Среди многоголосья отзывов о посвященном Вадиму Цымбурскому выпуску «Тетрадей по консерватизму» прозвучало и веское мнение очень уважаемого мною Ильи Смирнова, постоянного автора Русской Idea. Вкратце (в данном случае это стремление не к вольному изложению мнения визави, а лишь к сокращению объема заметки) его позицию можно изложить так: геополитика – сфера донельзя циничная, отдающая вульгарным материализмом, и все ее отечественные адепты XIX века формулировали свои воззрения в нехристианском, а то и антихристианском ключе. Илья Викторович небезосновательно утверждает, что сам Вадим Леонидович со временем пришел к аналогичному выводу. Таким образом, я, решив поспорить, сталкиваюсь с вдвойне сложной задачей, ведь у меня в оппонентах сразу два авторитета, покойный Цымбурский и живой-здравствующий, но никак не менее заслуженный Смирнов. Что ж, все равно попробую! Изложу два тезиса, внешне немного противоречащих друг другу, но на деле вполне взаимосвязанных.
«Царство мое не от мира сего», «Богу Богово, а кесарю кесарево», «Град Земной и Град Божий» – этими евангельскими цитатами и святоотеческими формулировками, увы, часто пытаются оправдать всевозможные мирские негодяйства, отчего они не становятся более оспоримыми. Божье Царство на земле и вправду построить невозможно, причин чему множество, и главнейшая из них – грехопадение наших первопредков Адама и Евы. Поэтому Господом допущена государственная власть, которая призвана не строить земной Рай, но хотя бы не допускать Ада, если же власть христианская – проводить по возможности максимально соответствующую библейскому духу внутреннюю и внешнюю политику. Когда-то это понимание у европейских государей присутствовало, со временем же они стали скатываться в голый секулярный прагматизм. Россия оставалась едва ли не последним островком относительного идеализма. Недавно много ироничных откликов вызвало адресованное Порошенко предложение главы ЛНР Плотницкого – решить конфликт Киева и Донбасса на личной дуэли. Но ведь это калька с идеи Павла I, согласно которой монархи должны разрешать конфликты именно таким образом, без вовлечения мирного населения и даже профессиональных армий. Кстати, потом эту же мысль вложил в уста одного из своих героев Ремарк, в гуманизме и пацифизме которого сомневаться не приходится:
«В противоположность Кату Кропп – философ. Он предлагает, чтобы при объявлении войны устраивалось нечто вроде народного празднества, с музыкой и с входными билетами, как во время боя быков. Затем на арену должны выйти министры и генералы враждующих стран, в трусиках, вооруженные дубинками, и пусть они схватятся друг с другом. Кто останется в живых, объявит свою страну победительницей. Это было бы проще и справедливее, чем то, что делается здесь, где друг с другом воюют совсем не те люди.» («На Западном фронте без перемен»)
Наследники Павла были вполне его достойны. Александр I, получив от Наполеона послание с текстом секретного договора Англии, Австрии и двора Бурбонов, направленного против России, показал его главному инициатору сей коалиции Меттерниху и тут же разорвал со словами: «Это уже не имеет значения, нас ждут великие испытания». После победы над корсиканцем Александр же стал инициатором своеобразной Лиги христианских монархов – Священного союза. Относительно брата и преемника Благословенного монарха, Николая I, Евгений Тарле в монументальной советской «Истории дипломатии» рассказывал презабавный случай: на одном из дипломатических приемов царь начал рассказывать османскому послу, что желает всяческого добра его стране и поэтому советует султану…принять христианство. Действительно, по тем, уже донельзя меркантильным временам анекдот и есть. Последствия, правда, были совсем не анекдотическими, через четверть века Россию предали все ее союзники по Священному союзу, вставшие на защиту так и не принявших христианство османов.
Тут-то самое время выдвинуть гипотезу, что и русские после Крымской войны решили впредь тоже руководствоваться исключительно голым или, как минимум, полуобнаженным прагматизмом. Но и это не так. Все процитированные Смирновым геополитические мыслители (Данилевский, Тютчев, Фадеев и другие) придерживались мнения, которое если и озвучивали нечасто, то лишь по причине его казавшейся самоочевидности: неприкосновенность границ, экономическая, демографическая и военная безопасность, поддержание и увеличение влияния России, являющейся Третьим Римом и препятствующей наступлению последних дней рода людского Катехоном, суть безусловно христианская цель и задача.
Да, в общем-то, даже такое, ценностное лишь опосредованно значение из всех наших завоеваний XIX века имела только Средняя Азия. Все остальные трофеи обуславливались более высокими мотивами либо были из серии чемодана без ручки, который нести тяжело, а бросить жалко. Кавказ усмиряли ради устранения зоны хаоса и нестабильности, отделявшего от России добровольно попросившуюся в ее состав христианскую Грузию. Польша в течение ста лет была предметом постоянной головной боли, который по окончанию Первой мировой планировали отпустить в самостоятельное, пусть и дружественное плавание, объединив с польскими землями Австро-Венгрии и Германии. Финляндия, те же сто лет находившаяся с короной Романовых в достаточно формальной унии, имела права и свободы, о которых не помышляли жители большинства независимых на тот момент государств, не говоря уже о русской метрополии. Это, кстати, характерная черта для уникальной Российской империи, где национальные окраины всегда жили вольготнее, богаче и свободнее центра. Ничего подобного искусственной организации голода и разорения традиционных ремесел (Британская Индия), отрубанию рук нерадивым работникам (Бельгийское Конго) и почти повсеместному геноциду местного населения (Германская Юго-Западная Африка, ныне Намибия) у нас и помыслить было нельзя. Потому и оставались русские монархи в дружной европейской семье с клеймом «слегка блаженненьких». Когда уже в самом конце века Николай II предложил провести конференцию по разоружению, кайзер Вильгельм с той же нумерацией сказал в кулуарах: «Я поддержу Ники, лишь чтобы он не выглядел полным дураком перед Европой, но полагаться буду все равно на свой острый меч».
Но, может быть, какие-то из замышлявшихся, но в итоге не свершившихся приобретений имели дарвинистскую подкладку, хищную, урчащую и чавкающую? Опять нет. Взять самого смелого и масштабного из наших «маккиндеров», по совместительству великого поэта Федора Ивановича Тютчева. Какие у него были амбиции? Славянские земли Восточной Европы и Балкан? Так это собирание братских народов в пределах одного государства. Константинополь? Тут все понятно и грезилось задолго до Тютчева, Второй Рим воссоединяется с Третьим. В ту же копилку и мечты о «граде Петровом», сиречь первом и непосредственном Риме, том, что на реке Тибр. Этим же мотивом восстановления христианского единства обуславливались и более поздние проекты установления протектората над османским Ближним Востоком. Тогда (при условии реализации и тютчевских желаний) все пять исторических Церквей – Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, Константинопольская, Римская – оказывались бы в составе одной христианской империи.
Что еще? Аляску продали из-за нараставших проблем с логистикой. В Африку, за исключением авантюры казака Николая Ашинова у берегов Французского Сомали (сейчас – Джибути), не лезли. Устанавливали связи с Абиссинией, но, опять же, в первую очередь, как с христианским государством. Наибольшие вопросы у Ильи Викторовича Смирнова вызвали агрессивные планы насчет Китая. Но и здесь на самом деле преобладали мотивы защиты христианского мира от эвентуальной «желтой» экспансии в будущем. Об этом, в частности, писал Лев Тихомиров во время восстания боксеров, предлагая разделить Империю Цин между европейцами пусть даже в ущерб себе.
Является ли такое целеполагание соответствующим христианским ценностям? Можно спорить. Я и сам могу найти не одно место в Библии и у Отцов Церкви, формально свидетельствующее, что нет, не является. Читатель при желании обнаружит их без особых усилий. Я же вместо этого приведу один из моих любимых анекдотов.
Во время службы к батюшке подходит человек и отвешивает ему оплеуху.
– Батюшка, сказано ведь в Священном Писании, если ударят тебя по одной щеке, то подставь другую.
Батюшка вполне себе крепкого телосложения валит ответной оплеухой мужчину с ног.
– Сын мой, сказано ведь в Писании и другое, какою мерою меришь, такой и тебе отмерено будет.
Прихожане волнуются, спрашивают друг друга, что происходит.
– Толкуют Писание! – уважительно комментирует дьяк.
(Отмечу попутно в скобках: незлобивый юмор о религии и священниках – нынче, увы, почти утерянный жанр.)
Илья Викторович и сам, возможно, не замечая того, пускается в увлекательную игру «перетолкуй Писание». Он, поддерживая возвращение Крыма в родную русскую гавань, бросает упрек носителям геополитического мышления: считаете, поди, что слишком поздно, можно было раньше, загодя? Лично я отвечу утвердительно – да, можно было. Но разве дело в геополитике, во всяком случае – в одной лишь ней? В Крыму, на Донбассе и других территориях Юго-Востока б. Украины живут русские люди православного вероисповедания и культуры. Им, очевидно, был тягостен гнет во многом чуждого им государства. Попытки устранить этот гнет, становившийся с каждым годом все тяжелее, предпринимались и в 1994, и особенно в 2004 году. Приход же к власти вскормленных европейским печеньем господ с Майдана грозил печальными последствиями русским православным жителям Юго-Востока уже не только как русским и православным, но и просто как людям. Так почему бы не позаботиться о ближних своих заранее? Из уважения к суверенитету, незалежности, территориальной целостности и Большому договору с Беловежским пактом впридачу? Но это вещи, о которых в Писании не сказано ни слова, а слепая приверженность им отдает язычеством.
Данная нам в ощущениях мировая политическая реальность – это хаотичный набор мелких разрозненных элементов мозаики, где христианские, исламские, светско-гуманистические и моральные кусочки перемешаны с прагматичными, циничными и порой даже богоборческими. Вряд ли реально составить из них два разных рисунка, один полностью и безукоризненно морально-христианско-бессребренический, другой алчно-утробно-дарвинистский. Но правильно понятая и опирающаяся на высокие ценностные ориентиры геополитика дает возможность хотя бы приблизиться к приемлемому уровню положительной однотонности картины.
