РI прерывает добровольно молчание для того, чтобы познакомить читателей с материалами только что вышедшего в свет 4-го номера «Тетрадей по консерватизму», посвященного проблемам истории и теории отечественного парламентаризма. Номер представляет главный редактор журнала Родион Михайлов.
Представляя данный номер на суд читателя, хотелось бы отметить, что впервые за всю историю существования альманаха «Тетради по консерватизму» мы посвятили его выпуск скорее политическому институту, чем идеям, смыслам и сущностям, то есть тому комплексу вопросов о ценностях, которому были посвящены предыдущие номера. Однако по факту, бросая взгляд на получившийся выпуск, становится очевидным, что, собственно, от ценностей мы никуда не ушли. И даже наоборот.
Как выяснилось в ходе работы над темой, парламентаризм не только имеет глубокие исторические и очень самобытные корни в России, но и воспринимается как ценность, заметим – особая, национальная, глубоко аутентичная и специфичная, выстроенная на русских началах, уже на заре становления русской государственности и особенно в русской мысли XIX века.
Что мешало разглядеть это раньше? Видимо, замыленный штампами исследовательский взгляд, который руководствуется западными стандартами восприятия парламентаризма. В результате от такого «мейнстримовского» подхода ускользает все многообразие этого явления как в мире, так и в России.
Между тем, парламент – это не только институт политической системы, орган, обеспечивающий представительство политических интересов и социальных групп, а также орган законодательной власти, выстроенный по определенным более-менее унифицированным в современном мире канонам, впрочем – с весьма разнообразной мировой спецификой. Парламент является еще и носителем определенных ценностей, свойственных данному конкретному обществу. В этом выражается дух парламентаризма – нечто значительно более широкое и объемное по своему выражению, чем сухие нормы конституционного права и конкретные особенности национальных конфигураций парламентских институций.
Исследуя уникальный путь развития парламентаризма в России в самых разных его аспектах, коллектив авторов представляемого номера – каждый с позиции своей тематики – если и не сформулировали, то приблизились к пониманию этих ценностей, к выражению духа парламентаризма нашей страны. И дух парламентаризма в России выражается в стремлении видеть нашу страну целой и единой, но в то же время культурно многообразной, и в этой полифонии – великой и справедливой державой.
И если парламентские институты имеют много общего в различных странах мира, то дух парламентаризма имеет существенные различия. Понять же суть парламентской системы любого государства, изучая его парламентские институты, структуру, нормы в отрыве от духа парламентаризма невозможно.
В этом контексте хотелось бы очень кратко остановиться буквально на нескольких методологических посылках, которые так или иначе следуют из предпринятого авторским коллективом номера анализа.
Богатая и очень разнообразная история русского парламентаризма из глубины веков свидетельствует о принципиальном его отличии от западноевропейских аналогов.
На Западе парламентаризм рождался из двух базовых идей в той или иной их комбинации. Во-первых, это представительство различных, особенно противоположных интересов, которое должно разрешаться в рамках специального института, а не «на улице». Во-вторых, это упорядочивание интересов знати против королевской власти, а позже – третьего сословия против знати, которое тоже разрешается в рамках специального института с упорядоченными процедурами. То есть так или иначе, парламент с западной точки зрения – это институционально-процедурная альтернатива гражданской войне.
В России с древнейших времен протопарламентские институты играли совершенно иную, если не сказать противоположную, роль – не площадки упорядоченной борьбы противоположных интересов или формирования противовеса каких-то сил по отношению к верховной власти, а поиск единства по важнейшим, а не частным вопросам.
Именно поэтому в основе западного термина «парламент» лежит французское слово «parler» — «говорить», то есть проговаривать свою позицию, декларировать свои партикулярные интересы, а в основе древнейшего русского аналога – Собора – лежит славянское «сбор», «собирание», то есть единение, поиск общего и единого соборного мнения.
Поиск единства и соборности у нас, фрагментация и отстаивание частных интересов у них.
Всякий раз, когда отечественный парламентаризм начинал строиться по западным принципам представительства противоположных интересов, а не отечественным поиска соборного единства – будь то фракционная борьба в четырех дореволюционных государственных думах, или еще более жесткая борьба позднесоветского съезда СССР и Верховного Совета России – все это заканчивалось катастрофой и самих парламентских институтов, и государства.
Отсюда вывод: не стоит противиться историческим императивам логики развития нашей государственности. В том числе применительно к парламентаризму.
Наша страна – это «цветущая сложность», говоря языком Константина Леонтьева, и дух российского парламентаризма состоит в том, чтобы объединять эту очень разную и разнообразную державу, сохраняя эту сложность, находить согласие и укреплять единство. Единство в разнообразии – суть идеологии российского парламентаризма. Этого нельзя достичь партикулярными интересами и идеей их фрагментарного представительства.
Поэтому наш парламентский путь куда более сложный, чем западный. Но и страна у нас куда сложнее, чем любая западная страна.
Еще один важный методологический посыл касается изучения и, что еще важнее, усвоения западного опыта.
За последние три десятка лет наша страна пережила бум изучения западного парламентского опыта. Однако сравнительный анализ, который можно лишь приветствовать, поскольку он обогащает и науку, и практику, не должен переходить в слепое ученичество.
И не только по причинам, изложенным выше и касающимся исходных различий в становлении парламентаризма у нас и у них.
Дело в том, что за последние более чем тридцать лет мы прошли такой интенсивный путь развития парламентский институтов, норм, избирательных моделей и систем, и проч., который и не снился Западу. Интенсивность нашего развития в этом плане зашкаливает, и поэтому «Запад нам не указ», как говорилось в советские годы. Мы проходим в одно поколение такие схемы и модели парламентаризма, лишь на становление которых у них – стран «классической» парламентской системы – отводились многие века. За сжатые десятилетия мы испробовали столько вариантов выборов, типов формирования парламентского представительства, сколько западный мир проходил лишь совокупностью всех своих страновых моделей развития и за куда более длительный период.
Наша модель парламентаризма – это поиск нашего оптимального пути, который еще далеко не закончен. Мы можем применять различные схемы и варианты формирования парламентских институтов, искать новые решения и дальше. И поэтому современный российский парламент – это поле инноваций, творческий поиск новых практик, живое творчество людей, норм и институтов. На этом поприще всегда возможны самые интересные подвижки.
Но что незыблемо для отечественного парламентаризма – это та этическая основа, лежащая в его основании: дух нашего парламентаризма. И каждый раз любой новой партии, пришедшей в парламент, любой новой фракции, каждому парламентарию лично приходится проходить испытание: справляться со своими частными интересами, приобщая их к единству общих ценностей, ценностей российского общества, ценностей российской истории. И это большое испытание и большая ответственность.
Впрочем, данный номер «Тетрадей по консерватизму» – лишь приглашение к дальнейшему обсуждению этой темы.
