«РI» продолжает свой рассказ о «Бердяевских чтениях» в Калининграде публикацией статьи одного из ведущих российских социологов и консервативных философов, участника форума Леонида Ионина. В своем выступлении на Бердяевских чтениях он упомянул о грядущих «культурных войнах», которые ожидают Америку, Европу и, по всей видимости, Россию. Мы обратились к Леониду Григорьевичу с просьбой рассказать поподробнее об этом феномене. Ответом стали публикуемые нами в этой серии материалов развернутые размышления о предпосылках и последствиях «культурных войн», их исторических прецедентах и возможных современных вариациях.
***
Сейчас культурные войны трактуются как угодно, часто субъективно и неопределенно. Под понятие культурных войн подводят и хантингтоновское столкновение цивилизаций, и культурные конфликты на Западе времен студенческих революций 60-70-ых годов, и современные гендерные споры, и выяснение отношений цифровой и аналоговой цивилизаций и т.д. и т.п. Вообще-то это плохая практика – именовать одним термином совершенно разнородные по своей природе конфликты. К тому же чаще всего речь идет не о войнах, а о конфликтах, дискуссиях, спорах. Применительно к подобным случаям «культурные войны» – это метафора.
Поэтому я сразу оговорюсь, что имею в виду культурную войну в классическом ее смысле, сложившемся сто лет назад во время Первой мировой войны и вокруг нее.
Культурная война – условие настоящей войны
Культурная война является условием и составной частью обычной, настоящей войны. В таком смысле этот термин впервые применил французский писатель и публицист Жюльен Бенда в книге «Предательство интеллектуалов», опубликованной в 1927 г. и не так давно переведенной на русский язык. «Политическая война, подразумевающая войну культур, – пишет он, – в сущности, изобретение новейшего времени. Уже по одной этой причине современная эпоха представляет собой важный этап в моральной истории человечества»[1].
Бенда неоднократно подчеркивает, что «сегодня» (это, конечно, во время и после Первой мировой войны) каждый народ самовлюбленно противопоставляет свою культуру культурам других народов. Вот несколько цитат (я не стал бы злоупотреблять цитатами, если бы они не ложились на нынешнее время так, что «сегодня» Бенда можно рассматривать иногда как наше сегодня): «Осознанно, как никогда прежде (чему весьма способствуют писатели), каждый народ теперь сплачивается и противопоставляет себя другим народам в области языка, искусства, литературы, философии, во всей своей цивилизации и «культуре». Сегодняшний патриотизм — это утверждение одной формы души перед другими» (с.97 русск. издания). Или: «… новая черта в патриотизме современных интеллектуалов — их стремление соединить свой духовный строй с некой национальной духовной формой, которую они, естественно, противопоставляют иным национальным духовным формам» (с.121)
Подчеркиваю, что речь идет о противопоставлении друг другу не хантингтоновских
«цивилизаций», а национальных культур, то есть в сущности о конфликтах «внутриевропейских», или «внутризападных», или даже, если можно так выразиться, «внутрихристианских». Бенда призывает в свидетели знаменитого историка Г. фон Трейчке, прямо заявлявшего, что «обретаемое нациями самосознание, которое культура только укрепляет, — это самосознание ведет к тому, что на земле никогда не исчезнут войны, несмотря на более тесное переплетение интересов, несмотря на сближение нравов и внешних форм жизни» (с.98).
Предательство, по мнению автора упомянутой книги, состоит в том, что интеллектуалы оставили позицию всеобщих принципов, которую занимали раньше (т.е. до Первой мировой войны), и перешли каждый на позиции своей национальной культуры и своего национального государства. Первыми это предательство совершили немцы. Это произошло еще в XIX веке, в период наполеоновских войн. До этого войны носили, если можно так выразиться, более «откровенный» характер: их вели властители и полководцы за власть, за территории, а идеологическая легитимация была достаточно редкой и слабой. Но уже наполеоновские войны стали, по мнению Бенда, прогрессивными войнами, их задачей было освобождение Европы от прогнивших династий и торжество не национальных принципов французской нации, а всеобщих прав человека и гражданина. Немецкие же писатели и мыслители подвергли свой народ идеологической обработке, заставив его выступить против Франции и наполеоновской армии во имя партикулярной, немецкой культуры. В этом и состояло предательство немецких интеллектуалов.
Если в порядке мыслительного эксперимента применить идеи Жюльена Бенда к сегодняшней российской действительности, то, сознавая всю условность исторических параллелей, можно сказать так. Предателями надо, согласно Бенда, называть тех российских интеллектуалов, которые зовут народ бороться за русскую культуру и русские ценности против прогрессивных устремлений США и Европы, несущих нам универсальные ценности демократии и прав человека, как это происходит, в частности, через посредство Украины на Донбассе.
Значит ли это, что война приближается?
Логика политических действий и событий не всегда соответствует логике, как сейчас принято говорить, дискурса. Но исторический опыт внушает тревожные мысли. Ведь обе мировые войны происходили именно как культурные войны в описанном выше смысле. Что касается Первой мировой, то уместно вспомнить о так называемом «Манифесте 93-х», опубликованном в октябре 1914 г. В этом «Воззвании к культурному миру», подписанном 93-мя представителями научной и художественной элиты Германии (Макс Планк, Вильгельм Вундт, Вильгельм Виндельбанд, Герхарт Гауптман и др.) опровергались обвинения в нарушениях Германией международного права и в жестокостях, творимых немецкой армией. Полезно процитировать несколько пунктов воззвания. «Не правда, что борьба против нашего так называемого милитаризма не является борьбой против нашей культуры, как это лицемерно утверждают наши враги. Без немецкого милитаризма немецкая культура была бы давно втоптана в землю… Немецкая армия и немецкий народ едины. Сознание этого объединяет сегодня 70 миллионов немцев без различия партий, сословий и образования».
«Не правда, что мы ведем войну, нарушая нормы права. Мы не допускаем… жестокости. А на Востоке льется кровь детей и женщин, избиваемых русскими ордами… Изображать себя защитниками европейской цивилизации меньше всего имеют право те, кто заключил союз с русскими и сербами… и натравливает монголов и негров на людей белой расы». В заключение говорится: «Верьте нам! Верьте, что мы будем вести борьбу до конца как культурный народ, для которого заветы Гете, Бетховена, Канта так же священны, как его очаги и пашни». Это и есть манифест культурной войны.
С противоположной стороны велась пропаганда такого же рода. Более того, и сама война признавалась войной культур. Владимир Эрн, один из многообещавших русских философов начала ХХ века, в 1915 г. выпустил книжку «От Канта к Круппу», где показывал именно глубочайшие культурные корни прусского милитаризма. Эрну же принадлежит работа «Меч и крест», где он говорил о культурных различиях восточного и западного христианства. Британские профессора также публиковали свои манифесты и воззвания в ответ на немецкие, обвиняя немецких коллег в забвении ценностей цивилизации.
Вспоминая обо всем этом, мы без особого труда находим параллели к сегодняшним культурным и военным конфигурациям. А если быть честным, то легко увидеть и стилистические параллели. Разве мы не можем совершенно ответственно заявить, что без нашего российского «милитаризма», то есть без заботы о боеспособности российской армии, наш народ был бы давно «втоптан в землю»! Разве мы не можем сказать, что защищаем имена наших великих художников и ученых так же беззаветно, как наши «очаги и пашни»!
Знаменитый философ Макс Шелер, мысля в том же направлении, что и его коллеги, издал в 1917 г. книгу «О причинах ненависти к немцам». У нас за последние годы написана масса статей о русофобии на Западе, и разве не пора, не поддаваясь на провокации политкорректности, написать большой академический труд на эту актуальнейшую тему!
Правда, по таким же соображениям политкорректности, наши нынешние соперники молчат насчет «негров и монголов», доверяя своим свидомым украинским подпевалам громко кричать о «бурятской бронетанковой коннице». Впрочем, европейцы и американцы почти буквально воспроизводят воззвания своих «культурных» предшественников столетней давности, обвиняя «русские монгольские орды» в изнасилованиях сотен и тысяч фрау и фройляйн если не сейчас, то в 1945 г. Это подтверждает, что культурная война не прекращалась, только на время стихал накал боев. Аргументы и обвинения, в принципе, не меняются, они те же, что и 100, и 70 лет назад!
Линии фронта культурной войны
Уже во Второй мировой войне условная линия культурного фронта проходила несколько иначе, чем в Первой. Во Второй мировой войне на культурном, то есть идеологическом фронте для англосаксонских союзников это была война «цивилизации» против «варварства», которое приписывалось державам оси. Для нацистов это была, в определенном смысле, война «культуры» против «цивилизации». Но и то, и другое понималось не так, как у союзников. Под культурой подразумевалось мистическое единство, связывающее узами братства всех немцев, под «цивилизацией» – западный индивидуализм, рационализм, власть денег и эгоистического интереса.
В Советском Союзе, несмотря на то, что он был членом союзнического альянса, воплотились черты идеологии обеих сторон войны. С одной стороны, он представлял «прогрессивную», социалистическую, рационалистическую линию европейской культуры, и в этом смысле сторону «цивилизации». С другой – вся советская идеология была пронизана коллективизмом, антииндивидуализмом и ориентирована на достижение некоего мистического единства – не нации, как у немцев, а – человечества в коммунистическом «царстве божием». И этим советская идеология в чем-то была родственна германской «культуре». В этом проявлялась двойственность марксовой философии, лежавшей в основе советского марксизма. Отсюда – черты стилистического сходства сталинизма и нацизма, несмотря на их непримиримые и принципиальные идеологические различия.
Но все же для обеих сторон войны Красная армия – это были «русско-монгольские орды». Просто для одних это были союзные, а для других – вражеские орды, чем и определялось отношение к ним. После войны это отношение оказалось довольно быстро скорректированным и стало практически одинаковым для бывших союзников и бывших противников.
Когда в результате Второй мировой войны и затем крушения СССР произошла коренная реконфигурация мирового культурного пространства, это отношение проявилось с необычайной отчетливостью. Все «воззвания», «манифесты», «декларации» культурно-политического и «культурно-военного» (от слов «культурная война») содержания времен Первой и Второй мировых войн снова сделались актуальными. Их иногда можно воспроизводить почти буквально, переменив (как я пытался показать выше) только некоторые географические и этнические обозначения.
Все это показывает, что культурная война, как война национальной культуры с глобальной коалицией всеобщих ценностей, в полном разгаре.
Что же касается «предательства интеллектуалов» в духе Бенда, то я предпочитаю перевернуть постулированное им соотношение. Предательством нужно считать ситуацию, когда интеллектуалы отступают от ценностей свой страны и своей культуры и пропагандируют абстрактные цели и ценности «глобального сообщества», на деле представляющего интересы вполне определенных стран и коалиций. Хочется надеяться, что российские интеллектуалы не предадут свой народ.
_________________________
[1] Здесь необходимо пояснение. Мне пришлось отредактировать данный в русском издании перевод этого важного суждения. Во французском оригинале стоит: «La guerre politique impliquant la guerre des cultures, cela est proprement une invention de notre temps et qui lui assure une place insigne dans l’histoire morale de l’humanit?» (Цит. по электронной версии: Collection Les Cahiers Rouges, Editions Grasset, Paris, 2003, p.108). В изданном по-русски переводе (Бенда Ж. Предательство интеллектуалов. — М.: ИРИСЭН, Мысль, Социум, 2009, с.99): «Политическая война, влекущая за собой войну культур, — в сущности, изобретение новейшего времени. Уже по одной этой причине современная эпоха представляет собой важный этап в духовно?нравственной истории человечества». У Бенда не сказано, что политическая война является причиной («влечет за собой») войны культур. У него сказано, что одно подразумевает («имплицирует») другое. Кроме того, термин «моральная история» отвечает французскому термину и вообще яснее и однозначнее, чем ничего в сущности не выражающий термин «духовно-нравственная история».
