РI: В распоряжении нашей редакции оказался текст одной из ярких фигур Русской весны на Донбассе, бывшего командира отряда «Восток» Александра Ходаковского. Мы оставались в стороне от конфликтов внутри пророссийских сил сопротивления на Юго-Востоке Украины, и в данном случае, предоставляя слово командиру «Востока», мы вынуждены еще раз отметить, что эта публикация, как и многие другие в рубрике Блоги, отражает мнение самого автора, но не позицию всей редакции.
***
Наверное, меня сложно обвинить в стремлении быть аналитиком, но комментировать некоторые события и обстоятельства все же иногда приходится. Что я могу сказать по поводу президентского послания такого, что еще никто не сказал? Абсолютно ничего. Но я и не ставлю перед собой такой задачи. Скорее, моя задача в том, чтобы попытаться экстраполировать сказанное на нашу ситуацию. Политический язык настолько специфичен, что никогда не нужно воспринимать прямую политическую речь как носитель прямой же информации. Не владея приемами дешифровки, сложно разобраться, что же на самом деле таится за ширмой из официальных слов, и поэтому не стоит торопиться с выводами. Это как с дельфийскими оракулами: всегда нужны те, кто выслушает пророчество, а потом расшифрует его неискушенным «пользователям».
Так вот, друзья мои, прямо или косвенно вовлеченные в события на Донбассе, — президентское послание вполне себе означает, что в вопросе Донбасса Россия на уступки Западу не пойдет. Раздуваемый ажиотаж с миротворцами — это как нейролингвистическое программирование: нас пытаются приучить к мысли, что это единственно возможный способ решения проблемы, и причем именно на условиях Запада. То, что я скажу сейчас, очень многим не понравится: при попытке ввести миротворческий контингент на условиях запада мы выйдем из-под управления и объявим собственную войну. Не будет на земле Донбасса сербского сценария. И еще: при всех вопросах к нашей обороне у нас есть сильное преимущество: мы у себя дома, а значит — мы отступать не будем. Выбьют нас с передовой — каждый закоулок в городах будет нести смерть захватчикам. Об одном жалею — не будет ни сил, ни времени, чтобы крыс, бегущих с корабля, заворачивать. И если украинская армия рассчитывает на легкую прогулку — пусть оставит иллюзии. Но это я слегка отвлекся.
А если вернуться к позиции, озвученной Путиным, то как бы ее ни критиковали либералы, и как бы ни обдавали скепсисом самые патриотичные патриоты, подвергая сомнению реальность российских достижений в военной сфере — она, конечно, недвусмысленна: Путин уперся. Я искренне хочу, чтобы в свете этого мы закончили танцы с волками и перестали изображать, что мы нечто одно, а Россия — нечто другое.
Что для каждого из вас словосочетание «одна шестая часть суши»? Кто-то тоскует по тому времени, когда мы гордились проживанием на одной шестой части суши, кто-то называет ее империей зла — но все это личностное. С объективной же точки зрения, ну, или хотя бы с претензией на объективность, — это прежде всего история тысячелетней экспансии и непрерывных войн за расширение территории, которая потом и превратилась в одну шестую.
Есть традиции, которые индивидуализируют форму существования народа, или народности. Но есть то, что несоизмеримо важнее, — это дух народа. Я не зря упомянул про тысячелетнюю экспансию. Ею в России пронизано всё — и прежде всего сознание людей, сформированное историей и религией. Почему религия и в чем ее экспансионизм? В миссионерстве. Шли в Сибирь казаки и воеводы — шли и священники обращать в православие самоедов и якутов с бурятами. Обращать мирно, но обращать. Иначе бы Россия не состоялась. Где-нибудь веке в четырнадцатом, в разгар феодальной раздробленности, каждое княжество было размером с гулькин нос. Литва была многократно больше, чем любое из самых крупных княжеств будущей Московской Руси, будущей России.
Да, мы не толерантные и не деликатные, да, мы гомофобы и негров называем неграми, не вкладывая в это оскорбительного смысла, и да — вечными жертвами мы быть не желаем. Терпилами. Гордыня — грех. Но гордость — это часть нашего народного духа. И поэтому мы остались и будем с теми, кто по духу нам ближе. И да — мы дождемся подходящего момента и снова начнем экспансию — в этом наша природа. Но не чтобы подчинить, а чтобы вернуть.
Об этом Путин сказал совершенно недвусмысленно: «После развала СССР Россия, которая в советское время называлась Советским Союзом, — за границей ее так и называли, Советская Россия, — если говорить о наших национальных границах, утратила 23,8 процента территории, 48,5 процента населения, 41 процент валового общественного продукта, 39,4 процента промышленного потенциала (я обращаю внимание, почти половину), 44,6 процента военного потенциала в связи с разделом Вооружённых Сил СССР между бывшими союзными республиками». Мне кажется, в первый раз в XXI веке «геополитическую катастрофу» (так Путин назвал в 2005 году распад СССР) на высшем политическом уровне признали утратами России…
Этим и определяется моя позиция по отношению к тому, что происходит сегодня в России. Как вы посмотрите на такой аргумент? Мы, находясь в конкретное время в конкретном месте, противостоим Украине, которая делает главным врагом человечества Россию, а Путина называет Путлером. Мы в военном смысле доходяги и живем только потому, что Украина боится реакции упомянутого человека и отдачи им приказа на военное вмешательство; российский народ в лице добровольцев с рундуками за плечами не в числе одной сотни пересекал границу, присоединяясь к нам, и вместе с нашими погибал изрядно, но боится Украина не добровольцев, а регулярную армию, главнокомандующим которой является президент, от которого многие у нас ждали большего и побыстрее. Но мы еще живы, хоть и в кастрированном состоянии, и имеем на что-то надежды только потому, что в конечном итоге именно его решение позволило этому быть.
Можем ли мы, или могу ли я, не соглашаясь или даже отвергая что-то в сегодняшней российской и околороссийской реальности, объединяться со своим врагом в информационной борьбе против Путина, находясь в том положении, в котором нахожусь? Мой ответ — НЕТ. Ведя войну с врагом — союзника не мочат, парни. Я нахожусь в обстоятельствах, когда мне приходится искусственно культивировать пресловутое тоннельное зрение, чтобы видеть прямо и не отвлекаться по сторонам. Думаю, каждый мыслящий человек предметно понимает наше положение, и вера в доброго царя, как вы и сами понимаете, здесь ни при чем. Во многом знании — многие печали. Мы не отграничиваем себя от тех печалей, о которых знаем сами или достоверно узнаём, но наши печали просто затмевают все остальные. Выжить бы.
Я не имею оснований говорить о своей поддержке действий президента России. Я смотрю на него, не являясь его подданным, только через призму общей ситуации, считая, что Путин является опорной частью конструкции, которая подвергается сегодня давлению со стороны всех антироссийских сил. Хорош он или плох — в данном случае дело не первостепенное. Вас никогда не смущала в фильмах сцена, когда висящий на двух руках человек, уставая, вдруг отпускал одну руку, продолжая висеть на другой, не падая, пока его кто-то не вытягивал? В жизни так не бывает: если отпустишь от усталости одну руку, — вторая, которая также устала, не выдержит двойной нагрузки. В обычном случае. Мы все сейчас под нагрузкой, и каждый выполняет свою роль. Я прекрасно понимаю, что сегодня все попытки дестабилизировать ситуацию под флагом борьбы с «надоевшим» Путиным могут очень плачевно закончиться. С одной стороны, российская власть производит впечатление устойчивой, но я знаю много очень компетентных свидетельств того, что у неё есть те слабые места, которыми, если что, воспользуются враги. Как в Киеве во время майдана. Чего-то там хотели одни, а плодами воспользовались другие, как и было задумано. Сейчас, при нынешней открытой Западу системе, так и произойдет. Пока СССР оставался закрытой системой — он существовал, но стоило ему убрать при Горбачеве занавес — случилось то, что случилось. А занавес так и не вернули на место, и пока корабль худо-бедно слушает руля — смещать капитана не стоит, потому что альтернативой будут только хаос и анархия не в лучшем смысле этого слова. И одномоментная сдача Донбасса — мы в этом даже не сомневаемся.
