11 августа 1861 года Иван Сергеевич Тургенев закончил один из самых известных романов русской литературы – «Отцы и дети». В 1862 году – 160 лет назад – он был опубликован в журнале «Русский вестник». Полтора века прошло, чуть больше, а мы обращаемся к роману снова и снова. Тот случай, когда автор писал об актуальном, но смог разработать тему вечную, засевшую чуть ли не у каждого на подкорке.
Конфликт отцов и детей – куда без него? Есть ли хотя бы одно поколение, было ли, которое не прошло через этот конфликт, не попытавшись сбросить отцов и дедов с корабля современности? Тургеневское «отцы и дети» – оно повсюду: в детях, в школах, в новостях, на улицах. Мы существуем в этой истории постоянно.
Между тем Тургенев, принимаясь за труд, прежде всего старался ответить на актуальные вызовы того времени. Тогда Александр II пришёл к власти, декабристов возвратили из Сибири, но в целом начавшиеся реформы были скорее косметическими, нежели глубинными. И Тургенев почувствовал это. Он вообще из тех авторов, кто думал быстро и столь же быстро реализовывал задуманное.
Удивительно цепкий, живой ум, который отвечал на вызовы современности и вместе с тем протягивал эти темы в будущее. Когда роман «Отцы и дети» только вышел из печати, читать его бросились даже те, кто и книг-то в руках не держал. Но и сейчас – в веке XXI – произведение Тургенева читаются легко и увлекательно. Компактный, не перегруженный излишествами текст. Без менторского назидания и лишней зауми. Всё работает и играет на полутонах и подтекстах. Музыкальный, прозрачный язык. При этом совершенно точное понимание контекста времени и места.
Ошибкой, которую меж тем совершают многие, стало бы называть Тургенева западником. Роль Ивана Сергеевича была куда шире, куда масштабнее: он, как никто другой, по сути, связывал две цивилизации – Россию и Запад. «Из двух великих культур я хочу сделать одну», – как пел Александр Васильев. Во многом именно Тургенев определил классический западный роман – позднее его реализуют Флобер, Золя и другие. И остаётся лишний раз сожалеть, что у нас давно уже нет автора, столь сильно бы определявшего бы интеллектуальную мысль Европы. Впрочем, тут мы рискуем увязнуть в болезненных размышлениях о нынешней роли в мире русской культуры в целом.
«Отцы и дети» – тут, кстати, стоит обратить внимание на союз «и», союз соединительный, а не противительный – роман, отталкивающийся от крайне актуальной на момент создания повестки. Воплощается она в главном герое, известном, пожалуй, каждому – нигилисте Евгении Базарове. При этом сам термин – «нигилизм» – вводит в обиход не Тургенев, нет. Это делает до него Надеждин. Однако именно через «Отцы и дети» данное понятие укореняется в истории, обрастая всё новыми коннотациями и воплощениями.
Что такое нигилизм? Выражаясь просто, отрицание всего: нравственных ценностей, морали, быта, знаний. Или, если не отрицание, то, как минимум, постановка под знак вопроса. Со временем нигилизм перерождается и даже мутирует. Он клокочет из стихов Маяковского, вопит из песен Sex pistols, ехидно скалится из выходок подростков, плюющих на могилы ветеранов. Нигилизм и есть сущность современного мира, где всё требует доказательств своей реальности.
Но главное – «Отцы и дети» явили нам человека невостребованного, нереализованного. Он умён, образован, хорош собою, но он лишний в той стране, где родился. На такого человека нет запроса в России. Вспомните, как говорит умирающий Базаров: «Я нужен России… Нет, видно, не нужен». И тут же вопрошает: «А кто нужен?». Даёт ответ: «Сапожник, мясник».
С тех пор ситуация мало изменилась. И многие талантливые люди – особенно те, которые пытаются быть независимыми, внутренне свободными прежде всего – всё так же говорят себе: «Нет, видно, я не нужен России». А кто нужен? Блогеры, халдеи, ну и бюрократы, конечно – куда без них? Хотя на самых высших уровнях звучит, что России важно сберечь народ. И речь тут не только о демографии. Речь ещё и о том, чтобы удержать и реализовать талантливых людей. О том, чтобы консолидировать интеллектуальные силы.
Однако в реальности трагедия «лишних людей» в России повторяется регулярно. Одна из её форм – исход людей из России. Так было в начале XX века. Так происходило и в советские годы, и в 90-е. При этом люди, ненужные своей стране, оказывались востребованными на чужбине. Пословица «где сгодился, там и пригодился» не работала в нашем случае. И сейчас, когда российский мир сжимается, как нагреваемый рыбий пузырь, многие люди – прежде всего, интеллектуалы – испытывают ту же проблему – проблему невостребованности в собственной стране.
Такова вечная российская обречённость. Есть и ещё одна – непрекращающийся, принимающий те или иные формы конфликт отцов и детей, конфликт поколений. Тут надо заметить, что он существует повсеместно, но в России усилен тем, что у нас каждый раз отменяют прежнюю реальность. Пришли большевики – заклеймили царскую Россию, пришли демократы – заклеймили СССР. Каждый раз нам объясняют, что мы, дескать, жили неправильно, что так жить нельзя.
Конфликт же поколений в мировом контексте воплотился в противостоянии на Украине. Ясно, что битва идёт не с Украиной, а с теми силами, которые стоят за ней, оберегая старый мир, который с оскоминой принято называть однополярным. И да, я не из тех, кто предпочитает иронизировать над возрастом Джо Байдена или Нэнси Пелоси, но согласитесь, и они, и тот же Джордж Сорос смахивают на древних вампиров, которые пьют кровь других, чтобы поддерживать жизнь и в идеале омолодиться. Им бы, кстати, весьма подошёл образ императора Палпатина из «Звёздных войн». Welcome to dressing room!
И это не просто художественный образ. Веками Запад выкачивал ресурсы из других территорий, чтобы существовать за их счёт. Общеизвестная вещь, но оттого она не перестаёт быть реальностью – наоборот. Сейчас же, когда сдвинулись тектонические плиты истории, когда очевидна конечность мира, банально выраженная в нехватке ресурсов, старый мир желает удержаться на вершине, прежде всего установив контроль над рождаемостью и здоровьем населения.
Для того используется соответствующий арсенал: тотальная урбанизация; феминизм и ЛГБТ; биологический фашизм; агрессивный экоактивизм, ничего общего с защитой окружающий среды не имеющий; и, конечно, цифровое рабство. Такой подход в первую очередь исключает, во-первых, витальность как таковую, во-вторых, живое общение между людьми, превращая их в набор кодов, идентифицируемых по банковским картам или соответствующим документам.
Опять же, конфликт поколений мы видим и в российско-украинском противостоянии. С одной стороны, там выступают люди, в общем-то, старой закваски, вышедшие, по большей части, из Советского Союза, а с другой – менеджеры, прежде всего, медиаменеджеры, порождённые постсоветским временем и работой соответствующих западных фондов. Они используют разные методы, и в столкновении их мы можем видеть, то, как сталкиваются даже не страны и поколения, а цивилизации и эпохи.
Но ключевое противостояние «отцов и детей» разворачивается в самой России. И главная проблема тут – невозможность объяснить многим молодым людям, что есть Россия на самом деле, почему её любить нужно и чем в ней гордиться. Прежние смыслы – будь то сплочение вокруг Великой Победы 9 мая или Русского Православия – молодых и совсем молодых, к сожалению, не трогают. Они для них просто слова, брошенные из чиновничьих кабинетов.
При этом отношения молодых с государством напоминают отношения взрослеющих подростков с родителями и учителями, кажущимися им окаменевшими динозаврами. А вот так называемые оппозиция и западные проекты выступают в роли этаких добродушных друзей из двора или, учитывая современный контекст, из социальных сетей. Им, дескать, верить можно. Отсюда и соответствующие беды. И молодые будут кричать о свободе, требуя её, а старшие не понимать, о чём, собственно, речь, если все кругом и так свободны. Но загнанность в колею можно ощутить, лишь наблюдая за собой со стороны, подобно медитирующему йогу. Требование свободы – это требование близости к миру, раздающему не только директивы, но и впитывающему, хоть изредка, их в себя.
Как это изменить? Выработкой новых смыслов, прежде всего. Но ещё и тем, что молодые люди должны успешнее, быстрее и эффективнее интегрироваться в российскую действительность. Проходить, я бы так сказал, государственную социализацию. А для этого должны работать так называемые социальные лифты. Сейчас же этого не происходит, и ситуация скорее описывается словами Высоцкого: «Там все места блатные расхватали и пришипились, надеясь на авось». Собственно, так и всегда бывает в истории до крупных потрясений, но разве не одно из таких потрясений мы наблюдаем сегодня? И где же пресловутое обновление? Где новые голоса, новые смыслы? Где, наконец, новые подходы к тому, что требует немедленного пересмотра и трансформации?
И тут мы возвращаемся к Базарову – к талантливому, но невостребованному лишнему человеку. Как заканчивается роман Тургенева «Отцы и дети»? Родители стоят на могиле своего сына. В нашей реальности возможно такая ситуация, но вероятна и обратная история. Та молодая шпана всё-таки сотрёт прежнее с лица земли, чтобы прописать на ней свою, а по факту чужую реальность. И в ней не будет обновления, но окажется лишь повторение пройденного материала. Не допустить этого значит дать молодым шансам взять то, что им полагается. Дать им возможности и смыслы. Дать интеллектуальное и смысловое наполнение сущности, всё больше похожей на пузырь комфорта, переливающийся нефтяными бликами. И тем самым в конечном счёте дать шанс самим себе.
