Русский философ Иван Ильин, органично вписывающийся в общеевропейский философский процесс, оказался неприемлем для многих российских поборников европейских ценностей. Его не приемлют у нас либералы, отвергая и философию, и публицистику, ссылаясь на то, что он автор «Писем о фашизме», где подробно описывает биографию Муссолини и признает его фашистский проект удачной формой противостояния коммунистической угрозе в Италии, а также статья «Национал-социализм», где им приветствуется приход Гитлера к власти. Другие приемлют философию Ильина, «уважая», в частности, за книгу о Гегеле, но не его публицистику. Также многими превратно толкуется его книга «О сопротивлении злу силою», где разрабатываются проблемы этики. И лишь немногие понимают, что Ильин, юрист по своему образованию, специалист по философии права и государства, не только обращался к философскому анализу политических процессов в их прошлом, но и настоящем, и его публицистика не только отклик на «злобу дня», но и возможность применения философии на практике, способ постижения реальности, сложной и динамически меняющейся. И для того, чтобы выявить сильные и слабые стороны «практической философии» Ивана Ильина, а также разобраться с обвинениями его в фашизме, редакция РI обратилась к петербургскому философу, историку русской мысли Игорю Ивановичу Евлампиеву.
Любовь Ульянова
Уважаемый Игорь Иванович, на Ваш взгляд, Иван Ильин – в первую очередь, философ или философствующий публицист?
Игорь Евлампиев
На мой взгляд, Ильин, прежде всего великий русский философ. Но как всякий великий мыслитель, он не мог не откликаться на «злобу дня», ведь вокруг происходили трагические события, которые переживала Россия и вся Европа в первой половине ХХ века. Поэтому его публицистика является непосредственным продолжением его философии. Также нужно учесть, что по своему образованию он был юристом, специалистом по философии права и государства, поэтому для него было совершенно естественным обращение к философскому анализу политических процессов. Важно вспомнить и тот факт, что его непосредственным учителем в Московском университете был Павел Новгородцев, который вместе с целой плеядой ярких философов второй половины XIX – начала ХХ века (Б. Чичерин, К. Кавелин, С. Муромцев, П. Струве, Л. Петражицкий, Е. Трубецкой, С. Франк, Н. Алексеев), принадлежал к очень глубокой и оригинальной школе русского либерализма. Так что, оценивая политические взгляды Ильина, мы и его должны признать сторонником либеральной политической модели общества и государства – причем не только до эмиграции. Достаточно прочитать его главный труд по философии права, книгу «О сущности правосознания», или позднюю работу из сборника «Наши задачи», «О творческой демократии», чтобы убедиться в этом. Как для всякого либерала, для него важнейшей ценностью, которая должна учитываться при организации государства, является свобода отдельной личности. Но при этом свобода личности может пониматься (и понималась в истории) очень по-разному, это и приводит к возможности разных вариантов либерализма.
Любовь Ульянова
А по каким причинам тогда политические взгляды Ильина и обращение к нему президента Путина в своих выступлениях вызывают столь резкую реакцию либеральной общественности?
Игорь Евлампиев
Неприятие идей Ильина нашей «либеральной общественностью» свидетельствует только о глубокой необразованности этой «общественности». Они смотрят в рот западным идеологам и бездумно повторяют их «либеральные» формулы, даже не пытаясь понять, каковы философские основания этих формул, а значит – и политической идеологии. Современный западный либерализм – это прямой наследник классического западного либерализма XVIII века, который основывался на самой примитивной философской основе – английском эмпиризме (Дж. Локк, Д. Юм) и механистическом материализме просветителей (Гельвеций, Гольбах, Руссо и др.). Эта идеология исходит из абсолютно ложного убеждения в самодостаточности изолированного «социального атома» – человеческой личности; отсюда следует, что государство понимается как форма «добровольного» объединения личностей, т.е. его существование полностью подчинено интересам отдельной личности (теория «общественного договора»). Получается, что никаких общих, «возвышенных» целей государство не имеет права формулировать (это «тоталитаризм»). Но отдельные личности в своем подавляющем большинстве преследуют весьма невозвышенные цели, которые успешно навязываются даже тем, кто хотя бы чуть-чуть возвышается над средним уровнем. Результатом становится прогрессирующая культурная деградация общества. Еще более глубокий порок этой формы философии и основанной на ней политической модели заключается в том, что здесь свобода человека понимается исключительно как внешнее свойство – как отсутствие внешних ограничений в акте выбора между различными поступками и вариантами поведения. Никакой внутренней свободы в человеке эмпиризм не видит, поскольку она связана с такими эмпирически неверифицируемыми понятиями как душа, дух, духовность. Главный парадокс западного либерализма состоит в том, что провозглашая человеческую свободу абсолютной ценностью, он выстраивает политическую систему, которая очень эффективно манипулирует этой свободой – ведь внешняя свобода целиком определяется теми вариантами поведениями, которые заданы внешней средой, и они не зависят от самой личности, а навязываются ей. Этот парадокс давно был проанализирован и в философской, и в политологической литературе (из русских мыслителей об этом писали, например, Чичерин и Новгородцев). А современная западная либеральная система навязывает всем представление о собственной абсолютной «исключительности» и безальтернативности, поэтому никто на Западе просто не хочет знать о возможности иных точек зрения. Если хотите, это самая тонкая форма духовного тоталитаризма, очень эффективно подавляющего внутреннюю свободу человека и при этом доказывающая ему, что он «свободен» – ведь он имеет возможность выбирать в магазине среди 20 вариантов штанов те, которые ему по вкусу.
Любовь Ульянова
Есть ли у самого Ильина понимание этих особенностей западного либерализма?
Игорь Евлампиев
Есть ли у самого Ильина понимание этих особенностей западного либерализма?
Да, подобная критика западного либерализма присутствует в трудах Ильина. Однако он показывает, вслед за своими русскими предшественниками, что возможна иная форма «демократии» (термин «либерализм» он не любит, понимая, что он ассоциируется только с западной моделью) – так называемая «творческая демократия». И эта модель основана на самой сложной и глубокой школе европейской философии – идеях Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля и их последователей XIX и ХХ веков. Признавая, что главным измерением человеческой свободы является внутренняя свобода, свобода духовная, мы приходим к совершенно иным выводам об устройстве государства. Духовное измерение не разделяет, а соединяет людей. Поэтому главные качества человеческой свободы – это не самостоятельность и обособленность от всего остального мира, а, наоборот, ее неотъемлемая принадлежность национальной духовной культуре, обществу и государству, поскольку государство является необходимой внешней формой существования культуры. Тогда главные задачи общества зависят не от произвольных, часто весьма низменных потребностей отдельной личности, а от ее духовного развития как части общей культуры. В этом случае ценность свободы отдельной личности естественным образом дополняется ценностью государства. Об этой «дополнительности» личности и государства особенно много писал Петр Струве. Но почему же тогда Ильин гораздо чаще в своих публицистических трудах говорит не о «творческой демократии», а о диктатуре – как форме политического устройства, необходимой для России? Ответ прост: для реализации принципов «творческой демократии» народ должен дорасти до определенного уровня культурного развития. Ведь главное условие существования такой политической модели – это достаточная степень внутренней свободы у личностей. По Ильину, коммунистическая система (как и западный либерализм) полностью уничтожает внутреннюю свободу, а значит, введение творческой демократии сразу после эпохи коммунизма просто опасно и приведет к анархии и долгой политической смуте. Поэтому он и был вынужден «конструировать» модели «мягкой» диктатуры (действительно, иногда смахивающей на фашизм), которая подготовила бы народ к переходу к демократии.
Любовь Ульянова
Можно ли утверждать, что рассуждения Ильина о диктатуре в России оказались несоответствующими действительности?
Игорь Евлампиев
Нужно признать, что здесь Ильин, к счастью, ошибся. Он недооценил возможность внутренней модификации самого коммунистического режима и изменения мировоззрения ее лидеров. «Оттепель» 60-х годов привела к тому, что тоталитарный коммунистический режим приобрел гораздо более «мягкую» форму, чем в 30–50-е годы. В результате поколения 70–80-х годов выработали в себе такую степень внутренней свободы и понимания общественной ситуации (в практике «кухонных» разговоров), которая вполне соответствовала требованиям ильинской «творческой демократии». И, думаю, если бы Ильин сейчас «воскрес», то он не стал бы настаивать на необходимости диктатуры на переходной период от коммунизма к демократии. И включился бы в работу по доказательству ее преимуществ и разработке конкретных мер ее воплощения. На мой взгляд, та политическая система, которая формируется в современной России, вполне отвечает той модели, которую представители русского либерализма, в том числе Ильин, теоретически разрабатывали еще столетие назад. Необходимо только более активно популяризировать всю эту систему представлений, а не вырывать отдельные суждения из целостной системы взглядов мыслителя.
Любовь Ульянова
Есть точка зрения, что существует два Ильина. Один – философ, автор учения о Гегеле и конкретности Бога и человека. Второй – идеолог, автор «О сопротивлении злу силою», «Наши задачи», чуть ли не фашист, представитель крайне правого течения русской эмиграции. Согласны ли Вы с таким утверждением?
Игорь Евлампиев
Я уже сказал, что, на мой взгляд, философские и политические представления Ильина вполне согласуются между собой. Скажем, книга «Философия Гегеля как учение о конкретности мира и человека» вовсе не является, как думают многие, «кабинетным» трудом. Она писалась в 1914–1918 годы – в самые трагические годы русской истории! Мог ли Ильин, с его политическим темпераментом, заниматься чистой историей философии, не соотнося свои воззрения с тем, что происходит вокруг? Конечно, не мог. В последних разделах своей работы он создал оригинальную философскую концепцию истории, согласно которой история – это поле битвы двух равноправных начал, начала добра и начала зла, причем носителями обеих сил является человек (каждый человек!). Именно человек находится в центре «трагедии мироздания», и именно от его усилий и его позиции в отношении добра и зла зависит судьба его самого, ход истории и даже будущее мироздания. На мой взгляд, труд Ильина – это одно из лучших произведений во всей европейской философии ХХ века, и она формулирует такое понимание человека и его задач в мире, которое очень близко, например, к системе идей европейского экзистенциализма. Вторая его большая книга «О сопротивлении злу силою» является совершенно естественным продолжением работы о Гегеле, здесь более конкретно разрабатывается этика «борьбы со злом» и ответственности каждого человека за состояние дел в истории, и эта этика также чрезвычайно похожа на этику французских экзистенциалистов (Сартр, Камю). Так что Ильин в этих работах предстает как философ, органично вписывающийся в общеевропейский философский процесс. Но ведь если философ доказывает, что каждый человек способен влиять на историю, если он призывает каждого не быть равнодушным к происходящему вокруг, участвовать во всемирной борьбе сил добра и зла, то может ли он сам стоять в стороне от этой борьбы? В письмах Ильина есть горестные признания, что он был бы рад отстраниться от всей публицистической работы и заняться чистой философией, но он понимал, что это означало бы отречение от своего вполне цельного мировоззрения. Именно в силу своей философской последовательности он не мог этого сделать. Ну, а по поводу его ошибок, которые, конечно же, невозможно отрицать, можно сказать вполне банальную, но и вполне истинную фразу: не ошибается только тот, кто ничего не делает. Исторические обстоятельства начала ХХ века заставляли людей делать трудные выборы. Тот факт, что Ильин примкнул к крайне правому крылу русской эмиграции, с его черносотенством, тупым монархизмом и культом военной силы, мне не очень нравится. Но задумаемся, а кто был на другом полюсе? Может ли вызвать симпатию Керенский, который своим безволием привел страну в 1917 году к катастрофе? Или Милюков, демарши которого в Государственной Думе накануне революции многими историками оцениваются как подстрекательство к революции?
Любовь Ульянова
Расхожее клише по отношению к Ильину – что он фашист, но насколько это уникально для русской эмиграции (в сравнении, скажем, со Струве, Бердяевым, Мережковским)?
Игорь Евлампиев
Конечно, самые резкие обвинения вызывают работы Ильина, где он прямо выказывает поддержку фашизму. Но в каком историческом контексте они писались? Самое большое сочинение – это «Письма о фашизме», где Ильин подробно описывает биографию Муссолини и признает его фашистский проект удачной формой противостояния коммунистической угрозе в Италии. Но ведь он писал это во второй половине 20-х – начале 30-х годов, когда Муссолини не совершил никаких серьезных преступлений, он установил авторитарный режим, который сумел стабилизировать Италию, предотвратить в ней события по типу русской революции. Ужасные последствия этой революции были общеизвестны, а к чему может привести дальнейшее развитие фашистского движения, еще мало кто понимал. Более резко выглядит статья Ильина «Национал-социализм» (1933), где он приветствует приход Гитлера к власти и даже полу-одобряет первые законы, ограничивающие права евреев. Но, повторюсь, люди той эпохи чаще всего выбирали не между хорошим и плохим, а между плохим и очень плохим. Ильин не мог думать ни о чем ином, как только о чудовищной, кровожадной сущности большевистского режима, уже уничтожившего миллионы людей в России и нацелившегося на всемирное господство. Поэтому все, что выглядело как противодействие этой угрозе, он приветствовал, отстраняясь от «мелких» недостатков. Сам Ильин признал свою ошибку в отношении фашизма – он не пошел на сотрудничество с режимом, открыто отказался следовать инструкциям в части пропаганды против евреев, и в итоге потерял работу преподавателя Русского научного института в Берлине. Позже он весьма резко и здраво критиковал фашистскую идеологию в своих публицистических статьях. Здесь я не могу не заметить, что особенно яростно обвиняют Ильина за его якобы «фашизм», как правило, те, кто почему-то не могут разглядеть откровенно нацистскую сущность режима, который был установлен на Украине в 2014 году. «Обвинения» Ильина в фашизме от людей этого круга – это грубая форма пропаганды, и ничего более. А серьезные исследователи должны внимательно исследовать эту проблему, без всяких истерик. Как это делается, например, в отношении М. Хайдеггера. Действительно, симпатии к фашизму в ту эпоху высказывали очень многие известные русские эмигранты, мнение о нем, как о «меньшем зле», чем коммунизм, было тогда очень распространено. В качестве примера могу привести менее известный, чем «фашизм» Ильина, но гораздо более неприятный факт: летом 1941 года, сразу после нападения Гитлера на СССР, Дмитрий Мережковский в радиоинтервью высказал одобрение «крестовому походу» Германии против большевизма – он надеялся, что в результате, наконец, будет ликвидирован ненавистный ему режим в России.
Любовь Ульянова
Можно ли сказать, что Ильин пересмотрел свои взгляды за границей? Или он был цельным человеком?
Игорь Евлампиев
Да, Ильин, безусловно, был цельным человеком, и еще более важно, что он был последовательным человеком и мыслителем. И именно эта последовательность заставляла его изменяться. Тем более в столь непредсказуемое время как эпоха начала ХХ века. В самых первых трудах Ильина по философии права и государства нет понимания недостатков традиционного западного либерализма. Но потом, наблюдая все события, происходящие в России и в европейской политике, он убедился в том, что западный либерализм не намного лучше, чем авторитаризм или тоталитаризм (точно так же и мы сейчас наглядно убеждаемся в этом, наблюдая трагические события на Украине и сопутствующие этим событиям политические шаги Запада). И он, в силу последовательности своей мысли, стал искать более адекватные формы политического устройства, лишенные недостатков тоталитаризма и классического либерализма. В итоге Ильин и пришел к идее «творческой демократии», основы которой изложил в книге «О сущности правосознания». Хотя все-таки я должен признать наличие одной радикальной непоследовательности в его позиции, сформировавшейся в эмиграции. Это его сближение с православной церковью и стремление создавать «православную философию» (его собственный термин). Ведь важнейшей тенденцией всей русской философии XIX – начала ХХ века была резкая оппозиция православной церкви и церковному христианству, как таковому. Практически все глубокие русские философы были религиозными мыслителями и считали, что именно исчезновение религиозного измерения в жизни современного человечества ведет его к катастрофе. Но подлинную религиозность они противопоставляли формальной и ложной религиозности церкви. В ранних работах Ильина, безусловно, господствует именно эта тенденция (работы о Фихте, о Шлейермахере, о Штирнере, книга «Религиозный смысл философии»). Но в эмиграции, примкнув к правому, православно-монархическому крылу эмигрантского сообщества, он стал писать по-другому. И это серьезно негативно сказалось на его творчестве. Первая книга, написанная Ильиным в новом духе – «Путь духовного обновления» – это самая слабая его работа. Даже как-то неловко читать его банальные рассуждения о религии, любви, свободе, совести и т.п. Впрочем, часто Ильин почти забывал о необходимости быть «православным мыслителем», и тогда из-под его пера выходили работы, отмеченные прежней остротой мысли, как в самой лучшей книге позднего периода «Аксиомы религиозного опыта».
Любовь Ульянова
Владимир Путин в своих выступлениях ссылался на понимание свободы Ильиным, оно есть во многих ранних работах философа (например, о Фихте). Как Вы можете охарактеризовать понимание свободы Ильиным?
Игорь Евлампиев
Я уже отчасти об этом сказал. Главное здесь – это понимание различия внешней и внутренней свободы. Понимание того, что внутренняя, духовная свобода есть сущность человека, а внешняя свобода – только формальное, дополнительное качество. Поэтому западный либерализм превращает человека в «механизм» материальных потребностей. А внутренняя, духовная свобода – это и есть божественное измерение в нас, и только это и нужно понимать под именем «Бог» в той неканонической, свободной религиозности, которой был привержен Ильин в молодые годы.
Любовь Ульянова
Многие утверждают, что Бердяев – это философ свободы, а Ильин – философ силы. Согласны ли Вы с тезисом, что Ильин – это философ, который лучше всех понимал связь свободы и силы?
Игорь Евлампиев
Я полностью согласен с тем, что Ильин очень глубоко понял соотношение свободы и силы, взаимосвязь внешней и внутренней свободы, а также противоречие, имеющееся между ними. Этому и посвящена книга «О сопротивлении злу силою». Здесь прямо утверждается, что внутренняя свобода – это главное в человеке, но Ильин обращает внимание на то, что по трагическим особенностям нашего бытия, мы всегда больше имеем дело с внешней свободой другого человека. Работа Ильина также посвящена в большей степени проблеме согласования наших воль в сфере внешней свободы. Но когда его обвиняют в том, что он не видит внутренней духовной сущности человека, это, конечно, неверно; нужно очень невнимательно читать эту книгу, чтобы прийти к такому выводу. Могу согласиться и с тем, что Бердяев в своих трудах почти всегда говорит о внутренней свободе, в этой части его идеи очень правильны и интересны, но он как раз не замечает необходимости как-то согласовать требования внутренней и внешней свободы. Я бы сказал, что Бердяев – это философ внутренней свободы, а Ильин – это философ, которые очень тонко видит оба слагаемых свободы и точно показывает их диалектическое соотношение. В этом смысле позиция Ильина мне представляется более глубокой. Хотя не во всех случаях «спор» между Ильиным и Бердяевым заканчивался в пользу первого. В таком принципиальном вопросе, как пути избавления России от большевизма Бердяев оказался ближе к истине. Ильин считал, что большевики и коммунисты держатся у власти только благодаря грубой силе, поэтому и избавиться от них можно будет только через «восстание» и полное отстранение всех причастных к коммунистической системе от власти. Бердяев же полагал, что большевизм укоренен в национальном сознании русского народа, поэтому его нужно «внутренне» изжить; и избавление от большевизма должно произойти также «изнутри», силами самих большевистских лидеров. Не нужно говорить, кто в этом вопросе оказался прав.
Любовь Ульянова
В русской философии нередко присутствует оправдание насилия в форме войны (Соловьев, Достоевский). Можно ли утверждать, что при этом оправдание жандармов, контрреволюции, всей духовной сущности контрреволюции (работа «О сопротивлении злу силою») – это явление исключительное? Не оказался ли в истории русской философии Ильин фигурой, равной де Местру с его культом оправдания палача?
Игорь Евлампиев
Во-первых, я бы не стал сравнивать Ильина с де Местром, это фигуры слишком разного уровня: де Местр больше публицист, чем философ (весьма поверхностный), а Ильин – глубокий философ, для которого публицистика является только формой конкретного преломления его философских идей. Во-вторых, те «скандальные» идеи, которые высказывает Ильин в своей книге (оправдание смертной казни, контрреволюции, полиции и т.п.), на самом деле, не представляют из себя ничего особенно уникального в русской философской традиции. Эти идеи можно найти у Тютчева, Чичерина, Достоевского, Соловьева, Леонтьева и др. «Скандал» здесь связан только с несколько экзальтированным, проповедническим тоном книги (о чем хорошо писал, кажется, Зеньковский), а также с чрезмерным стремлением Ильина представить свои идеи как естественное следствие православной идеологии. Но, к счастью, в работе «О сопротивлении злу силою» ничего собственно православного нет, кроме нарочитой фразеологии. Поэтому эта книга – одна из лучших у Ильина.
Любовь Ульянова
Можно ли считать Ильина подлинным государственным философом России?
Игорь Евлампиев
Безусловно, можно и нужно считать Ильина государственным философом России, но только мне непонятно, почему его одного? Ведь он – один из множества ярких представителей русской школы правоведения и государствоведения, школы русского либерализма. Мне кажется, глубоко ошибочно выделять его одного из всей этой цельной школы, а тем более – противопоставлять ей. Когда мы выделяем и изучаем одного Ильина, некоторые из идей этой школы предстают гипертрофированными и искаженными.
Любовь Ульянова
Но если говорить про самого Ильина, то какие аспекты его философии нуждаются в актуализации?
Игорь Евлампиев
Во взглядах Ильина я бы выделил три наиболее важных составляющих. Во-первых, ясная демонстрация диалектического соотношения внутренней и внешней свободы (в книге «О сопротивлении злу силою» – в этическом аспекте, в книге «О сущности правосознания» – в правовом и политическом). Во-вторых, критика западного либерализма как ложной политической модели, обладающей теми же недостатками, что и тоталитаризм. В-третьих, и это самое главное, разработка модели «творческой демократии», т.е. альтернативной формы либерализма, основанной не на принципе внешней свободы и абсолютизации отдельного, «независимого» индивида (западный либерализм), а на первичности внутренней, духовной, творческой свободы, на идее культуры как основы бытия личности и государства и, наконец, на принципе равной значимости и взаимодополнительности личности и государства.
