Рубрики
Блоги Переживания

Реформы реакционера

Следует говорить о разумной консервативной политике Николая I, в ходе которой страна была подготовлена для реформ, но при этом сохраняла стабильность.

Известная сентенция, что история – это политика, опрокинутая в прошлое, не лишена оснований. Политическая ангажированность истории затрудняет взвешенное отношение к прошлому даже у профессионалов.

Вспомним  пристрастный взгляд на Анну Иоанновну историка Сергея Соловьева. Согласно воспоминаниям, супруга историка Поликсена Владимировна, вообще воспринимала Императрицу как своего личного врага…

Поэтому неудивительно, что на уровне общественного мнения объективности в отношении исторических персонажей тем более не следует ждать. Особенно, если учесть, что политики, идентифицируют (зачастую безосновательно) свою деятельность (равно как и деятельность своих оппонентов) с различными героями прошлого, проецируя, таким образом, исторические конфликты в современность.

Одной из таких проекций, ставшей синонимом реакции, является император Николай I. Его, между прочим, Соловьев тоже не сильно любил.

Как правило, в общественном сознании он прочно ассоциируется с политическими репрессиями, жесткими цензурными запретами, отказом от реформ, экономической стагнацией и, как следствие, проигрышем в Крымской войне.

Да, репрессии действительно имели место, но они были вызваны главным образом неудачным путчем декабристов – политических радикалов, попытавшихся захватить власть в день восшествия на престол Николая I – 14 декабря 1825 года.

Император, не без иронии, так их и называл: «друзья по 25-му году». Вместе с тем следует отметить, что рядовой состав вовлеченных в восстание полков вообще не подвергся никаким наказаниям.

Арестовали тогда  579 человек, из них 287 были осуждены. Пятерых руководителей повесили, 120 – сослали в Сибирь на каторгу или поселение. Большая часть остальных заговорщиков, лишенных дворянского звания, были отправлена рядовыми в войска, в том числе (как, например, писатель Александр Бестужев-Марлинский) в действующую армию на Кавказ.

Отметим, что в царствование Николая Павловича более никто казнен не был. Как говаривал Государь: «Слава Богу, смертной казни у нас не бывало, и не мне ее вводить». Что же касается системы госбезопасности, то, например, III Отделение, помимо функций политической полиции (сыск за революционерами), занималось борьбой с контрабандой, фальшивомонетчиками, расследовало случаи жестокого обращения помещиков с крестьянами, следило за сектантами.

При этом на момент основания (1826) его численность составляла 16 человек, а в 1841 – 28. Николай Шильдер в своем труде «Николай I его жизнь и царствование» приводит следующую сцену: при учреждении III Отделения на вопрос его главы Александра Бенкендорфа об инструкциях Николай I вручил генералу платок и сказал: «Вот тебе все инструкции. Чем более отрешь слез этим платком, тем вернее будешь служить моим целям!»

Не менее спорно и отождествление николаевской эпохи с «эпохой цензурного террора», как ее назвал революционный публицист Михаил Лемке.

Цензура того времени была ориентирована, в первую очередь, на запрет конкретных произведений, содержавших деструктивные (революционные) идеи, главным образом написанных за границей и ввозимых в Россию.

Сама по себе цензура серьезно эволюционировала за время царствования Императора в плане смягчения.

Во-первых, был сменен цензурный устав. Принятый в первые годы правления «чугунный устав» адмирала Александра Шишкова (1826) был спустя два года заменен более мягким, составленным при участии все того же Бенкендорфа и действительного тайного советника, будущего министра просвещения графа Сергея Уварова.

Во-вторых, в дальнейшем цензура из ведомства внутренних дел переходила в основном в ведение министерства народного просвещения.

Следует отметить, что позднее, уже при Александре II, в так называемую эпоху Великих реформ ограничения в сфере печати вновь возрастут – в стране возникнет 22 различных цензурных ведомства. Тогда же, между прочим, вновь участятся случаи применения смертной казни

Естественно, цензурные ограничения сохранялись. Но они в равной степени касались всех общественных течений того времени, в том числе и западников, и славянофилов. Впрочем, нередко репрессии касались не убеждений, а конкретных деяний. Так, западник и Михаил  Буташевич-Петрашевский был осужден за организацию тайного общества с целью подготовки народных масс к революционной борьбе, а славянофила Юрия Самарина привлекли к ответственности по обвинению в разглашении государственной тайны. Он служил в министерстве внутренних дел и в статье «Письма из Риги» использовал засекреченные данные.

Чаще всё заканчивалось в соответствии с кратким советом, данным Государем генералу графу Алексею Орлову, сменившему Бенкендорфа на посту руководителя III Отделения: «Призови, прочти, вразуми и отпусти».

Не менее сомнительно и обвинение Императора в отказе от реформ. Даже марксисты вынуждены были признать, что именно при Николае I начинает развиваться промышленность (Иммануил Валлерстайн).

Число машиностроительных заводов выросло с 7 до 99. Было построено около 8530 км шоссе с твердым покрытием, а также трассы: Санкт-Петербург – Москва, Москва – Иркутск и Москва – Варшава. Если в первый год царствования в России было 210,6 тыс. рабочих, то в 1851 уже 465 тыс.

Проводились реформы и в армии. В 1845 г. началась замена гладкоствольных ударно-кремниевых ружей на ударно-капсюльные, а вскоре стали появляться и «штуцера» – нарезные ружья, имевшие лучшую точность и дальность стрельбы. К сожалению, процесс перевооружения затянулся, что сыграло свою отрицательную роль в Крымскую компанию.

Одновременно происходила реорганизация и частичное сокращение офицерского корпуса с 692 генералов и 26 168 офицеров в 1830 г до 615 и 20 534 в 1835 соответственно. В дальнейшем вновь наметился рост, связанный с активным участием Российской империи в подавлении революционных выступлений в Европе (1848 – 1849).

Николай I понимал, что проникновение левых идей в Россию неизбежно, но надеялся таким образом задержать процесс инфильтрации деструктивных практик на родину.

Что же касается отмены крепостного права, то в значительной степени многие необходимые к началу этой реформы данные были собраны (и выработаны соответствующие алгоритмы) именно при Николае I. В начале царствования Императором была предоставлена крестьянам свобода передвижения и хозяйственной деятельности, также были закрыты посессионные фабрики, то есть фабрики, использовавшие труд крепостных.

Поэтому представляется ошибочным мнение другого историка, Василия Ключевского, утверждавшего, будто «Николай поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости с помощью практического законодательства».

Вернее говорить о разумной консервативной политике Николая I, в ходе которой страна была подготовлена для реформ, но при этом сохраняла стабильность.

Крах политики Николая I наступил в ходе Крымской войны. Ее неудача была обусловлена не системными пороками, а ошибками во внешнеполитической деятельности, которые в равной степени, могли быть допущены и при Государях, придерживавшихся менее охранительных взглядов. Вмешательство во внутренние дела Пруссии и Австрии нивелировали весь политический капитал, нажитый помощью в подавлении мятежей в этих странах в 1848 – 1849 годах. Наши потенциальные союзники заняли протурецкую позицию.

И в итоге России противостояла вся Европа.