Если из той маленькой истории, которую я хочу рассказать, убрать этику, эстетику и патетику, останется такое голое и грубое явление, назвать которое подходящим термином по отношению к государственному лицу будет ни в коем случае негоже.
Поэтому, я просто перечислю факты, а нужное слово со всеми сопутствующими прилагательными вы подберёте сами, на свой вкус.
Анри Фертэ – самый молодой из участников французского Cопротивления, расстрелянный в городе Безансон, 26 сентября 1943 г. Было ему 16 лет и утром, перед расстрелом, он написал прощальное письмо родным.
Письмо это было выхвачено из забвения и стало знаменитым всего несколько дней назад, 5 июня 2019 г., когда его текст прочёл президент Эмманюэль Макрон, в британском городе Портсмуте, на торжественной церемонии 75-ой годовщины Нормандской высадки союзников.
Это очень глубокое послание совсем юного человека, который, после 87 дней проведённых в камере гестапо, знает, что жить ему осталось несколько часов.
Он напишет это письмо огрызком карандашa (именно этим мальчик объяснит неровные строчки), в ожидании расстрельного конвоя.
Потрясающей силы текст был зачитан президентом Макроном, под аккомпанемент синхронного перевода союзникам и гостям, со всей необходимой событию торжественностью, сдержанной театральностью и суровым мужеством интонаций.
Послание весьма короткое и оттого ещё более сильно бьющее по умам и эмоциям. Полный текст его легко найти в интернете, но ведь мало кто всерьёз озаботится тщательным прочтением и тем паче сверкой с вариантом, поданным почтенной публике президентом Макроном.
Ан зря и ан нашлись таки дотошные наблюдатели, заметившие (вроде бы) незначительные расхождения, (вроде бы) объяснимые (вроде бы) бесхитростными намерениями: всё-таки такая большая церемония, так много речей и выступающих, песен и плясок, регламентов и императивов, одним словом, текст необходимо сократить, убрав оттуда всё лишнее и ненужное, никакого отношения к событиям не имеющее.
И всё, конечно же, именно так и объяснилось бы, да только пара неугомонных журналистов всё-таки отметили, что по странному совпадению, из оригинального текста исчезли именно те места, в которых упоминались напрочь затабуированные сегодняшней поликоррекьтью понятия.
Прежде всего, из письма были начисто вычищены все упоминания о том, что мальчик был серьёзно верующим и практикующим католиком.
Пропали несколько фраз прощания Анри Фертэ со своим кюре и его семьёй, равно как и с архиепископом («Я благодарю Монсеньёра за ту великую честь, которую он мне оказал и которой, мне кажется, я стал достоин») Полностью исключена фраза : «Скажите им, что я верю в вечную Францию».
Исключено обращение к родителям, которым этот совсем юный мальчик пытается облегчить боль своего ухода: «Папа, я умоляю тебя, молись. Подумай, что если я умираю, это для моего же блага. Разве можно придумать для меня более почётную смерть? Я сознательно умираю за мою Родину. Мы скоро все вместе встретимся на Небе. Что такое сто лет? Мама, вспомни, «и эти мстители найдут новых защитников, у которых, после смерти будут последователи…»
Эти строки, содержащие столь крамольные на сегодня понятия родины и веры удивительным образом исчезли из текста, не покоробив избранное общество политкорректных исторических самоубийц, собравшееся в дни поминовения тех, благодаря чьим жертвам была выиграна та война.
Президент Макрон не счёл нужным также зачитать подпись: «отправитель – Анри Фертэ, на Небе, рядом с Богом. Простите мои орфографические ошибки, нет времени перечитать».
Зато с особым выражением, с замедлением и даже с придыханием президент Макрон зачитал откровенно вырванный из контекста и тем самым кастрированный от единого смысла параграф : «Я хочу свободную Францию и счастливых французов. Не загордившуюся Францию, первую нацию в мире, но Францию работящую, трудолюбивую и честную. Чтобы французы были счастливы, это главное».
Здесь всем присутствующим становилось очевидно, что к подлинному счастью Францию и французов ведёт не кто иной, как зачитавший послание погибшего патриота (ещё одно понятие, ставшее окончательным табу) президент Макрон.
В обрамлении соратников и союзников, собравшихся в его ближайшем окружении и хладнокровно внимавших строкам послания, с тщательно вырезанными политкорректной цензурой пассажами.
В этом контексте особенно двусмысленно сегодня прозвучала бы знаменитая фраза генерала Шарля Де Голля, сказанная одному прилипчивому журналисту, настойчиво желавшему заставить его ещё и ещё раз каяться, бесконечно и уныло каяться за коллаборационизм: «Франции сейчас не нужна правда, Франции нужна надежда».
75 лет спустя – по хотению и велению единого трибунала мировой политкорректи и мановению жезла президента Макрона, без зазрения совести кромсающего собственную историю, можно сказать, что сегодняшней европейской верхушке правда снова не нужна, а надежду, по всей видимости, будут в ближайшие десятилетия выкупать налогоплательщики.
Со своей стороны, я приглашаю всех заинтересованных читателей самостоятельно подобрать подходящий к ситуации термин и приложить к нему несколько соответствующих эпитетов.
А той Франции, которой очень скоро и очень срочно понадобится новая надежда, хочется пожелать снова обрести ту историческую память, без которой не выживает ни одна нация, счастливая или несчастная, если она более не узнаёт цитаты своих великих и урезает письма своих героев.
Пусть «эти мстители найдут новых защитников, у которых, после смерти будут последователи». Это Жан Расин, “Британик”. Я почему-то уверена, что даже если бы президент Макрон и зачитал бы этот пассаж публично, никто из присутствующих не опознал бы ни автора, ни пророчество.
У сегодняшних “евросоюзников” совсем другие категорические императивы.
