Рубрики
Блоги Переживания

Бесполезный Шварценеггер

Среди многочисленных текстов об одном из самых ожидаемых фильмов этого лета почему-то не оказалось желающих высказаться о политических импликациях, которые с необходимостью должны следовать фильму «Терминатор: Генезис». В конце концов, главный актер не так давно прекратил политическую деятельность и вернулся в большой кинематограф. 

Вопрос в том, отразилось ли как-то «политическое прошлое» Арнольда Шварценеггера на новом фильме? 

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, давайте вернемся в прошлое – не совсем в политическое – но в далекий 1984 год, когда вышла первая серия этой популярной ныне франшизы. Тем более что первый «Терминатор» сегодня тоже идет в прокате – подарок именно для психологически консервативных зрителей. 

Дело в том, что первый «Терминатор» – фильм насквозь «политический», хотя и не совсем в традиционном смысле слова. Один из первых исследователей феномена «культового кино» американский критик Дэнни Пири в включил первого «Терминатора» в третий том своих «Культовых фильмов»[1]

Важно, что критик обсуждает кино почти полностью в его политических импликациях. В частности, он отмечает «революционный пафос борьбы», которым пропитана картина. Это не его «блажь», потому что в 1980-х многие критики дискутировали об этом кино именно в политическом контексте. 

Так, одна из американских критиков Лиллиан Некаков указала на то, что зло в фильме (киборг-убийца из будущего) имплицитно «фашистское»: в далеком будущем машины уничтожили многих людей, а тех, что остались, держат в чем-то наподобие «лагерей смерти» для работы; образ Шварценеггера, который к тому же произносил свои реплики с австрийским акцентом, тоже напоминал «фашизм». 

Важной деталью является и то, что актер отказался от роли положительного героя, призванного защищать будущую мать лидера сопротивления, но сознательно выбрал роль бездушного убийцы. Разумеется, это не было политическим выбором, но по итогам стало аргументом в пользу тезиса о «фашистских мотивах» в ленте. 

Сам Джеймс Кэмерон, автор сценария и режиссер, скорее закладывал гуманистический и одновременно прогрессистский пафос в свой фильм. Что отчасти странно, потому что фильм акцентирует странную и опасную роль техники, которая стала играть в жизни человека (в «Терминаторе» действительно большую роль, и это очень «индустриальный фильм»: музыкальный плеер, интерком в полиции, телескоп, рации, многочисленные машины, и даже машину-убийцу убивают с помощью другой машины, но бездушной). 

Но прогрессистский он не, с точки зрения технического прогресса, но именно с позиции человеческих отношений. Мужчина и женщина по итогам равны: в конце фильма женщина становится бойцом и сражается со злодеем на равных. Кроме того, именно от женщины зависит будущее человечества – она должна стать матерью лидера революционной борьбы против взбунтовавшейся техники. 

Кстати, в определенном смысле фильм играл на руку консерваторам, так как имплицитно одной из его идей стала «борьба с абортами», типично рейгановская тема: отец ребенка, с которым девушка провела всего пару часов, умер, и она не страшится растить ребенка в одиночку. Она могла бы выбрать иной вариант будущего, отказавшись от родов, но соглашается встать на путь лишений и страданий. 

Если судить по фильмографии Джеймса Кэмерона, то, конечно, он – «голливудский марксист», в пользу чего говорят его позднейшие хиты «Титаник» и «Аватар». Более того, в следующем после «Терминаторе» фильме, в котором он выступил режиссером, «главным героем» является женщина, «женский вариант Рэмбо». «Рэмбо» упомянут не случайно, потому что Кэмерон сотрудничал и с голливудскими правыми. 

В частности, он писал сценарий к одному из самых прорейгановских фильмов 1980-х «Рэмбо: Первая кровь II» вместе с Сильвестром Сталлоне. Сам Кэмерон оправдывался постфактум: «Экшн в фильме мой, политика – Сталлоне». 

Собственно, мы подошли к самому главному – нашли связь между двумя титанами американского кинематографа 1980-х – Сталлоне и Шварценеггера. Собственно, если с кем и можно сравнить Арнольда Шварценеггера, так это со Сильвестром Сталлоне. 

После того, как Арнольд после перерыва на «серьезную работу» стал вновь сниматься в кино, нельзя сказать, что он активно продвигает в фильмах, где снимается, какие-то политические взгляды, а выбор его ролей – как-то соотносится с его убеждениями. 

Впрочем, и с его убеждениями далеко не все ясно. Когда-то он был благоверным республиканцем (до того, как губернатором Калифорнии в 1980-е он поддерживал Рейгана, работал при Буше-старшем), но сегодня публично поддержал однополые браки, разрешенные с недавних пор в США. 

А ведь как клялся в верности идеалам Джорджа Буша-младшего? 

К его чести надо сказать, что еще будучи губернатором Калифорнии он давал кое-какие послабление геям в правах, так что в этом вопросе он последователен. 

Но важно другое – он политик, а не идеолог, и он не сделал и не делает из столь мощного пропагандистского инструмента, как кинематограф, оружие для борьбы. Но это, наверное, от того, что у него нет идей. Кроме того, его последние актерские работы не самые успешные, и актер держится лишь на былой славе. 

Долгое время в Советском Союзе киноведение развивалось в лучших традициях социально-политического анализа: про западное кино нужно было писать, изобличая всю сущность американского консерватизма, империализма, разлагающегося капитализма. В одной из своих книг наиболее именитый сегодня киновед Кирилл Разлогов[2] с целью изобличить реакционный дух западного кино пишет, как в фильме «Ночные ястребы» (конечно, со Сталлоне) был немного изменен сценарий, чтобы упомянуть в сюжете, что главный злодей окончил Институт Мориса Тореза. Сталлоне, к счастью, не был страшен даже террорист с хорошим образованием. 

Правда в том, что сегодня – в прошлом враг СССР – Сталлоне в некотором смысле оказывается идеологическим союзником России, по крайней мере, тех, кто разделяет традиционные ценности: сегодня он является защитником консервативных устоев. 

Да и в 1980-х и 1990-х многие его любили больше, чем официальную идеологию. Сильвестр Сталлоне – не просто актер, но и сценарист, а еще человек с идеей, то есть тот, кто может закладывать в свое творчество определенные взгляды. Сталлоне идеологически заряжен, и, возможно, именно эта жизнь со взглядами (без перехода в новое – политическое – качество) позволяет ему оставаться наплаву и быть интересным кинематографистом в XXI веке. Хотя эксплуатация им своих былых заслуг «Рокки Бальбоа» и «Рэмбо IV» не стали суперуспешными хитами, но тем не менее оказались заметны на общем фоне. 

Кроме того, он смог воскресить почти всех героев боевиков 1980-х. Среди «стариков» появляется и Шварценеггер. Но и его новые фильмы про Рэмбо и Рокки не выглядят такими же неуклюжими, как новый «Терминатор», в котором Шварценеггер выглядит крайне жалко и беспомощно. 

Хотя новый фильм и можно прочитать идеологически и политически, это не очень интересно – в виду того, что в этом отношении он уступает первой части. Но и, конечно, на Шварценеггера смотреть в новом кино просто больно.

Политик Шварценеггер  сильно уступает идеологу Сталлоне. 

«Старый, но полезный» – шутка, которую Шварценеггер произносит в «Генезисе» не один раз. Весь юмор, правда, в том, что выглядит он при этом бесполезным. 

Увы, эта характеристика оказывается более справедливой по отношению к Сталлоне, который совершенно точно приносит гораздо больше пользы – как консерватизму, так и кинематографу.


[1] См.: Peary D. Cult Movies 3. New York: A Fireside Book, 1988.

[2] Разлогов К.Э. «Конвейер грез и психологическая война. Москва: Издательство политической литературы, 1986.