Рубрики
Интервью Переживания

Он был богословом в самом высшем смысле этого слова

Любовь Ульянова

Как бы Вы могли оценить роль Сергия Радонежского в становлении государства на Руси, развитии монашества, церковных институтов? Можно ли считать его религиозным философом, богословом?

Владимир Легойда

Есть такое известное выражение: «Кто молится, тот и богослов». С этой точки зрения преподобный Сергий, безусловно, богослов. Хотя и не в академическом смысле, потому что мы не знаем его текстов, до нашего времени дошло лишь несколько фраз. Также, конечно, вряд ли его можно назвать религиозным философом в привычном понимании. Но он, повторяю, был богословом в самом высшем смысле этого слова. В молитвенном монашеском подвиге преподобного очевидна преемственность традиции исихазма. Как подчеркнул недавно Святейший Патриарх Кирилл, «деятельный исихазм преподобного Сергия и его учеников стал источником собирания народа в единую духовную целостность — которая впоследствии получила наименование Святая Русь»… Действительно, возникновение русской духовной культуры и русской культуры вообще, Святая Русь как культурный идеал, как средоточие ценностных ориентиров (существующих в культурном пространстве и сегодня), безусловно, связаны с преподобным Сергием. Нельзя сказать, что с ним одним, но с ним в первую очередь. Что касается развития монашества. Преподобный уходит из мира, уходит в леса, и к нему начинают приходить люди, потом возникает Лавра. Тем самым, формируется традиция, отличающая русские монастыри, скажем, от древних православных монастырей. Русское монашество сложно упрекнуть в нетрадиционализме, но оно отличается от жительства раннехристианских отшельников: первоначально люди уходили из мира и больше с миром никак не соприкасались, в чем, собственно, и состоял смысл ухода. И преподобный Сергий, с одной стороны, следовал этой традиции. А с другой стороны… Русский человек не может себе представить, что ему нельзя прийти в монастырь, раз он не монах. Преподобный Сергий заложил новую модель взаимодействия монастыря и мира, откуда, кстати, возник и феномен русского старчества. Монахи уходят из мира, но мир притекает в монастыри — за духовным наставлением, за помощью, за утешением. Люди разных сословий, разных духовных и культурных потребностей находят ответы на свои многочисленные вопросы в стенах Оптиной пустыни в XIX веке. Все это также во многом — наследие игумена земли русской. Кстати, не раз уже замечено, что только преподобного Сергия так именуют: не игумен Лавры, но всей русской земли. Что касается русского государства. Как известно, русская политическая культура обладает такой особенностью: народ и государство, нация и государство не дифференцированы так жестко, как, например, в политической культуре США. Концепция государства как группы людей, которая нанята народом и обслуживает народ, не вполне органична для русской политической культуры. На это, конечно, можно смотреть по-разному. Но если подходить по гамбургскому счету, то традиционно к тем, кто руководит государством, предъявляются, повторяю, требования не просто как к чиновникам, которых мы наняли, чтобы они нас обслуживали. И здесь даже принципиально иная семантика: «государственные мужи» — совсем не то же самое, что «эффективные менеджеры»… Это понимание тоже связано со временем Сергия, хотя нам вполне очевидно, что и время изменилось, и отношения Церкви и государства менялись многократно. И институционально современное государство мало напоминает княжества XIV. Но политическая культура как система ценностных ориентаций до сих пор во многом питается тем, что стало складываться еще во времена преподобного Сергия.

Любовь Ульянова

Известно, что Сергий участвовал в примирении князей, уговаривал их выступать вместе с Дмитрием Донским. Он как-то способствовал укреплению Церкви, росту ее авторитета?

Владимир Легойда

Это вопрос немножко «со стороны». В чем особенное значение преподобного? Он был христианином, т.е. человеком, который старается жить по Евангелию, и мы видим, что ему это в полной мере удалось. Его жизнь, его житие – это блистательная иллюстрация того принципа, который спустя века емко сформулирует еще один известнейший русский святой, преподобный Серафим Саровский – «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Почему суровые воины стали слушать этого человека, человека, который вышел откуда-то из леса? Почему Дмитрий Донской пришел к преподобному Сергию? Кем он был для князя, что тот послушался, когда Сергий предложил ему сначала пойти на богослужение, а потом уже принимать судьбоносные решения? Говоря о значении деятельности Сергия Радонежского для общественной жизни, мы должны понимать, прежде всего, именно его собственную, как бы мы сегодня сказали, мотивацию. Что было важно для него самого? А для него было важно, что жизнь можно прожить так, как об этом говорит Евангелие — победить зло в себе и можно помочь другим победить зло, победить зло в отношениях между людьми, преодолеть «ненавистную рознь мира сего».

Любовь Ульянова

Но это совпадало с общим движением в сторону усиления Церкви, которая, выступая в поддержку московских князей, стала приобретать именно политический авторитет.

Владимир Легойда

Мне сложно согласиться с такими политологическим формулировками. Что такое политический авторитет в то время, в XIV веке, когда религия и политика не были дифференцированы до такой степени, как это имеет место сегодня? Мы говорим про совсем иную эпоху, когда в пространстве культуры (в широком смысле) еще нет такой дифференциации религиозного и политического. Еще века впереди до формулировки принципа отделения Церкви от государства, еще нет даже самого феномена и понятия «национального государства». Что такое «политическое»? В античном мире политическое и религиозное во многом практически тождественны. Чего больше в обожествлении римского императора: религиозного или политического? Поэтому приведенная Вами постановка вопроса, как мне кажется, несколько упрощает ситуацию и не вполне корректно описывает социальную онтологию того времени.

Любовь Ульянова

А нужен ли подобный союз Церкви и государства сегодня? Это с одной стороны. С другой стороны, есть ли сегодня такие люди, которые своим внутренним служением способствуют возвышению авторитета церкви? Нужно ли это? Или это все «дела минувших дней»?

Владимир Легойда

Сегодня часто вспоминают византийский идеал симфонии. И при всех оговорках, что он всегда был лишь идеалом, и практика всегда отличалась от теории — и на Руси, и впоследствии в России, и даже в Византии, где он впервые был сформулирован, — тем не менее, я думаю, он важен для понимания церковно-государственных отношений в нашей культуре. Понятно, что византийский идеал симфонии предполагал в целом православное общество, в котором есть православный государь, олицетворяющий государственную власть, и есть Церковь, власть духовная. Поэтому его нельзя просто накладывать на современный мир, это некорректно. Но есть слово, которое можно использовать, характеризуя отношения государства в современной России и в некоторых других странах канонической подведомственности Русской Православной Церкви, прежде всего стран, которые входили в культурный ареал исторической России – соработничество. Вполне, на мой взгляд, аккуратно и адекватно. Да, государство и Церковь отделены друг от друга в современных условиях, друг от друга независимы. Государство не диктует Церкви внутренние законы ее жизни, формально соприкасаясь с ней только в правовом поле (скажем, Церковь как общественная организация должна зарегистрироваться). Но при этом Церковь независима: государство не диктует правила ни так, как оно, например, диктовало в советское время, ни даже так, как это было в так называемый синодальный период, когда была сломана каноническая традиция патриаршества. При этом, Церковь не вмешивается в политику, у нее нет статуса государственной Церкви со всеми вытекающими из этого особенностями. Соработничество сегодня – это во многом следствие ХХ века. Вот в каком смысле. Сегодня власть в целом (понятно, что власть – это многосложная реальность, я говорю о политикуме вообще, в том числе о различных ветвях и институтах власти, партиях) развернулась в сторону Церкви и других традиционных религий России. И исходная посылка этого разворота связана, как мне кажется, с признанием того, что все, что произошло с Церковью в ХХ веке, все гонения, были трагической ошибкой. Недопустимой и ужасной. Значит ли это, что сегодняшние отношения Церкви и государства всегда и во всем безошибочны? Нет, не значит. Но перемены налицо. Кроме того, церковь – это естественный союзник любого государства, при доброй нацеленности задач, стоящих перед ним. Церковь помогает государству эффективнее реализовывать такие функции, которые направлены на обеспечение свободы и достоинства человека. В нашем случае, в России, православие – это традиция определенного отношения к закону, поведения в согласии с законом. Вполне естественно будет, если государство будет опираться на эту традицию в борьбе, например, с правовым нигилизмом населения. Что касается людей, то каждое время рождает своих выдающихся личностей.

Любовь Ульянова

Возвращаясь к Сергию Радонежскому. Один из ключевых моментов в истории Руси XIV века – битва на Куликовом поле. Действительно ли Сергий Радонежский благословлял Дмитрия Донского на победу? Или это не более, чем красивая история, не подтвержденная достоверными источниками?

Владимир Легойда

Я не историк, но знаю, что среди профессионалов есть разные точки зрения. Действительно, были и есть те, которые подвергают сомнению написанное в «Сказании о Мамаевом побоище». Выдвигают свои аргументы, которые, на первый взгляд, могут показаться вполне убедительны. Но на это есть свои серьезные контраргументы. Сугубо исторические свидетельства, анализ всего известного нам о той эпохе показывает, что князь Дмитрий получал благословление Сергия Радонежского. При том многие сомнения в этой версии при кажущейся академичности на поверку оказываются мировоззренчески и идеологически ангажированными.

Любовь Ульянова

Телевизионная передача 2008 года “Имя России” обозначила отсутствие исторического деятеля, которого можно было бы назвать безусловным национальным героем. На Ваш взгляд, почему Сергий Радонежский не попал в число 12 “финалистов” этой передачи? Можно ли считать Сергия Радонежского одним из духовных деятелей, чье наследие сегодня наиболее актуально для России?

Владимир Легойда

Я прекрасно помню эту передачу, в том числе и потому, что «победителя» передачи Святого Александра Невского представлял тогда митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Почему Сергий не попал в число 12 «финалистов»? На мой взгляд, это отражает не действительное значение Сергия для нас сегодня (весь наш разговор об этом), для нашей истории и культуры, а уровень наших знаний. По данным одного опроса, всего 40% граждан России имеют хотя бы какое-то представление о преподобном. Здесь поможет только просвещение. Миссионеры, церковные деятели, журналисты, преподаватели, школьные учителя – всем нужно стараться, чтобы люди из прошлого переставали быть именами или картинками из учебников, а становились живыми, понятными и близкими всем нам.

Обсуждение закрыто.