Опыт успешной кооперации между Белоруссией и Россией имеет возраст в несколько столетий

Любовь Ульянова

Уважаемый Кирилл Евгеньевич! 11 октября состоятся выборы президента Республики Беларусь. Отличаются ли эти выборы чем-то от предыдущих?

Кирилл Коктыш

Это первые выборы, которые будут проходить в условиях экономического спада, а не подъема. В предыдущие годы у власти перед выборами, как правило, получалось улучшать уровень жизни населения, поднимать зарплаты. А сегодня этого нет. Из-за падения российского рубля снизились доходы, которые извлекались из торговли с Россией. Из-за падения цен на нефть произошло падение доходов от торговли с Западом. В итоге общие доходы от экспорта упали где-то процентов на 30. Это порождает свои следствия.

Любовь Ульянова

Тем не менее, победителя этих выборов можно назвать уже сейчас?

Кирилл Коктыш

На фоне других кандидатов Лукашенко, который просто предлагает сохранение статус-кво, выглядит очень убедительно. Надо учитывать тот факт, что украинские события, с одной стороны, и противоречивая позиция Европы – с другой, фактически оставили белорусскую оппозицию без какого-либо содержательного предложения. Ей сейчас достаточно тяжело что-нибудь сделать, потому что и общедемократическая повестка дня, и движение в Европу стали попросту неинтересны. Что порождает уже вполне экзистенциальные вызовы: оппозиции придется бороться за элементарное сохранение своей политической ниши.

Любовь Ульянова

Прозападная оппозиция в Белоруссии была более серьезной политической силой до украинских событий, чем сейчас?

Кирилл Коктыш

Она была чуть более серьезной. Белорусская оппозиция – явление специфическое, несмотря на наличие в своих рядах вполне разумных людей она сама за много-много лет сделала немало для того, чтобы оказаться в сегодняшнем незавидном положении. Например, несмотря на более чем десятилетние разговоры, так и не породила собственного экономического программного предложения, соответственно, и политическое предложение свела не более чем к декларативным лозунгам. Но тем не менее, до сих пор оппозиция традиционно контролировала до 12 – 15 процентов. А сейчас она находится в гораздо менее благоприятной роли. И это печально.

Любовь Ульянова

Для кого?

Кирилл Коктыш

Для всех! Оппозиции неприятно терять свой электорат. А власти совершенно неприятно терять оппозицию, тем более в ходе выборов, в отношении которых Запад начал думать, не признать ли их легитимными: в случае ухода оппозиции в политическое небытие обвинение в недемократичности не будет смотреться уже абсурдно. Да и вообще для любой власти привычная слабая оппозиция – это очень хороший рациональный выбор. Такая оппозиция не прыгнет выше головы, но при этом занимает нишу, не давая вырасти никакой альтернативе себе. А вот новая и непривычная оппозиция – это всегда вызов.

Любовь Ульянова

Видите ли Вы перспективы такого политика как Татьяны Короткевич или это очередной кандидат-спойлер?

Кирилл Коктыш

Что значит спойлер? Политик может начинать в нише спойлера, а потом вдруг стать вполне самостоятельной политической фигурой – как, например, это сделал в свое время Владимир Вольфович. Я против этой терминологии. Просто есть законы вхождения в жанр, в политическое пространство – и сейчас тот момент, когда впечатление строится на основе сказанного вами «здравствуйте», которое, возможно, получилось и не самым удачным в вашей жизни. Потенциал у Короткевич есть, и он выходит за рамки выборов – у нее есть шанс стать политическим событием года так на три. При этом многое будет зависеть от ее способности расти – пока ряд озвучиваемых вещей еще недодуман и сыроват.

Любовь Ульянова

Возможно ли в Белоруссии повторение украинских событий, возникновение своего рода белорусского майдана? В том числе по причине появление и роста антирусских настроений, в том числе – в области исторической памяти? Последние годы в Белоруссии появляются публикации, в которых Россия называется оккупантом территории современной Белоруссии, популяризуется версия развития белорусской государственности в рамках Великого Княжества Литовского, так называемое «литвинство».

Кирилл Коктыш

Во-первых, все не совсем так, а где-то – и совсем не так. Начнем с «литвинства». В отношении него существует как ряд «страшилок», на которых с огромной охотой, вследствие простоты интерпретации, спекулирует ряд российских, главным образом, экспертов, так и крайне слабо вовлеченные в совместный оборот пласты исторической памяти белорусского и российского народов. Это две, и крайне слабо между собой сопряженные реальности. Историческая реальность – это крайне плотная и взаимовыгодная кооперация Великого Княжества Литовского и Московии с глубоким разделением труда: в российских таможенных книгах XVII века сообщается о 150 видах товаров, поставлявшихся из ВКЛ как в виде готовых изделий, так и полуфабрикатов. При этом и аристократические роды теснейшим образом переплетались: от сына князя Ольгерда с гордостью выводили свою родословную один из «отцов» евразийства князь Николай Сергеевич Трубецкой, литвинское происхождение имели роды Достоевских, Норбутов, Семашек, Соллогубов и Плещеевых. По сути, российский имперский проект на поверку в значительной степени оказывается совместным проектом Московии и ВКЛ, и проектом взаимовыгодным. Союз ВКЛ с Москвой тогда был даже более прочным, нежели сегодняшний союз Белоруссии и России. А реальность экспертных спекуляций – это методологически нехитрая вещь, когда берется проблематика украинского национализма, «галицийский национализм» заменяется на «литвинство», и новая «страшилка» готова. При этом репутационные издержки такого рода подхода в сегодняшней реальности, увы, минимальны: всегда можно сослаться на излишнюю бдительность, проявляемую экспертом.

Любовь Ульянова

То есть в Белоруссии подобных публикаций нет?

Кирилл Коктыш

Публикации о якобы враждебности «литвинства» пророссийской ориентации появляются главным образом как раз в России, и по упомянутым выше причинам – напугать россиян, и в первую очередь российскую власть, происходящим в Белоруссии, «проявить бдительность», громким заявлением быстро сделать себе публичное имя. Что примечательно, в основном такого рода публикации приходятся на переехавших в Москву белорусов, решивших таким образом сделать быструю карьеру эксперта на новом месте. В самой же Белоруссии спекуляций такого рода на порядок меньше. Но проблема, разумеется, существенно шире, чем экспертные дискуссии и оценки. Не введенный в публичный оборот огромный пласт истории естественным образом, уже самим фактом своего «молчаливого» существования, будет порождать противоречивые, если не враждебные, интерпретации – поскольку в этом случае история становится не предметом изучения специалистов, а объектом конструирования политиками, в первую очередь – оппозиционными, которые по закону жанра должны производить альтернативные официальным смыслы. И единственный способ эту проблему решить – создать совместный учебник истории, который бы вывел целый ряд взаимно чувствительных моментов общего прошлого, а у любых соседей таких моментов всегда с избытком, из зоны спекуляции в зону единой интерпретации. Пока этого не произодет, мы будем постоянно натыкаться на разного рода «страшилки» о якобы враждебности белорусской исторической памяти России, и наоборот: история, отданная на откуп политикам, может довольно быстро превратиться из истории дружбы в историю вечных конфликтов.

Любовь Ульянова

Но и на Украине враждебная к России историческая память возникла не сразу.

Кирилл Коктыш

На Украине началось конструирование исторической памяти, которой там не было. Поэтому и оказалось возможным в достаточно широком диапазоне всем этим манипулировать. Проблема Украины по сравнению с Белоруссий состоит в том, что в Белоруссии был опыт собственной государственности длиною в несколько столетий, в то время как Украина, вернее, разные ее части, в разные исторические периоды принадлежали разным государствам – Османской империи, Польше, Российской империи. Отсюда, кстати, вытекает и восприятие частью населения Украины государства как «не своего», чуждого и навязанного извне института, обусловившее легкость сокрушения его майданом – который, как исторически значимый формат борьбы с государством, был как раз «своим». И в силу тех же причин, по которым на Украине конструирование исторической памяти на каком-то этапе с большой вероятностью будет редуцироваться до истории противостояния той либо иной части украинского народа различным внешним государствам – османскому, польскому, российскому – в Белоруссии такое конструирование будет упираться в весьма долгую традицию межгосударственного взаимодействия белорусского государства и российского. А вот при попытках интерпретировать белорусскую проблематику через украинскую кальку мы получаем обратный эффект, когда из ложно понимаемой политической целесообразности в мифы записываются вполне верифицируемые исторические факты.

Любовь Ульянова

О чем здесь идет речь?

Кирилл Коктыш

Речь тут не только о том, что Великое Княжество Литовское по сути было партнерским тогдашней Московии образованием, но и о том, что княжество было по природе своей славянским: ведь историческое самоназвание белорусов – литвины. Название «белорусы» появляется в источниках со времен Екатерины II, и это вполне понятно: белорусов могли назвать белорусами только из России, поскольку «белый» в славянской символике цветов означает всего-навсего «западный». Точно так же, как Россию в Белоруссии называли Черной Русью, что, опять же, означало просто «восточный». Закарпатье называлось Червоной Русью – т.е. Южной Русью, ни о каком золоте там речи никогда не шло. Иными словами, белорусов назвать белорусами могли только извне – но самоназванием это в принципе быть не могло.

Любовь Ульянова

А о каком историческом периоде как о периоде белорусской государственности Вы говорите?

Кирилл Коктыш

Я говорю о Великом княжестве Литовском, которое в качестве самостоятельного существовало с середины XIII века и до второй половины XVI века, а с 1569 и до 1795 года – в составе конфедерации с Польшей. ВКЛ говорило и писало на тогдашнем белорусском языке, который назывался «мовою рускою». Кстати, и российский первопечатник Иван Федоров пришел в Москву из ВКЛ, он родился в Петковичах, на границе сегодняшних Минской и Брестской областей. Белорусом, уроженцем Мстиславля, был и его помощник и партнер Петр Мстиславец. Последний же предположительно научился печатному делу у самого Франциска Скорины, белорусского и славянского первопечатника, уроженца Полоцка, который и принес в ВКЛ технологию книгопечатания из Европы.

Любовь Ульянова

Если я не ошибаюсь, то, скажем, в российских учебниках истории не говорится о том, что Великое княжество Литовское – это белорусы.

Кирилл Коктыш

ВКЛ было многонациональным, оно состояло из литвинов (историческая зона расселения – Гродненская, Брестская и Виленская области), кривичей (современные Могилевская, Минская, Гомельская, Смоленская и Брянская области), аукштайтов (центральная и восточная части современной Литвы) и жемайтов (северо-западная часть современной Литвы). Сегодняшняя Литва – это аукштайты и жемайты, балтские по происхождению этносы. Литвины же были славянами, равно как и кривичи. При этом не стоит забывать, что до 1939 года Белоруссии полагалось Вильно, который Сталин передал Литве в момент ее присоединения в СССР.

Любовь Ульянова

Но можно ли считать это частью истории современной Белоруссии?

Кирилл Коктыш

Безусловно. Нет ни одного документа Великого княжества Литовского, который не был бы написан кириллицей и на тогдашнем белорусом языке. Аукштайты и жемайты на тот момент не имели своей письменности.

Любовь Ульянова

Пишется ли об этом в белорусских учебниках истории?

Кирилл Коктыш

В школьных – нет. В том числе и из-за опасений по поводу паранойи, которая может возникнуть по этому поводу в России.

Любовь Ульянова

А в каких исследованиях об этом говорится?

Кирилл Коктыш

Эти сюжеты были хорошо исследованы и задокументированы в свое время, как русскими, так и белорусскими историками. С белорусской стороны наиболее интересна фигура академика Абецедарского, чей творческий расцвет пришелся на 50-70 годы прошлого столетия. С российской наиболее интересные исследования экономической кооперации России и ВКЛ приходятся на конец XIX века, это в первую очередь труды тогдашнего заведующего архивом Оружейной палаты Алексея Егоровича Викторова. Иными словами, мы тут говорим о вполне прилично документированной реальности. При этом есть и вновь открываемые интересные повороты. Знаете, как возникнувшая при Иване Грозном вражда Московии и ВКЛ связана с экономической историей Европы?

Любовь Ульянова

Если не ошибаюсь, к середине XVI века история вражды Московии и ВКЛ была достаточно длительной. Началась она еще в XIV веке, с князя Ольгерда, который претендовал на лидерство в русских землях, что его и поссорило с Москвой. А в дальнейшем Великое княжество Литовское сблизилось с Речью Посполитой, что было оформлено Люблинской унией.

Кирилл Коктыш

Не было ни одного князя в российской и белорусской истории, который не претендовал бы на лидерство в общерусских землях: это нормальный рефлекс любой власти. А сближение ВКЛ с Польшей, которое и породило новую конфедерацию, Речь Посполитую, в изрядной степени было обусловлено соображениями поиска союзников в начавшейся войне с Московией. Но экономическая история может заметно отличаться от политической, тем она и интересна. Так вот, к XVI веку в Европе практически везде был истреблен корабельный лес, пригодный для строительства флота, небольшие остатки были только на юге Италии и стоили безумных денег. А здесь был лес в изобилии, который в голландских источниках назывался «балтийский лес», но на поверку оказывается лесом скорее беломорским. Лес рос в первую очередь на территории будущего Архангельска. Так вот, начало Ливонской войны сопровождается установлением фактической монополии голландцев на скупку леса, которые смогли приобретать его по бросовым ценам – они начали диктовать условия. До того же момента монополия состояться не могла, поскольку ВКЛ было конкурирующим с голландцами посредником. Об этой крайне любопытной корреляции между неожиданной по большому счету войной между Московией и княжеством Литовским и голландским процветанием, начавшемся именно с «балтийского леса», уже в нашем веке написал Джованни Арриги в своем «Долгом XX веке».

Любовь Ульянова

Может ли подобная трактовка белорусской истории, не очень популярная и принятая в России, использоваться для взращивания антироссийских настроений в Белоруссии?

Кирилл Коктыш

Не для антироссийских. Скорее, она будет использована для поиска своего места в рамках союза Белоруссии с Россией. В рамках сегодняшней ситуации для Белоруссии критично найти себя в рамках того же Евразийского Союза: в конце концов, Белоруссия – единственная страна региона с ярко выраженной индустриальной идентичностью, а российские программы импортозамещения, если хоть как-то затронут промышленное производство, станут для нее локомотивом развития на годы вперед. И история взаимоотношений Великого княжества Литовского и Московии открывает для этого очень интересные перспективы: ведь внимательный взгляд на нее приводит к выводу, что опыт успешной кооперации между Белоруссией и Россией имеет возраст в несколько столетий. Поэтому он может использоваться для внутреннего торга, что естественно и правильно – но не для обострения отношений.

Любовь Ульянова

Есть ли в Белоруссии влиятельные пророссийские интеллектуальные центры? Играет ли на этом поле Россия?

Кирилл Коктыш

Нет. Россия особо не играет на этом поле. Почему-то случилось так, что пророссийских центров в Белоруссии не сформировалось, по крайней мере, я не припомню таковых. Да и вообще аналитических структур в Белоруссии не так уж много.

Любовь Ульянова

Можно ли считать Лукашенко пророссийским политиком?

Кирилл Коктыш

Безусловно. Политика Белоруссии структурно пророссийская: Белоруссия завязана на Россию и в ресурсах, и в сбыте. Уже только по этой причине, оставляя за кадром остальные, мы можем сказать, что любой рациональный выбор будет в пользу России.

Любовь Ульянова

Но когда начался украинский кризис, Лукашенко занял весьма двусмысленную позицию.

Кирилл Коктыш

Точно также как двусмысленную позицию заняла Армения в отношении признания Абхазии и Южной Осетии. И Россия в полной мере поняла и приняла необходимость этой двусмысленности. В отношении украинских событий предпочтения белорусского населения раскололись в соотношении 80 на 15, когда 80% приняли точку зрения России, а 15% – Киева. Для потенциального раскола этого вполне достаточно – поэтому разумным рефлексом власти будет вытеснение потенциально раскалывающего вопроса на периферию актуальной повестки дня. Что, собственно говоря, и произошло. А затем уже – если даже не в силу такой политики – Белоруссия нашла для себя место в качестве хозяйки «минской площадки». В этой роли Белоруссия оказалась как бы вне ценностей – как российских, так и западных. И это, кстати, устроило большинство населения.

Любовь Ульянова

Сама Белоруссия осмысляет себя вне каких-либо ценностей?

Кирилл Коктыш

Даже если ты полагаешь себя вне ценностей, то это уже – ценность. Поэтому быть вне ценностей на самом деле невозможно. Но у большой и малой страны они по определению будут отличаться. Так, последние 300 лет все страны Восточной Европы развиваются в лимитрофной парадигме. Политически со стороны это выглядит как балансирование между Россией и Европой, экономически же это – не что иное, как извлечение прибыли из обеспечения транзакций между большими соседями. Естественным образом прибыль посредника зависит от степени доверия к нему со стороны взаимодействующих сторон, поэтому понятно, что явное принятие им ценностей одной из сторон (и в ущерб отношениям с другой) по сути означало бы его выход из бизнеса. И если бы соседи Белоруссии сегодня все кинулись в ярко выраженный ценностный подход – как это сделал постмайданный Киев – то Минск был бы просто счастлив, поскольку тогда все дивиденды от взаимодействия Европы и России достались бы исключительно ему. Но этого, конечно, никогда не произойдет. Поэтому для взгляда извне Белоруссия, равно как и значимая часть Восточной Европы – как бы вне ценностей, хотя это и не совсем так. Но это тема уже для отдельного разговора, тут разве что можно отметить такую особенность Белоруссии – в ней никогда не возникали конфликты на религиозной или этнической почве. При том, что на ее территории при православном большинстве всегда жили в значимом количестве и католики, и иудеи, и мусульмане, и униаты. Плюс надо учесть тот факт, что за последние пару веков Белоруссия несколько раз теряла в проходивших по ее территориях войнах слишком большое количество населения, чтобы выработался инстинкт – хорошо подумать, прежде чем ввязываться в большую драку.

Любовь Ульянова

Коалиции между государствами нередко выстраиваются на ценностных основах, а не экономических. Если нас объединяет только экономика, без ценностной подоплеки, означает ли это что Россия потеряла Белоруссию?

Кирилл Коктыш

Любые ценности регулируют в том числе и экономическую прагматику – на то они и ценности, чтобы определять, что ценно, а что – нет. Ценностей без ресурсного обеспечения не бывает в политике в принципе, иной вопрос, что и ресурсы могут задействоваться самые разные, отнюдь не только экономические. В этом плане прагматический фундамент отношений России с Белоруссией – это как раз залог и основание ценности под названием «российско-белорусские отношения». Которая, разумеется, будет не совпадать с собственно российскими и белорусскими мировоззренческими и прагматическими установками – но при этом будет их объединять. Так, чтобы эти установки были не конфликтующими, а взаимодополняющими.