Прочесть Лескова!

16 февраля 1831 года в селе Горохово Орловской губернии родился Николай Семёнович Лесков – самый русский из всех русских писателей. Определение не моё, а Льва Толстого.

Ему можно верить.

И вместе с тем Лесков, возможно, самый непрочитанный и самый недооценённый из наших писателей. Неслучайно его первая полная биография, вышедшая в прошлом году, называется «Прозёванный гений». Определение поэта Игоря Северянина, очень точное определение. Казалось бы, очевидная несправедливость. Но есть и ней своя логика.

Долгое время Лескова отодвигали от первых рядов русской литературы. Он и сам был, скажем на современный манер, не тусовщик. Держался сам по себе. При этом тяжёлый, желчный характер, который, прежде всего, испытал на себе сын Андрей, позднее ставший биографом отца. И пусть о Лескове восторженно говорили Достоевский, Толстой, Горький, Нагибин, но публика то ли не захотела, то ли не смогла своевременно его прочесть. И тем актуальнее, важнее, мудрее он звучит сегодня. Неслучайно Толстой назвал его «писателем будущего».

То есть, писателем нашего с вами настоящего.

Грубо говоря, Лесков из третьего ряда русских писателей уверенно двигается в ряд первый. К счастью, он уже там, заслуженно. Меж тем его, тогда более известные и маститые современники – вроде Писемского, к примеру, – к сожалению, стали пыльной историей. Хотя русская литература настолько велика, что запрыгнуть даже в её пятый ряд – невероятное достижение. Пусть это и очень молодая литература.

Между днём рождения Пушкина и днём рождения Платонова – всего век, но сколь много величия, открытий, прорывов уложились в эти сто лет! Вот и вместе с Лесковы творили Достоевский, Толстой, Чехов, Тургенев – имена!

И Лесков в этом ряду возвышенно самобытен. Я сейчас не только о его совершенно особенном языке. Образцовая, насыщенная русская речь. При этом в Лескове нет мистических метаний Достоевского, религиозных поисков Толстого, европейского маргинализма Тургенева. Он сохраняет ясный взгляд и, если угодно, психологическую устойчивость, потому передаёт мир и людей в нём цельными. Лесков – это, если угодно, обратная сторона Достоевского. Тот действует как хирург, подчас как патологоанатом даже, препарируя, вскрывая, обнажая нутро. Лесков же, наоборот, терапевт, который старается сберечь человека, но так же, как и Фёдор Михайлович, максимально раскрывает его.

Удивительны люди, которые ищут ответы сегодня у коучей, тренеров, гуру. Просто откройте Лескова и читайте всё о себе.

Согласен, сделать это не так просто – для того необходимо отрегулировать в себе соответствующие настройки. Но если удастся, то вы увидите, сколь глубоко Лесков заглядывает в русского человека, в русское как явление, проникая в саму его суть. И он делает это не с господских и не с простецки-народных позиций – единственно так, как и нужно делать. Потому что он свой, родной, всё понимающий.

Во времена Холодной войны американцы в специальных институтах штудировали Достоевского, чтобы понять русскую душу, русский мир. Оно правильно, конечно, потому что Фёдор Михайлович – наш национальный архетип. Но точно так же ЦРУ, специнституты должны были штудировать наследие Лескова.

Ведь «Русский музей» – это не только здание с крупнейшим собранием российского искусства в мире, но и в первую очередь полное собрание сочинений Николая Лескова. В  нём все наши характеры, архетипы, достижения, недостатки, чаяния.

Лесков смотрит на русского человека, на русское любяще, но вместе с тем справедливо. Он вдохновляется русским, но не ждите от него елейно-ванильного тона, не ждите лубочного антуража. Лесков подчас убийственно сатиричен, до жестокости беспощаден в своих оценках. Но вместе с тем он всегда неизменно нежен, трепетен по отношению к своему народу. И, безусловно, эпичен. Это любовь абсолютная, но любовь бескомпромиссная. Потому что сам русский человек очень разный, подчас парадоксальный, не поддающийся схемам и методичкам. «Пораженье от победы он сам не может отличать».

Ошибкой стало бы думать, будто что-то изменилось сегодня. Да, жизнь поменялась, но суть её осталась той же. «Очарованный странник» – по-прежнему великий, если не главный, одновременно прекрасный и страшный портрет русского человека. Никуда не исчез купец из рассказа «Чертогон»; он всю ночь кутит, а утром замаливает грехи. Это вообще очень по-русски. Не исчезла никуда одержимая страстью «Леди Макбет Мценского уезда». Не исчезла муштра вроде той, что показана Лесковым в рассказе «Человек на часах». Не исчезла церковная жизнь, спаянная с государством.

Последнее для Лескова было особенно важно. Всю жизнь он искал чистоту Веры. Изучавший Библию с детских лет, восхищённый Православием, написавший первое и единственное произведение русской литературы о священниках «Соборяне», он не мог примириться с пороками, червоточинами Церкви как института. Нагибин назовёт Лескова «Ересиархом». И поэтому Лесков поначалу был принят как свой так называемым прогрессивными либералами, «новыми» людьми. А после всё крутанулось на 180 градусов.

И дело, конечно, не в романах «Некуда» и «На ножах», где Николай Семёнович критически выступил против тех самых «новых людей». Романах не самых выдающихся, надо сказать. Подобное стало лишь поводом для отторжения Лескова. Главная же причина в том, что Николай Семёнович всю свою жизнь искал, выкристаллизовывая, подлинно русское. То, что делает человека русским не по крови, не по праву рождения, а метакультурно.

И когда Лесков к этой сути подбирался, остальные вздрагивали. Как в одном из его рассказов: «Скажи правду!» — «Что сказать-то?» — переспрашивает. — «Правду»… «Правду! правда-то нонче, брат, босиком ходит да брюхо под спиной носит».

И при этом Николая Семёновича Лескова ни в коем разе нельзя отнести к тому или иному лагерю. Неслучайно Чехов говорит о нём: «Этот человек похож на изящного француза и в то же время на попа-расстригу. Человечище, стоящий внимания». Величие и одновременно проклятие Николая Лескова в том, что он стоит совершеннейшим особняком. Тем интереснее отношение к нему сегодня, когда все разделились на лагеря и слышат мнения исключительно «своих», не в праве давать альтернативную, независимую картинку. Кем был бы Лесков сейчас? Какими оказались бы его тексты?

Ведь точно так же – особняком – стоит в мире и подлинно русский человек. Он, несмотря на тысячелетнюю историю, по-прежнему ищет себя, раздираемый ересями, революциями, ложью. И точно так же ищет себя Россия, всё более и более превращаемая в нечто на себя непохожее. Впрочем, так уже было.

Тем важнее Лесков. Потому что, да, он писатель будущего. Не только потому, что его ещё предстоит нам прочесть, но и потому, что Россия, которую он искал, искал вместе с нами, не здесь. Её время пока не пришло. Придёт ли? Это уже вопрос не о прочтении гениальной литературы, а о созидании страны и народа в целом. Потому что если не будет этой настоящей России, то не будет, на самом деле, никакой России в принципе. Об этом, собственно, в первую очередь и писал Лесков.