РИ публикует полемические возражения белорусского политолога Алексея Дзерманта на статью соредактора нашего издания, которая была опубликована в свежем номере журнала «Россия в глобальной политике». Аргументы Алексея Дзерманта в общем ожидаемы со стороны неоимперского сегмента консерватизма, в частности, того, что маркирует себя понятием «евразийство». В ближайшее время мы разместим ответ Бориса Межуева на некоторые из тезисов евразийского полемиста.
***
Мы предлагаем наш разбор статьи Бориса Межуева «Цивилизационное равнодушие. Способна ли Россия держать культурную дистанцию в отношениях с Европой?».
Ключевая идея Межуева заключается в том, что СВО России на Украине приведет не к глубокому разрыву с Европой и Западом, а к последующему еще большему вовлечению в европейские дела и появлению в России «нового западничества».
Однако отделяя Россию от Запада, «лимитрофная зона» не давала российским культурным и политическим элитам возможности всерьёз задуматься о своём месте в Европе. Неслучайно почти немедленным следствием распада СССР стало воскрешение мало кому до того момента интересного евразийства и удивительная популярность этого течения в самых разных кругах русского общества в последние тридцать лет. Можно предположить, что ликвидация лимитрофного пояса парадоксальным образом «сблизит» наши цивилизации, снова сделав евразийство неактуальным. Географическое приближение повлечёт за собой попытку сближения политического.
Отдалённая от Европы Россия 1990-х годов, несмотря на западничество политической элиты, была предопределена к особой цивилизационной судьбе. А Россия, в буквальном смысле приблизившаяся к Европе в результате военной операции на Украине, вопреки декларативному антизападничеству, вероятно, снова будет мыслить себя по преимуществу «европейской» державой. Незападные же связи Москва станет рассматривать прежде всего как ресурс в геополитическом натиске на «коллективный Запад».
На наш взгляд здесь присутствуют три сомнительных утверждения:
- «Лимитрофная зона» якобы не давала российским элитам всерьез задуматься о своем месте в Европе. Да неужели? Никакие «лимитрофы» не мешали вести Россию курсом на Запад, встраиваться туда вместе семьями и капиталами, планировать и проводить газопроводы и т. д.
- Не было никакого «предопределения» России при западнической элите к «собственной цивилизационной судьбе» не было. А было циничное использование европейцами российских ресурсов, подсаживание на иглу сверхпотребления и неизбежное стремление к расчленению страны. В этих условиях российской элите не оставалось ничего иного, как бороться за собственное выживание. Было ли это предопределено? Вряд ли.
- Россия, проводя СВО на Украине, не приблизится к Европе, а вбирая малорусские, причерноморские элементы в себя станет от Европы еще дальше, тем более, уже сейчас заметно, как бывшие украинцы становятся гораздо более русскими, чем сами великороссы.
-
Мы скорее предположим, что контроль над Юго-Восточной Украиной развернет Россию в сторону Малой Азии и Ближнего Востока и ближе она будет растущей Турции – и через партнерские, и через конфликтные отношения. И в этом смысле евразийство станет еще актуальнее, как платформа, с помощью которой можно избегать конфликтов и выходить на диалог с Турцией и Ближним Востоком в широком смысле.
«Если бы речь и вправду шла об отделении или, точнее, отдалении от Европы, специальная военная операция, скорее всего, сразу была бы ориентирована на выделение в рамках Украины определённой территории, тяготеющей к России и не желающей становиться частью враждебного ей блока. Собирайся мы «уходить» из Европы, не имело бы большого значения, сколько городов Украины мы оставляем бы за собой. Кампания могла бы завершиться присоединением к России той части Донбасса, которая входила в ДНР и ЛНР. Вероятно, и в этом случае не обошлось бы без военных действий, но они носили бы ограниченный и преимущественно оборонительный (со стороны России) характер.»
Совершенно не согласны. На наш взгляд, изначальный расчет СВО был на свержение режима в Киеве и установление там пророссийского правительства. Но этого не получилось, пришлось включить план Б, предусматривающий прямой российский контроль над Юго-Востоком Украины от Донбасса до Приднестровья. И этот план сейчас последовательно осуществляется.
Для «ухода из Европы» и разворота на Ближний Восток как раз таки контроль над всем Северным Причерноморьем и его портами принципиален и в плане логистики, и в плане поставок зерна и другой продукции.
Начав СВО на Украине, избежать масштабного конфликта было нельзя в принципе и Запад, конечно, тщательно готовился к этому. Поэтому и завершить его быстро после того, как киевский режим устоял, уже было невозможно.
Россия должна добиться своих основных геополитических и геоэкономических целей.
«Присоединяя части Украины, Россия вовсе не стремится к уединению на острове. Добиваясь обязательной «денацификации» Украины, то есть смены режима в Киеве на промосковский, «партия войны» в Москве руководствуется отнюдь не императивом геополитического или «цивилизационного» сосредоточения России. Напротив, речь идёт о её очередном имперском рывке, желании прорваться в Европу, предварительно содействовав приближению ее элит и населения в целом к нашим ценностным установкам. Как и любая прошлая «европохитительская» повестка, нынешняя, столь влиятельная в патриотическом лагере, приведёт к самым негативным последствиям.»
Не согласны. Присоединяя части Украины, в России неизбежно появится класс управленцев, военных, политиков, прошедших через этот конфликт, при чем, с «незападными» и «внеевропейскими» ценностным установками, ориентированными на собственную цивилизационную идентичность. И эти люди будут управлять Россией в следующие десятилетия. СВО нужно рассматривать как инструмент суверенизации элит и их мировоззрения, а не как очередную ступень в сторону Европы. Во всяком случае, к этому есть все предпосылки.
Что же Межуев предлагает в качестве решения?
«<… палеоконсерваторы считают, что даже в условиях окончательного геополитического «окружения» у цивилизаций есть шанс вернуться к одинаково приемлемой для них ситуации удержания дистанции. Чтобы вернуть такое положение, нужно, чтобы Евроатлантика и Россия начали серьёзные переговоры о «демилитаризации» Балто-Черноморского пространства. Разделение Украины между цивилизациями неизбежно, и сейчас нужно думать о смягчении отношений между двумя частями, а не о том, какая из них крупнее.
Разумеется, такой взгляд на вещи возможен только при взаимном отказе от цивилизационной экспансии, на чём настаивают российские и американские палеоконсерваторы.
Резонное возражение – что способно побудить Запад отказаться от такой экспансии, если столетия его истории свидетельствуют: экспансионизм есть неотъемлемая черта западной культуры и цивилизации, основа её успеха? Общемировые сдвиги в расстановке сил и несомненные внутренние проблемы заставляют Запад с неохотой, но умерять системные попытки расширения, по крайней мере на следующий период. Опыт предыдущих десятилетий показал, что предел возможностей есть даже у самых мощных игроков. Так что и им придётся сокращать список приоритетов.»
То есть автор предлагает договориться российским палеоконсерваторам с американскими палеоконсерваторами. А они вообще на что-то влияют? Есть большие сомнения. Во всяком случае с западной стороны присутствует пока ничем непоколебимое убеждение в том, что с Россией нельзя договариваться на равных, ее нужно ослабить и принудить пойти на уступки, а фактически, подчиниться.
То, что Запад откажется от экспансионизма и будет договариваться с Россией – это опасное прекраснодушие. Запад рассматривает Россию как слабое звено и будет усиливать давление до ее полной капитуляции. Для этого, кстати, было бы выгодно поддерживать российский изоляционизм, внутренний национализм и, например, китаефобию, оправдывая это необходимостью держать «дистанцию» от других цивилизаций и не сближаться с ними для борьбы против Запада.
В этих условиях России остается только добиваться серьезного успеха в СВО на Украине, всерьез разворачиваться на Восток и избавляться от иллюзий о возможности договорняка с Западом.
