Гость РI – известный социолог, руководитель ВЦИОМ Валерий Федоров. Сегодня этот влиятельный социологический центр опубликовал очередной замер общественного мнения по поводу отношения россиян к политике Президента РФ Владимира Путина. Прежние высокие цифры не снизились: Путина поддерживают сегодня около 88% жителей нашей страны. Очевидно, тем не менее, что так называемое «путинское большинство» – сложносоставное явление, его представители занимают разные позиции по отдельным вопросам развития нашей страны. Что же лежит в основе консенсуса, объединяющего подавляющее большинство жителей России? Внешняя или внутренняя политика? Как сложное «путинское большинство» оценивает состояние дел внутри нашего Отечества?
Последний вопрос получает все большую актуальность в связи с предстоящими в 2016 году выборами в Государственную Думу, которые неизбежно привлекут внимание к экономическим и социальным проблемам России. Обсуждения внутренней политики не избежать ни одному кандидату в депутаты. Если Путина, условно говоря, поддерживают в равной мере и левые, и правые, смогут ли представители этих сил, единые в своем одобрении государственного курса, всерьез бороться друг с другом на выборах в Думу? И не возникнет ли в таком случае у тех, кто будет вести за собой большинство, соблазн оказаться «по ту сторону правого и левого» и занять неопределенно-центристские позиции? Чем тогда окажутся выборы 2016 года – общенациональным референдумом по поводу «крымской» и «посткрымской» политики государства, или же выражением отношения избирателя к экономическому курсу правительства? Об этом ответственный редактор Русской Idea Любовь Ульянова побеседовала с Валерием Валерьевичем.
Любовь Ульянова
Уважаемый Валерий Валерьевич! В последнее время социологи знакомят нас с огромными цифрами поддержки Владимира Путина, показатели которых непрерывно растут. Тем не менее, довольно редко можно прочитать анализ этих цифр. Что представляет из себя «путинское большинство»? О поддержке каких сторон политики президента идет речь?
Валерий Федоров
Для начала отмечу: на мой взгляд, термин «путинское большинство» сейчас уже утратил смысл. Если рейтинг 90%, то это большинство – тотальное. При этом до выборов президента еще два с половиной года. В повестке дня – выборы парламентские. А в них президент не будет участвовать напрямую. Более того, ЕР, скорее всего, не получит даже разрешения использовать его изображение. ЕР пойдет на выборы под руководством Дмитрия Медведева. Значит, путинское большинство не будет участвовать в выборах 2016 года как целостность, как тотальность. Поэтому сам термин я бы отставил в сторонку. Он нерелевантен по отношению к политической конъюнктуре 2016 года. «Путинское большинство» – это термин из начала нулевых, когда именно Путин инициировал создание партии ЕР, возглавлял ее список и шел от нее на выборах президента. Но это осталось в прошлом. Сегодня конструкция совершенно другая. Есть ОНФ, надпартийная организация. Путин взаимодействует напрямую с ней. ЕР превратилась в организацию, чьим лидером является Дмитрий Медведев. Именно эта организация и будет участвовать в выборах 2016 года. Сегодня о «путинском большинстве» можно говорить только литературно, поэтически или пропагандистски. Научно же можно говорить об «антипутинском меньшинстве», о тех 10-15% избирателей, которые Путина не любят, не одобряют и не доверяют.
Любовь Ульянова
И, тем не менее, какие аспекты политического курса поддерживают эти 90 %? В первую очередь, внешнюю политику? Как сказали бы американцы, Путин – это президент внешней политики?
Валерий Федоров
Человека трудно распилить пополам. Люди поддерживают не внешнюю политику, а Путина. Персонально. Другое дело, что последние годы Владимир Путин совершал крупные действия именно на внешнеполитическом пространстве. В то время как экономика делегирована правительству, а внутренняя политика как таковая почти исчезла. Если Путин вернется во внутреннюю политику, что вполне возможно, и тем более в экономику, то людям придется определяться – устраивает ли их его новый курс? Пока же Путин концентрируется на вопросах глобальной повестки. Он стал олицетворением российской мощи, самостоятельности, независимости, суверенности. В каком-то смысле можно согласиться с Вашим тезисом: эти ввысоке цифры свидетельствуют об одобрении российской политики в международном пространстве, а не каких-то мелких вопросов внутриполитического характера.
Любовь Ульянова
Существуют ли социологические исследования, описывающие это большинство?
Валерий Федоров
Его невозможно исследовать. Когда поддержка составляет 90 %, исследовать нечего. Можно исследовать 10 %, не входящих в этот консенсус.
Любовь Ульянова
И кто же эти 10%?
Валерий Федоров
Это люди, у которых нет своего политического представительства. Путина они своим представителем не считают. Они не доверяют Путину, никогда не будут за него голосовать. Но внутренне они не едины, это такой коктейль, салат из тех, кто не любит не только Путина, но и других «путинцев», как правило, тоже. В этом салате более или менее выделяются два полюса. Это либо люди принципиально западнических убеждений, для которых Путин ненавистен как «антиевропеец», «антизападник», «сталинист», «почвенник» и прочее – либо, наоборот, ортодоксальные коммунисты из разряда «верните нам СССР с гарантированным социальным обеспечением, бесплатным образованием и здравоохранением, со стопроцентной занятостью, бесплатным жильем!» Есть и жесткие русские националисты, для которых Путин – предатель нации, агент мирового капитализма и сионизма. Как правило, это люди либо крайне малообеспеченные, либо наоборот очень богатые. Конечно, есть там и люди среднего достатка, какая-то часть интеллигенции, которая европеизирована, космополитизирована и считает, что Путин ведет нас в глухую Азию вместо того, чтобы во всем следовать западным векторам и стандартам. Единственное основание для объединения этих 10% – их нелюбовь к Путину. Других оснований для объединения у них нет. Поэтому как единая политическая сила они действовать могут только до тех пор, пока у них есть общий враг. Можно вспомнить Болотную, когда вместе выступили националисты, западники-либералы, коммунисты-леваки. Все, что их объединяло – это стремление раскачать ситуацию и сбросить Путина. Если бы им это удалось, на следующий день они начали бы друг друга мочить до потери пульса.
Любовь Ульянова
На какие ценности ориентируется большинство? Существует точка зрения, что это, в общем, державники. Можно ли отличить сознательных путинистов от конформистского «болота», которое поддерживает власть, потому что она власть?
Валерий Федоров
Государство является безусловной ценностью для огромного большинства россиян. Причем не просто государство, а государство сильное и суверенное, проводящее независимую политику, не позволяющее никому диктовать свою волю. Под «никому» в данном случае имеется в виду США. И эта установка, вероятно, единственное, что на самом деле объединяет это гигантское большинство в единое политическое целое. Кроме, естественно, самого Путина… А дальше возникает вопрос конкретной программы, конкретного набора действий, выбора среди огромного числа развилок, которые стоят перед страной. И тут у нашего 90-процентного большинства нет и не может быть никакой общей позиции. Тут одни – за рынок, другие – за план, третьи – за нечто смешанное. Одни – за прогрессивный налог, другие – за плоский, третьи – за какую-то переходную форму. В путинском большинстве можно выделить сторонников ЕР, которые пытаются совмещать призрак советского величия во внешней политике с более современной рыночной парадигмой в политике экономической и социальной. Но здесь же и коммунисты, для которых проводимые правительством Медведева реформы здравоохранения и образования – это предательство и «чубайсовщина». Здесь же и СР, которые пытаются совместить несовместимое. Здесь же и ЛДПР – квази-националисты с лозунгом «мы за бедных, мы за русских». Что же всех их объединяет? Только поддержка Путина, доверие к Путину, уважение к Путину за то, что он поднял Россию с колен, никому не позволяет возить нас «фейсом об тэйбл» и смело бросает вызов гегемонии США.
Любовь Ульянова
Есть ли у этого большинства региональная определенность? Насколько оно равномерно распределено по территории России? Можно ли теперь сказать, что после Крыма и Сирии к этому имеющемуся политическому большинству окончательно присоединились обе столицы, что эта «Россия-1» перестала быть оплотом протестного меньшинства?
Валерий Федоров
Даже с учетом того, что позиции Путина в двух столицах резко усилились, все равно максимальное количество его оппонентов сосредоточено именно здесь. Пусть их уже и не 600 тысяч, как проголосовало за Навального на выборах мэра Москвы в 2013 году. Наверное, сейчас бы за Навального проголосовало гораздо меньше. Но даже если их осталось 200 или 300 тысяч – все равно это гораздо больше, чем в любом другом городе России, включая Петербург. Потому что именно здесь население наиболее зажиточное, наиболее космополитичное, глобализированное, вестернизированное, финансиализированное. Оно в наибольшей степени связано с Европой и Америкой и родственными связями, и информационно, и образом жизни, стандартами потребления, взглядами и жизненными устремлениями.
Любовь Ульянова
То есть основная оппозиция Путину сосредоточена только в столицах?
Валерий Федоров
Оппозиция – это политический термин, а не социологический. Политической оппозиции Путину сегодня не существует, по крайней мере, через наши оптические приборы разглядеть её практически невозможно. Из 77 зарегистрированных партий и 14, которые примут участие в думских выборах 2016 года, ни одна антипутинская партия пройти в парламент шансов не имеет. Так что оппозиции нет, но есть антипутинская социальная среда.
Любовь Ульянова
И что представляет собой эта социальная среда?
Валерий Федоров
Если же говорить о ней как о среде, то она живет прежде всего в соцсетях, в основном, в Фейсбуке и на сайтах «Эха Москвы», «Новой газеты» и пары других маргинальных изданий. Территориально же она размазана тонким слоем, разбросана по всей стране. Антипутинцев вы найдете в любом областном центре, хотя в райцентре – уже вряд ли. Численно эта среда чуть более плотна в городах-миллионниках. Для политической мобилизации этой среды, её усиления за счет других сред будущей политической оппозиции, вероятно, следует выдвинуть какие-то заземленные сюжеты, не связанные с темой международного величия России и осуждением внешнеполитического курса Путина. Например, в Москве это могут быть сюжеты парковок, ограничения прав автомобилистов, стройки, расходов московского бюджета и тому подобное.
Любовь Ульянова
Получается, что оппозиции не нужно критиковать Путина?
Валерий Федоров
Повторяю, ресурс мобилизации оппозиции лежит не в плоскости критики Путина, а в плоскости критики конкретных местных властей – по финансовым, коррупционным, экономическим, социальным и прочим основаниям. Скажем, размер налога на ремонт ЖКХ. В Москве он составляет 27 рублей. Москва, конечно, самый богатый город, но и бедных людей здесь, как в любом богатом городе, огромное количество. Вот вам и стратегия для будущей оппозиции: не пытаться породить системную альтернативу Путину, тем более на том поле, где он безусловно силен (это мировая политика), а бить в мелкотемье, в местную и региональную повестку дня. Самое сладкое пропагандистски, но одновременно и самое опасное здесь – это выбивать подпорки из-под того слоя муниципального регионального чиновничества, которое крайне коррумпировано, проникнуто клановым духом, где все друг другу жены, племянники, кумовья, и руки по локоть в финансовых потоках. Они давно разучились – а кто-то никогда и не умел – советоваться с людьми, спрашивать их мнения, состязаться в жанре публичной политики. Они привыкли прикрываться фигурой Путина, которая защищает их как щит от народного гнева. Их оппозиция и может наметить своей мишенью. Только вряд ли она на это решится – ведь люди это крайне неинтеллигентные, могут и арматурой задеть, и в лес на недобровольную прогулку вывезти, за ними не заржавеет.
Любовь Ульянова
Означает ли это регионализацию проблематики предстоящих выборов? Что региональные проблемы будут волновать не только 10%, а сама повестка выборов будет не федеральной, а региональной?
Валерий Федоров
Регионализация повестки уже произошла. Но все-таки выборы 2016 года – выборы федеральные. Невозможно, выбираясь в Государственную Думу Российской Федерации, говорить только о том, что ты починишь дорогу через канаву или построишь школу. Такая стратегия возможна только для кандидатов-одномандатников.
Любовь Ульянова
Но их на предстоящих выборах будет половина.
Валерий Федоров
Однако любой кандидат-одномандатник, который приходит со своей повесткой в Госдуму, не сможет ничего сделать, если останется один. Он сможет оказывать какое-то влияние, в том числе выбивать деньги под выполнение своих обещаний конкретному избирателю конкретного округа, только если он примкнет к какой-то фракции, прибьется к какому-то берегу. Естественный центр притяжения здесь – самая крупная партия, ЕР, имеющая влияние на бюджет, правительство и проч. А вот на основании чего будут объединяться одномандатники вокруг КПРФ и так далее? Здесь, очевидно, есть верхушка айсберга, а есть подводная часть – клановые связи, негласные договоренности, перекупка голосов. Это все, конечно, будет. На этом построена политика в любой демократической стране.
Любовь Ульянова
А что такое верхушка айсберга?
Валерий Федоров
Верхушка айсберга – это некоторые общие идейные мировоззренческие установки, без которых ни одна партия не может существовать. Поэтому одномандатникам все равно придется выдвигать какие-то общие идейные тезисы, как-то себя маркировать, идентифицировать в идейном поле. И они, скорее всего, будут идентифицировать себя с одной из нынешних парламентских партий. Их 4. Из оставшихся 70 с лишним партий – а большинство из них даже не примет участия в выборах благодаря своей бездеятельности в последние годы – пойдут на выборы всего 10. Итого – 14 партий. Какие у непарламентских партий шансы преодолеть 5 % барьер? Никаких. Соответственно, их представители будут бороться за несколько одномандатных округов. Возможно, по одному из московских округов как одномандатника выберут Явлинского. Что он будет делать в Думе? Будет сидеть на приставном стульчике и ездить по международным форумам. Так что на федеральных выборах «регионализация» не может быть и не будет тотальной. Хочешь или нет – придется заявлять общефедеральную программу. И с этой точки зрения возможны две стратегии. Первую будет отрабатывать ЕР: мы – за Путина, мы все должны сплотиться вокруг нашего вождя в тяжелой ситуации глобального и экономического кризиса, давления на Россию. Вторая стратегия, которую возьмут на вооружение другие парламентские партии: мы тоже за Путина, но те, кто сейчас в правительстве, работают на самом деле не на народ, а на себя любимых, а то и хуже – на врагов России. Поэтому надо их сбросить, правительство поменять, а для этого – проголосовать за нас, а не за ЕР.
Любовь Ульянова
Могут ли эти тезисы быть не просто заявлениями, а отражать некую альтернативную повестку? Есть ли вообще альтернативная правительственному курсу программа, которую можно было бы взять на вооружение? Глазьева, скажем?
Валерий Федоров
Конечно, никакой альтернативной программы нет. Чтобы была альтернативная программа, нужны альтернативные экспертные аналитические центры. А таковых практически нет. Даже у Кудрина их нет! У нас в принципе их очень мало. Те же, которые есть и могут что-то сделать, работают на правительство. Вот Глазьев – человек известный, авторитетный, статусный. Но у него тоже нет никакой команды! Это всё одиночки. Поэтому никакой альтернативной программы не будет. Но она и не нужна! Ведь по нашей конституции партии не формируют правительство – Правительство формирует президент. Поэтому все, что нужно партиям – это несколько ярких лозунгов, которые попадают в повестку обычных людей. Для СР, например, это проблемы ЖКХ.
Любовь Ульянова
То есть социальные аспекты экономической политики?
Валерий Федоров
Безусловно. Пенсионный возраст. Правительство признало, что мы не сможем избежать его повышения. И это может стать хорошим поводом для критики. Другой момент: по итогам этого года экономический рост будет минус 4%. Что будет в следующем – неизвестно. В лучшем случае – депрессия и стагнация. Поэтому только ленивый не будет пинать правительство. Будут говорить, что правительство делает хуже для всех – и для рабочих, и для крестьян, и для предпринимателей. Создается большое пространство для конкуренции «рецептов спасения»: финансовых, налоговых. Кто-то, скорее всего, эсеры, потребует введения прогрессивного подоходного налога вместо плоской шкалы налогообложения, чтобы наполнить бюджет. Кто-то будет говорить о необходимости высвобождения инициативы предпринимателей – потому что экономический рост возможен только тогда, когда предприниматели будут чувствовать себя уверенно. Об этом будут говорить центристы, правые, либералы…
Любовь Ульянова
Но сможет ли сформироваться реальная альтернативная программа нынешнему курсу?
Валерий Федоров
Ну а откуда ей взяться? Думаю, в этом смысле максимальный эффект от выборов может состоять в сигнале Путину о необходимости сделать точечные замены в экономическом и социальном блоке правительства. Скажем, в РСПП или «Деловой России» есть альтернативные идеи и отдельные люди, но даже для них сделать целостную, реалистичную программу – непосильная задача. Основные экспертные силы работают в правительстве, ЦБ, РАНХиГС, Вышке, десятке экспертных центров внутри и вокруг этих столпов экономической мысли. Только там есть специалисты достаточной квалификации,способные формулировать правительственную программу не в жанре лозунгов… Так что на выборах будет множество рецептов разной степени безумия. Максимум, чего можно будет добиться –это, чтобы экономический и социальный блок правительства выглядел несколько иначе, чем нынешний. Там есть ряд очевидных кандидатов на замену.
Любовь Ульянова
Возможно ли к началу 2016 года или в принципе в ближайшее время возникновение некого политического объединения, которое попытается аккумулировать воедино все сегменты большинства, о котором мы говорим, – условно, мега-Единая Россия?
Валерий Федоров
Вряд ли. Осталось слишком мало времени. График выборов, политический календарь уже сформирован. Сломать его могут только «черные лебеди» – непредвиденные события, наподобие терактов в Париже, которые уже почти поломали геополитическую ситуацию последней пары лет… Но какой смысл их прогнозировать, раз они все равно непредсказуемы? Второй источник неопределенности – это отсутствие политического представительства у 10, максимум 15 % россиян. С одной стороны, самых левых, с другой стороны – самых забубенно-либеральных, прозападных сил. История «Правого дела» бесславно завершилась, их место заняли безвестные спойлеры. Сохранилось «Яблоко» – традиционный неудачник последних 15 лет. Если вместо невнятного Митрохина вернется Явлинский, они наберут 2-3%, вряд ли больше.
Любовь Ульянова
Вы сказали, что путинское большинство – это ОНФ. А ЕР в эту кампанию напрямую связана с Медведевым. Можно ли сказать, что предстоящие выборы – это проверка правительства, его экономического курса?
Валерий Федоров
Безусловно, выборы – это проверка для ЕР как правящей партии, для правительства, у которого есть мандат только благодаря доминированию в парламенте ЕР. Если бы в Думе доминировали коммунисты, СР или ЛДПР, такое правительство было бы невозможно. Никакая другая партия не согласилась бы на такой состав правительства. Особенность же положения ЕР в том, что она имеет все минусы правящей партии, но не имеет ни одного плюса! Она голосовала за правительство, потому что так сказал Путин. Она голосует за законы, предложенные правительством, но практически не может влиять на их содержание… Кто еще на такое согласится? И, конечно, выборы – это испытание персонально для Медведева. Если ЕР хорошо выступит на выборах, значит, он получит все шансы стать премьер-министром на следующий срок и сформировать собственное правительство. Если ЕР выступит хуже планируемого, то, по всей видимости, Медведев получит мандат на премьерство, но состав правительства будет сильно переформатирован. Туда войдет целый ряд людей, которых нельзя отнести к его команде. Если же ЕР выступит совсем плохо… Тогда вам нужно обратиться с вопросами на этот счет к политологам и кремленологам! Но мы, социологи, изучая настроения нашего общества, пока такую вероятность оцениваем как весьма невысокую.
