв быстро ушел в сферу досуга, в моду, в фасон штанишек и длину волосиков. Баррикады «Парижской весны» украсились весёлыми лозунгами «Дважды два – уже не четыре!», «Вся власть воображению!», «Профессора, вы устарели!», «Университеты – студентам!»
Молодежная революция победила именно в этой редакции. Нынешнее т.н. «постиндустриальное общество» сумело реализовать сюрреалистические мечтания тогдашних бунтарей. В ХХI веке валовой продукт экономики всерьёз прирастает на досуге – массовым потреблением незаработанного – а запрещать действительно запрещено, причем для защиты детей от злых родителей организована специальная инквизиция не связанная в своих действиях строгими нормами закона или бременем доказательств, но свободно реализующая «власть воображения».
А вот как выглядит штаб-квартира одной из крупнейших ТНК в Швейцарии: дети цветов были бы рады такому преображению скучного офисного быта.
«Много всякой еды, свежевыжатые соки, и все бесплатно. Завтрак, обед и ужин в форме буфета; помимо этого, круглый день – сэндвичи, йогурт, сладкое. На каждом шагу – кухни, где можно взять кофе, чай и разную еду, холодильники с напитками, спортцентр, массаж. Офис устроен следующим образом: рабочие места – это современные большие пространства с белыми стенами и компьютерами; проходя мимо них по коридору, ты безо всякого предупреждения попадаешь в комнаты, стилизованные под разные эпохи и ситуации: есть “библиотека” с диванами и столами в старинном стиле, есть “винный погреб” с бутылками от пола до потолка, есть “аэро-лонжа” с креслами и обзорным видом на крыши Цюриха в аэропортном стиле, оранжерея с настоящими деревьями и гамаками…, в коридорах расставлены маленькие кабинки в форме улиток (туда помещаются от силы 2-3 человека, можно закрыть дверь, и получаешься отгорожен от внешнего пространства), старые кабинки настоящего фуникулера (с той же целью), в столовую с любого этажа можно спуститься по большой горке, проходящей сверху донизу. Где человек работает – неважно: можно лежать в гамаке, сидеть на диване, на веранде, в кухне или расхаживать по многочисленным этажам. Загвоздка в том, что все это по-американски ненастоящее: в “библиотеке” стены уклеены фотографическими обоями с книгами, но книг там нет; в “оранжерее” из-за деревьев выглядывают искусственные головы животных; в “винном погребе” бутылки все как одна пустые. Ощущение ото всего этого жутковатое: эдакий огромный детский сад для взрослых детей, представляющий собой американскую мечту об идеальном работодателе, а в расширительном смысле – об идеальной жизни. То есть сидеть в пластиковом мире словно из какого-то дешевого кино, целыми днями что-то есть и пить (ибо доступность еды и прочих увеселений тоже способствует тому, чтобы люди сидели на работе с утра до ночи), смотреть на мелькающие экраны и считать себя счастливыми, между тем как за тобой наблюдает Большой брат» (Из архива автора).
Я бы поостерегся называть это «педократией». Несовершеннолетним, да и студентам, никто особых прав и привилегий не гарантирует. Конечно, зоосоциальный гуру Р. Докинз с готовностью включил в свой список новых заповедей, призванных заменить библейские, ещё и такую:
«Не навязывайте детям собственные идеи. Научите их думать самостоятельно, взвешивать доказательства и не бояться выражать несогласие с вашим мнением»[2].
Но мы-то с вами взрослые люди и понимаем, что формирование личности и философская дискуссия с личностью, уже сформированной – разные жанры. Профессор Докинз наверняка наблюдал в естественных условиях живых человеческих детей, а не только мифические «мемы», соответственно, он тоже должен быть в курсе, что в процессе воспитания очень многое (начиная с элементарных бытовых навыков) приходится именно «навязывать». И если родители устраняются от воспитания, это не значит, что дети будут развиваться «самостоятельно». Просто их развитием займётся кто-то чужой.
Когда в «свободной школе» первоклассник «сам решает», заняться ли ему арифметикой или ковырянием в носу, он не получает никаких дополнительных прав и свобод. Наоборот, у него отнимают завоеванное дедами и прадедами право на образование. Когда ребенок «выбирает себе пол», это бессмысленное сочетание слов на практике означает только одно: теперь взрослые компрачикосы могут его безнаказанно калечить. И ведь охотно пользуются таким дополнительным правом.
Т.н. молодёжная культура (включая рок) в последние десятилетия не только не развивалась, но, напротив, катастрофически деградировала с потерей того главного, что в ней было ценно: живой фольклорной непринуждённости. Сегодня эту культуру создают богатые и, как правило, далеко не юные господа, а потом через шоу-бизнес спускают свои разработки на места, в тысячи стандартизированных «детских садов».
По-моему, происходящее намного точнее определяется термином «инфантилизация».
Кого мы считаем взрослым?
Человека самостоятельного – что предполагает овладение какой-то профессией. К правящим классам в норме тоже относится; посмотрите, например, биографии реальных служилых людей ХVII столетия, которые оплачивали свои дворянские привилегии тяжким ратным трудом, в буквальном смысле – собственной кровью. По логике вещей, любое общество должно быть заинтересовано в том, чтобы люди взрослели. Но наш дивный новый мир всячески культивирует в своих гражданах инфантильные свойства. Самое яркое (но в то же время и самое безобидное) проявление мы имеем на общедоступном киноэкране, где господствует сказка для младшего школьного (и даже дошкольного) возраста – про рыцарей, принцесс, волшебников и чудовищ. В том, что взрослый любит сказки, нет ничего позорного, и сами сказки могут быть очень хороши (как толкиеновская эпопея про хоббитов). Однако искусство, сосредоточенное на подобной тематике, перестаёт выполнять свою важнейшую функцию: художественного отражения действительности. Нарушается один из механизмов обратной связи в обществе.
Но это, повторяю, полбеды. Или вовсе не беда (в конце концов, сказка «Аватар» содержит уроков для доброго молодца больше, чем весь претенциозный «артхаус», вместе взятый). Гораздо хуже то, что происходит в образовании.
Можно проследить по основным этапам, начиная с самого раннего. Поскольку порядок отправления естественных надобностей невозможно отрегулировать в процессе «взвешивания доказательств» (как того требуют заповеди Докинза) или непринуждённой компьютерной игре, юные постиндустриалы приучаются ходить в памперсах «чуть ли не до самой школы». Еще одна примета продвинутой педагогики: пятилетний ребенок, «беседующий с мамашей с соской во рту. Коверкая слова, малыш просто сдвигает соску в угол рта, откуда она и свисает на манер потухшей папиросы… Что до детской коляски, то одна моя русская знакомая очень метко подметила: «парню уже скоро жениться — а его все мамка в коляске катает». Это не шутка. «Мода возить детей в коляске после 4 лет набирает обороты».
Но всеобщего школьного образования никто, вроде бы, не отменял. Оговорка «вроде бы» – не случайная. Привожу описание такой школы, на которую сегодня должно равняться человечество. Развернутое – чтобы не обвинили в выдёргивании цитат.
«Нашему сыну Роману было 9 лет. Дома он только что закончил третий класс, наш переезд совпал с летними каникулами… Со слезами проводили сына в чужую непонятную школу, ожидали в конце дня запуганное и замученное дите. Но дите пришло веселое и довольное. Оказалось, что они в школе практически целый день играли, рисовали, что-то делали из бумаги, разучивали что-то, сидя на полу, в общем атмосфера комфортная…
Прошла неделя, вторая, у ребенка завелись в школе друзья, с которыми он начал общаться то по-английски, то на пальцах. Друзья весело махали ему руками из автобуса, ребенок возвращался домой с улыбкой. Когда мы спрашивали его, что он делал в школе, ответ был всегда один: играли, рисовали, пели, клеили, красили, вырезали. Мы начали беспокоиться — а где же математика, где грамматика, где школьные дисциплины? Когда начнется собственно учеба? Ведь наш сын, наверное, просто теряет время, сидя на полу и хлопая в ладоши, и отстает от своих сверстников, проходящих в это время в нормальных школах стандартную программу!
Мы поговорили с другими русскими родителями, живущими тут подольше, и получили первый удар. Оказывается, хлопанье в ладоши примерно и есть австралийская школьная программа для такого возраста. Дома Ромка каждый день по многу часов сидел в душном классе, с больной головой от нагрузки школьной программы, а потом еще корпел два-три часа дома, делая уроки… Здесь дети такого возраста в школе поют, играют и максимум, над чем напрягаются, — это таблица умножения на 2 и на 3. Не больше. Потому что на 4 и 5 — уже для детей постарше»[3]
В таком богоугодном заведении желательно мариновать юного гражданина «инклюзивно» (с умственно отсталыми сверстниками) и как можно дольше. В 18 лет (когда Александр Македонский уже войсками командовал) он будет ещё школьник, то есть сущее дитя.
Но дальше, когда среднее образование благополучно завершено – что? Наверное, всё-таки пора взрослеть, выбирать профессию и ей обучаться? Нет. Ответ неправильный. Множество учёных мужей (и дам) вам снисходительно объяснят, что вуз, в котором готовят работников – такое же устаревшее представление, как школа, куда приходят за наукой. Замшелый совок.
А в постиндустриальном обществе двадцатилетние молодые люди «еще не знают, чем будут заниматься. Выбирать профессию на всю жизнь они не готовы. Да и нет больше профессий на всю жизнь — все это осталось в двадцатом веке, даже в девятнадцатом. Ничего нет дурного в том, что человек проведет четыре года на студенческой скамье, пооботрется, приобретет простейшие социальные навыки, а потом пойдет работать продавцом. И совершенно не обязательно воспроизводить только сталинский вуз, готовящий исследователей или специалистов».
«…Задача перед вузом стоит уже другая – обучить не узкого специалиста, который соответствует конкретной технологии в конкретном узком секторе, а специалиста, который владеет важными общими фундаментальными знаниями и навыками… Довольно часто звучит, что вот человек закончил вуз, а работает не по профессии. Совершенно не очевидно, что это плохо». «Liberal Arts — это то, что сейчас называется общее высшее образование, нормальное высшее образование для человека, который профессионально не определился. Оно, безусловно, нужно. Более того, я думаю, что для значительной части студентов сейчас нужно именно это»[4].
Таким образом, высшее образование – не подготовка к профессии, а очередная разновидность ни к чему не обязывающего культурного досуга. Далее, обогатившись «общими фундаментальными знаниями и навыками» обо всём сразу и ни о чём конкретно, можно, конечно, пойти работать продавцом. Но в постиндустриальное общество завозится достаточно гастарбайтеров, чтобы магистры и бакалавры Liberal Arts не губили за прилавком своё второе, третье и т.д. детство. Им предлагаются другие, не такие скучные занятия. И зарплаты повыше, чем у продавца. Вот, например, перечень «креативных индустрий в сфере культуры», предъявленный нам Управлением государственной службы и кадров и Университетом управления Правительства Москвы.
Креативный менеджмент в сфере культуры
Гуманитарные стратегии ?и практики
Современная креативная культура
Культурная инфраструктура ?и коммуникация в Москве
Мировой опыт креативных индустрий в сфере культуры
Теория и практика социально-культурного проектирования
Анализ и консалтинг творческого производства в сфере культуры
Поскольку именно Москва показывает, как правильно вести постиндустриальное хозяйстве (здесь уже построено Сити, а скоро будет и Диснейленд) – приведу из столичной управленческой практики характерный пример специалиста, овладевшего не какими-то приземлено-конкретными, а «важными общими фундаментальными знаниями и навыками».
«Траву в городе косят для безопасности окружающей среды, — отвечает кандидат политических наук, замначальника Управления делами Департамента ЖКХ города Александр Шустров, -…В пожароопасный период некошеный газон является источником повышенной пожарной опасности. Переросшие растения могут способствовать распространению кровососущих, инфекционно-опасных насекомых — комаров, клещей, блох».
Граждане представили себе, как комары и блохи отделяются от растений методом почкования, чтобы сосать нашу кровь. Но, по-моему, еще более сильное впечатление производят «креативные менеджеры» универсального применения, готовые легко и непринуждённо руководить то образованием, то театром, то ЖКХ.
Для экономики ХХI века стала характерна покупка в кредит игрушек (от автомобилей до айфонов). Взрослый человек уподобляется невоспитанному ребенку, который остановился перед витриной, увидел там что-то блестящее и вопит «Хочу! Дай!» – не утруждая себя размышлениями, зачем это нужно, нужно ли вообще и есть ли в семье на это деньги. Сам институт семьи старательно подрывается с разных сторон. А ведь именно там должна происходить первичная социализация и усвоение (через подражание старшим) элементарных норм и социальных ролей, связанных с трудом, взаимопомощью и ответственным поведением. Заменой выступает «тусовка» сверстников, полностью сосредоточенная на том, как приятнее развлечься.
Пиноккио и его другу Фитилю, как известно, пришлось дорого заплатить за грин-карты в Страну Развлечений. В реальности она может существовать только за счет государства, при условии постоянного притока извне ресурсов (включая рабочую силу). И знаменует принципиальный разрыв, во-первых, с капитализмом, как он описан у К. Маркса и Д. Голсуорси: при всех своих пороках этот общественный строй всё-таки не был склонен к тому, чтобы специально поощрять паразитизм среди трудоспособного населения. Во-вторых, разрыв с либерализмом, который в нашей публицистике всё время обижают, применяя это слово то к М. Гельману, то к Hermitage Capital Management. Между тем, как справедливо отмечает уважаемая Domestic_lynx, «либеральная идея помещает человека и его свободу в центр земной жизни. А главнейшая составляющая свободы, её база, её корень – это свободный, инициативный труд. И полная ответственность за его результаты. Не перед начальством ответственность – перед сутью вещей. Это свобода не «от», а свобода «для».
Постиндустриальный идеал совсем другой. Подстраиваясь под него, услужливая наука готова
признать «разновидностью нормы» не только сексуальные перверсии – «чем бы дитя ни тешилось…» – но и психические нарушения, вплоть до олигофрении, которая теперь уже не болезнь, а просто «особенность», как цвет волос или форма носа, поэтому нужно заботиться не о пренатальной диагностике и профилактике, а, наоборот, о том, чтобы женщины не боялись производить на свет как можно больше таких несчастных детей, которым взросление в любом случае не угрожает. Всем остальным общество поможет его избежать.
«Инфантильный» – вроде бы, означает: похожий на ребёнка. Что в этом плохого? Христос учил быть «как дети». Но та инфантилизация, о который мы здесь говорим, не в силах остановить время или повернуть его течение вспять, да и не ставит себе подобных задач. Ни второго, ни третьего детства ни у кого в биографии не предусмотрено. Юноша не обернется снова малышом, мужчина – школьником. Но можно разыгрывать дурную пародию на то, как ведут себя дети, причем не всякие вообще, а невоспитанные, глупые, эгоистичные, категорически равнодушные ко всему, кроме собственных удовольствий.
Сергей Худиев комментирует последние новости американского правосудия: «Когда 17-летние оболтусы свидетельствуют против женщины, с которой они добровольно, охотно и неоднократно переспали, зная, что ее на основании их показаний надолго посадят, это проявление крайней подлости и жестокости».
Соглашаясь по существу, я бы добавил, что именно такие «оболтусы», не обремененные интеллектом и моралью – готовая социальная база для глобализации.
Конечно, на этом пути есть свои подводные камни. Трудно изолировать от общего разложения тех, кто должен работать по-взрослому и даже принимать ответственные решения. А это не только обслуга отдыхающих разных категорий, но и носители-разработчики уникальных технологий, и специалисты по перекачиванию ресурсов из Третьего Мира (в широком ассортименте гуманитарных технологий от ростовщичестве до прямого вооруженного грабежа).
Наконец, сама элита.
Сравнение с Рузвельтом, Черчиллем и де Голлем совсем не в пользу нынешних руководителей США и ЕС.
И это, с одной стороны, конечно, огорчает, но, с другой, – вселяет надежду, что они всё-таки немножко укололись собственным отравленным оружием, и измельчавшие величества могут не довести чёрное дело до конца.
В заключение – несколько слов о том, как Молодежная революция воспринималась в советских «кулуарах подполья». Я уже затрагивал эту тему в связи с метаморфозами группы МУХОМОР.
В 1970-е влияние «Парижской весны» и «хиппизма» оказалось довольно сильным, причём в самых разных нишах, от коммунарства (тесно связанного с официальными комсомольскими структурами) до т.н. центровой урлы. Что касается рок-музыки, изначально она у нас, как известно, носила подражательный характер и воспринималась как ритмичный фон к вечеринкам и вечерам отдыха, соответственно, была самым естественным образом привязана к определённому поколению.
Представление, что у молодых своя церковь, а у старших – своя, легко распространялось в тогдашних аудиториях, но ни к чему всерьёз не обязывало, потому что нашей молодёжи с утра (после танцев) всё равно приходилось идти не в коммуну, а на работу или на занятия – за вычетом вовсе уж асоциального элемента, который был немногочислен и творчески довольно неоригинален. Любая попытка создать что-то своё, художественно ценное неизбежно разбивала рамки «молодёжной культуры», ведь оригинальность могла питаться только местными традициями, унаследованными от прежних поколений.
Отсюда полемика в самиздате начала 80-х годов: с одной стороны, Артём Троицкий, глумившийся над «нетленным наследием всевозможной Окуджавы»[5] , с другой – его питерский друг Борис Гребенщиков, который называл того же Окуджаву (а также Клячкина и Вертинского) среди источников вдохновения[6].
В середине десятилетия равновесие очевидным образом сместилось в сторону самобытности: «над нашей Северной Пальмирой взойдёт звездою русский рок» (Ю. Шевчук). Башлачева тот же Троицкий оценивал не по моде и фасону, а по существу. Однако дальнейшее развитие было прервано, в конце 80-х то, что осталось от нашего рока, интегрировалось в шоу-бизнес, а вскоре и вся «бывшая» страна – в «мировое сообщество». Которое как раз в это время переформатировалось из капитализма в то, что мы описывали выше.
Насколько глубока и фатальна наша туда интеграция – скоро узнаем.
[1] Подробнее – см. в юбилейной (к 40-летию «Парижской весны») статье автора этих строк «Цветочки и ягодки». См.: Смирнов И. Цветочки и ягодки. К 40-летию «Молодежной революции» // «Россия – XXI», 2008, № 3. К вопросу о надёжности цифровых носителей по сравнению с традиционными: ещё недавно статью можно было отыскать по нескольким электронным адресам, теперь только на бумаге.
[2] Докинз Р. Бог как иллюзия. М.: КоЛибри, 2010, с. 371.
[3] Замечательный педагогический опыт распространяется в России под заголовком «Австралийская школа позволяет детям быть детьми» через «научную газету» «Троицкий вариант». Это издание известно героической борьбой за научное просвещение вообще и за фонд Д.Б. Зимина «Династия» в частности.
[4] Так уж получилось, что из трёх процитированных апологетов «социальной адаптации» под вывеской вуза двое представляют профессуру ВШЭ, один – РГГУ.
[5] Дядюшка Ко (Троицкий А.К.) Песни городских вольеров // «Ухо» № 1, апрель 1982 г.
[6] Правдивая автобиография АКВАРИУМА // «Зеркало» № 2, М.: МИФИ, Рокуэлл Кент, апрель 1981 г.
