В связи с недавним юбилеем Александра Борисовича остро встал вопрос, а не отец ли он русского рока. По моим генеалогическим таблицам он выходит скорее дедушка, причем дедушка очень специальный, отдельно возвышающийся, как в былинах Святогор.
Он предвосхитил почти все плодотворные идеи, определившие самобытность этого самого русского рока, задолго до «Времени колокольчиков».
«– Все говорят о театрализованных рок-шоу, о соединении рока с русской фольклорной традицией, а твоя группа называлась «Скоморохи». Так когда это все-таки было придумано — году в 85-м или раньше?
– Нет, я это придумал в 66-м. Правда, правда, не хвастаю. Я просто соединил то, что знал о фольклорной традиции, с рок-н-роллом.
У нас был и маленький спектакль в 68 году — «Муха-цокотуха», и программа песен на русском языке. Мы пели (поет): ««Меня Маменька вскормила под кустом на волюшке, я без матушки расту по людям да в горюшке» или: «Ах, Иван, Иван, Иванушка, ах, какой ты дурачок, не любила тебя Аннушка, не плела тебе венок, не бросала его с бережка, со крутого бережка» — все это было очень лирично, — «не ждала в глухую ноченьку» — а потом все орали: «Тебя, Ваню, эх, дурака». Это было ерничество — отсюда и «Скоморохи». (Интервью М. Тимашевой, 1990)
Задолго до Макаревича он начал приучать публику к тому, что наш рок – не только ритмичный фон для молодежного досуга на танцплощадке, но и песни, которые не стыдно слушать.
Задолго до Гребенщикова и Майка стал выступать с гитарой как бард. «Упростился организационный ряд — взял гитару, сел в машину и поехал. Упростился концертный ряд — успех зависит только от одного человека, рядом никто не ковыряет в носу, не чешется, не отвлекает зрителя. Масса преимуществ и один только минус — за все отвечаешь сам. Провалишься — не ищи виновных». Задолго (если быть точным, то за 14 лет) до панк-шоу-группы ФУТБОЛ он сообразил, что рок может быть не только возвышенно-лиричным, но еще и таким:
«Не пришла Маша д-на свиданье,
Знать, не понравился ей наш Ваня,
Ее Виктор Иванович увел в ресторацию –
Докладать про секс информацию.
У Виктор Иваныча галстук новый
Красивый, синий из ситца
Он слова чудесные знает
“Кочумай, мать”, “ништяк” и “психоделик”…
Он ей на ухо шепчет. Машка млеет…»
Он неустанно наводил мосты между жанрами и видами искусства, собственным примером убеждая в том, что никаких непроницаемых барьеров между культурой “официальной” и “подпольной” не существует. Это получалось наглядно благодаря тому, что сам Градский прекрасно владеет поэтическим словом, но при этом – профессиональный певец и музыкант по всем критериям, включая те, по которым советские чиновники определяли, достоин ли данный гражданин выступать перед публикой.
«Просто я профессионал, меня нужно мерить профессиональными мерками. К примеру, у нас состоялся такой разговор со Стингом: «Вы из России, очень приятно» – и так с опаской смотрит. Спрашивает: что вам больше всего понравилось в концерте? Отвечаю: концерт очень понравился, а больше всего понравилась пьеса с переменным размером – 7/8, 9/8 и 11/8. Как в русской музыке. Стинг говорит: да, как у Стравинского. Я говорю: да, как в «Весне священной». Стинг: да, как в такой-то части. Отвечаю: да, как в аллегро» (Из книги Евгения Додолева).
Обычно люди, сильно опередившие своё время, остаются неуслышанными. Про Градского, вроде бы, этого не скажешь. И простые граждане, и коллеги с электрогитарами слушали его с удовольствием, аплодировали, восхищались – то есть, демонстрировали внимание и уважение – а потом, как ни в чем не бывало, отправлялись на «сэйшен» «хиповать» под «Шизгару».
Градский прошел через рок-культуру 60-70-х годов, никак не повлияв на основное направление развития, его невозможно причислить ни к какой стилистической школе или «волне», у него нет учеников – продолжателей, все его открытия пришлось переоткрывать заново, в общем, перед нами, как его определила Марина Тимашева, «моноличность».
Когда бюрократические фортификации стали разваливаться (при Горбачеве), к нам приехали по линии «Гринпис» корифеи жанра из метрополии, шумно братались с русскими коллегами под экзотическое тогда «Кьянти», потом гости предложили хозяевам, не отходя от кассы (стойки), прямо на кабацкой аппаратуре сыграть «джем» – классические рок-н-роллы. Испытание выдержал, причем с блеском, один человек. Догадайтесь, кто.
Такой контраст (он может, а мы нет) порождал в рок-сообществе смешанные чувства, не только белые и светлые. Отсюда сплетни и недоброжелательные (сквозь зубы) оценки, которые приходилось слышать в 80-е от неблагодарных внучат дедушки Александра Борисовича. Дескать, продался в официальную эстраду, поет песни советских композиторов. А мы-то не такие, мы герои…
Иллюстрация – из андроповских времен. Концерт АКВАРИУМА в ДК им. Русакова (большой конструктивистский дворец культуры в Сокольниках) в декабре 1983 года накрывался правоохранительными органами, уже с утра там дежурили милиция и ГБ, но само мероприятие не отменяли, поскольку знали, что ленинградцы выступать отказались, а замены в последний момент не найти, так что толпа может потребовать «деньги обратно!», и найдутся оскорбленные в лучших чувствах меломаны, которые решат, что их просто обманули («кинули на бабки») и расскажут, где брали билет.
Мы (организаторы) обращались тогда к разным музыкантам, и нам не в чем было упрекнуть тех, кто отказался от таких гастролей, со сцены в КПЗ. Согласился Градский. И потом (после концерта) стало понятно, что, пожалуй, только он один и мог заменить тогда главную питерскую группу.
Представьте: ДК оцеплен, по коридорам уже волокут задержанных, а в центре пустой сцены стоит красивый человек, к которому никто не смеет подойти как к прокажённому, потому что любого, кто сунется, заподозрят в причастности к организации концерта. Несмотря на всю разъяснительную работу с публикой (и очевидные признаки вмешательства высших сил) в зале находится идиот (или провокатор), который вопит: «АКВАРИУМ давай!»
На что Градский отвечает: “А ну, заткнись, пока я тебе голову не оторвал!”
И выдаёт в ошеломленный зал (уже под музыку) нечто совершенно непроизносимое по тем временам:
“Благодарю тебя, Создатель, что я в житейской кутерьме
Не депутат и не издатель, и не сижу ещё в тюрьме…”
Сашу Чёрного тогда знали не очень хорошо (хуже, чем Гребенщикова). Соответственно, большинство слушателей (как с самодельными билетами, так и с официальными служебными удостоверениями), пришло к выводу, что стихи написал только что сам Градский про нашу советскую действительность. Не только смелостью – потрясающим артистизмом и необычным для подполья качеством исполнения он в первые же минуты переломил настроение аудитории, разочарованной тем, что не увидит ленинградцев, а потом многие уже и не жалели, что в программе произошла замена.
По-настоящему пострадали только те, кто рассчитывал возбудить по материалам ДК Русакова большое уголовное дело, вдогонку к делу группы ВОСКРЕСЕНЬЕ. У них получился, как тогда говорили, «облом». Потому что на пути встал один конкретный человек.
Сейчас я заново просматриваю картинки «из тумана холодного прошлого», отмечаю те драматические эпизоды, в которых он участвовал («день творческой молодежи» в «Метелице» на Арбате, «Рок-панорама» в Лужниках, концерт памяти Башлачева), и получается, что Градский всякий раз вёл себя, извините за архаичную лексику, благородно. Помогал, защищал, перечил начальству. Я не уполномочен оценивать его вокальные данные и талант композитора, на то есть специалисты, и они давно вынесли свой вердикт, но то, чему я был свидетелем, складывается в определенную закономерность.
И потом, уже в новую эпоху, когда эстрадные мальчики-мажоры решили угодить новым хозяевам жизни и “простебать” по телевизору гимн СССР, развлечение этим “оба-натам” испортил один человек. Тот же самый, который перечил советской власти, пока она была в силе. Похожую историю рассказывает Евгений Додолев – как Градский заступался за бывших членов ГКЧП.
Не из политических соображений, не от партии или другой какой организации, просто от собственного лица.
Конечно, нужно зафиксировать неповторимое своеобразие этого лица для истории. Чтобы новые поколения знали и ценили. Но юбилейный фильм на 1 канале слишком настойчиво сводится к рекламе телевизионного шоу (как будто участие в нём – главное событие в биографии героя). При этом само шоу скопировано с иностранного оригинала примерно так же, как 40 лет назад на танцевальных вечерах наши рок-группы «передирали» «Шизгару» и «Ком чугезу». Исторический круг, таким образом, замкнулся, никакими богатырскими усилиями его разорвать пока не удалось.
Ком чугеза, господа телевизионные заседатели.
«Не одна, ой не одна, не одна во поле дорожка.
Не одна дороженька, эй, да не одна дороженька.
