Рубрики
Блоги Размышления

Воспоминания о нормальной Земле

Экс-премьер Великобритании Тони Блэр недавно признал, что вторжение коалиции, возглавляемой США, в Ирак двенадцать лет назад стало одной из главных предпосылок зарождения и нынешнего небезуспешного существования ИГИЛ. Блэр заявил, что при планировании операции и действий после окончания военной фазы были допущены грубые ошибки. «Конечно, нельзя сказать, что те, кто сместил Саддама Хусейна в 2003 году, не несут ответственность за ситуацию в 2015», – процитировали мировые новостные ленты слова английского политика. События «пятницы 13-го» в Париже стали очередным и одним из самых кошмарно-ярких подтверждений тезиса Блэра. В 2003 году, кстати, Франция, как и Германия, была против авантюры англосаксонских союзников в Ираке, но в дальнейшей череде ближневосточных ошибок и преступлений шла с ними вровень, порой даже обгоняя.

Кто что, а я при этой вести вспомнил… творчество Юрия Рытхэу. К большинству советских писателей, представлявших литературы союзных республик и «малых» народов, сейчас зачастую относятся скептически, считая их дутыми величинами, фигурами, через которые русско-советской культуре искусственно прививался многонациональный характер. Иногда это справедливо, временами – не совсем. Вот сказать подобное о Рытхэу точно не повернется язык. Его произведения – настоящая литературно-этнографическая энциклопедия быта чукчей и вообще малых народов российского и североамериканского Севера, событие не только отечественной, но вполне себе и мировой литературы. И, как деятель мировой литературы, он не мог не затрагивать глобальные темы, пускай даже через призму наиболее близкой ему локальной «северной» проблематики. Наиболее глубоким и пронзительным мне кажется небольшой рассказ «Воспоминание о Баффиновой Земле».

Прочитать его – дело максимум получаса, однако все же дам краткое содержание. Молодой ученый Агнус Прайд находит в эскимосской деревне, население которой выкошено эпидемией, крохотного мальчика. Он привозит его домой, в Торонто, и, назвав Джеком, начинает вместе с женой воспитывать как своего ребенка.

«Когда соседки выходили прогуливать своих породистых собак, Хэлен Прайд одевала своего воспитанника в стилизованную под эскимосскую, специально сшитую для него одежду, сажала в санки с полозьями из моржовых бивней, привезенные Агнусом с Севера, и возила его перед своим домом, вызывая зависть соседок и непритворное умиление усыхающих в безделье старушек.

– Какая прелесть!- всплескивали руками женщины.

-Чудо!- коротко заключали мужчины, вылезая из своих автомашин, чтобы взглянуть на такую редкость».

Джек растет, становится школьником, он ничем не отличается от сверстников. В семье появляется собственный, кровный сын, после чего приемышу уделяется все меньше и меньше внимания. Какое-то тепло остается разве что в общении с братом Агнуса, чудаковатым художником Дэви, некогда прошедшим гражданскую войну в Испании – очевидно, на стороне республиканцев. Дальнейшее будущее юноши покрыто плотным туманом неизвестности, тратиться на его высшее образование семейство Прайд не собирается. В итоге Джек, вызвав у приемных родителей явное облегчение, чуть прикрытое лицемерной грустью, решает вернуться на землю предков и стать тем, кто он есть по рождению, – эскимосом. Он осуществляет задуманное, даже находит человека, который, судя по всему, родной брат его физического отца. Но жить, как живут окружающие его эскимосы, у Джека не получается, охотник из него скверный, соплеменники, особенно сверстники, сторонятся «своего среди чужих, чужого среди своих», небезосновательно считая, что он говорит и думает по-английски. Промаявшись так зиму, он возвращается в Торонто, выслушав прощальное напутствие дяди: «Ты стал другим, неспособным жить среди нас. Иди к тем, кто вырастил тебя и воспитал. Тебе будет лучше среди них». Устроившись грузчиком в аэропорт, Джек изредка, набравшись для храбрости виски, приходит к двери некогда родного дома и слушает, как играет на гитаре Дэви Прайд…

В этом маленьком тексте видны сразу два важнейших пласта социально-политических смыслов. Первый касается ассимиляции и строительства гражданской нации. Сугубо с формальной, до издевательства формальной точки зрения история Джека – яркий пример успешности данных процессов. Фактически же мы видим морально искалеченного человека с изуродованной судьбой. Значит ли это, что всякое встраивание человека в другую нацию – зло? Разумеется, нет, но описанное у Рытхэу – однозначно. Семейство Прайд – словно западное общество в миниатюре, здесь сталкиваются классический ассимиляционно-интеграционный и новомодный мультикультурный подход. Хэлен воспринимает найденыша как экзотическую иноземную игрушку, но при этом говорит мужу: «Я не позволю, чтобы мой дорогой Джек снова вернулся в провонявшие тухлым тюленьим жиром, грязные хижины, чтобы он снова облачился в звериные шкуры, ел сырое мясо и страдал от холода. Пусть хоть он поживет по-человечески за все бедствия своих братьев и сестер. Позволь мне сделать из него настоящего джентльмена». Агнус соглашается с ее доводами, однако втайне досадует, что Джек не выделяется из толпы ровесников, не выкидывает диковинные дикарские коленца. Почти фотографическое описание того, как на Западе сплелись воедино идеи интеграции приезжих иноземцев – и чуть ли не насильственной консервации их в соусе родных обычаев и привычек, эдакой геттоизации и сегрегации с обратным знаком. К чему приводит подобная шизофрения, наглядно показал случай с Charlie Hebdo – во Францию завлекли толпы инокультурных мигрантов, но при этом хозяева не захотели ограничивать себя в привычном безудержном глумлении над их святынями. Нынешняя трагедия наглядность многократно усилила.

Второй пласт – еще более глобальный и значимый. Запад в целом достаточно стар (увы, вовсе не superstar), но его цивилизационный лидер, США, по меркам истории довольно молод, в сравнительном соотношении вряд ли старше Агнуса Прайда и его супруги. Молодости свойственны незрелость, горячность, непоследовательность действий. Обнаружив на карте мира страну, которая реально или – чаще – по мнению только лишь самих американцев страдает под гнетом жестокого тирана, ведомый из-за океана Запад начинает ее рьяно «спасать», одевать в красивый костюмчик с надписью «Свобода» и катать на санках вокруг трибуны ООН. Потом у Запада всплывают собственные неотложные проблемы либо обнаруживается новый, более перспективный кандидат на спасение – угнетенная страна, угнетенная социальная или гендерная группа, угнетенная гендерная группа в угнетенной стране; после этого прежний чумазик, изломанный и лишенный всякой точки опоры, благополучно предоставляется собственной судьбе. Западные «дяди Дэви» (Патрик Бьюкенен и Марин Ле Пен, которая скорее тетя, от правых, Ноам Хомски, Джереми Корбин и Кен Ливингстон от левых) критикуют подобную политику и предлагают не спасать «еле живых малюток» вопреки их желанию и реальному положению дел, но кто ж слушает чудаков?

Рытхэу был чукотским, но при этом чукотско-русским писателям, он творил в рамках христианской и человеколюбивой традиции русской литературы, в рамках которой правда – за героем, который страдает, мучается и претерпевает несправедливость, чем сильнее страдания – тем глубже его правда. Здесь не только Данила Багров со своим сакраментальным монологом. Здесь и Гоголь – он как-то услышал байку про чиновника, потерявшего купленное на многолетние сбережения ружье и умершего от огорчения, что не вобьет больше пули в птицу, и превратил ее в «Шинель», из которой мы все вышли. Перед нами целая галерея гениев и ярких творцов, не изменявших этому принципу, и Рытхэу в ней не на последнем месте. Довольно логичным финалом «Воспоминания о Баффиновой Земле» могла быть кровавая месть Джека своим «благодетелям», но Юрий Сергеевич рассудил по-другому. Жизнь, увы, отнюдь не всегда протекает по литературным законам, и Charlie Hebdo с «Батакланом» тому яркий пример. Нынешний миропорядок, в основе которого смесь старческой деменции и молодой дури, пусть даже самым гуманистическим образом мотивированной, ни до чего хорошего планету не доведет. Нужно кардинальное переформатирование международных отношений, а главное – новый центр притяжения и сборки с принципиально иным историческим багажом и мировоззрением. Самым симпатичным вариантом кажется страна, которая, принимая под опеку и вбирая в свою культурное поле народы, не калечила их жизнь и не ломала через колено основы их идентичности, а если и ассимилировала без следа – то ненасильственным путем и сообразно естественному течению истории. Страна, на языке которой творил Юрий Рытхэу.

Автор: Станислав Смагин

Журналист, публицист, критик, политолог, исследователь российско-германских отношений, главный редактор ИА "Новороссия"