Меня поразила фраза ведущего одного телеграм–канала из тех, что призывают к решительной победе на Украине и негодуют по поводу любых попыток заключить перемирие с противником. Этот телеграм и человек сказал следующее, если в 2014 году политический консенсус строился вокруг Власти, то в 2022 году он строится вокруг Победы. Смысл в том, что если Власть отвернется от Победы и вновь сядет за стол переговоров, то народ отвернется от такой Власти.
Сказано красиво, однако, давайте посмотрим, что стоит за этим высказыванием. Увы, прежде всего стоит главная травма истории наших последних двух столетий. Любой мир, любые переговоры, любое прекращение конфликта – вне варианта «безоговорочной капитуляции» другой стороны — это всегда поражение.
Победа — это тотальное уничтожение противоборствующей стороны.
Ровно такое понимание Победы осуждал немецкий правовед Карл Шмитт, который почему–то считал «тотальную войну», то есть войну на уничтожение, детищем английской политики, разрушившей континентальный Номос Земли. По Шмитту войны на континенте изначально должны были всегда завершаться миром, а не уничтожением другого государства, тем более другого народа. Мир и Победа для континентальных войн неразделимы друг от друга. Однако Англия, спровоцировав в Испании партизанскую герилью против Наполеона, сделала невозможной такую джентльменскую войну–дуэль и запустила эпоху сражений на уничтожение. И, соответственно, резко поменяла эталон Победы. Теперь любое перемирие стало восприниматься как компромиссная сделка, отдаляющая день и час настоящей Победы. Причем как компромисс не просто с врагом, но обязательно с «исчадием ада», с котором договариваться преступно.
Возможно, в отношении Европы Шмитт и прав, и во всем как всегда у немцев виновата Англия, но, думаю, что у России иные причины разделять Мир и Победу. России уже почти два века не было мирных договоров, которыми она могла бы гордиться. Помнится в «Трех разговорах» Вл. Соловьева воинственный персонаж по имени Генерал признавал, что «мир может быть прекрасным делом, как, например, мир Ништадтский или Кучук–Кайнарджийский». Увы, со времен, пожалуй, Адрианопольского мира 1829 года, увенчавшего нашу победоносную войну с Турцией, наверное, не было в нашей истории мирных соглашений, которые люди подобные Генералу, могли бы назвать «прекрасным делом» . Были дипломатические удачи после проигранных войн — Парижский трактат 1856 года и Портсмутский мир 1905 года. Был, по общему мнению, дипломатический провал Берлинского конгресса 1878 года после как раз успешной военной компании. Был «похабный» Брестский мир 1918 и чуть менее «похабный», но абсолютно бесславный Рижский мирный договор 1921, которым завершился явно не триумфальный поход на Варшаву. Наконец, был и Московский мирный договор 1940 года, которым вроде бы кончилась финская война, но так, чтобы возобновиться спустя год. Иными словами, после всех этих «неприятных» мирных соглашений в нашем сознании остался один образ Победы — это горящий рейхстаг и Нюрнбергский процесс. То есть безоговорочная капитуляция противника, смена режима и чистка его сторонников.
И у американцев ровно то же самое. У них в сознании ровно такой же образ Победы. Тот же горящий рейхстаг и обязательный Нюрнберг. У них, правда, есть в правящей элите реалисты, пытающиеся привить соотечественникам политическое мышление в духе Карла Шмитта, то есть простую мысль, что нормальная война должна завершаться переговорами, а не уничтожением противоборствующей стороны.
Но ровно как и сторонникам нашей Партии Победы, ихним «победителям» этот реализм кажется чем–то устаревшим и старорежимным. Мол, Бисмарк и Меттерних еще могли так рассуждать, но людям новой демократической формации думать о каких–то сделках и торгах просто неприлично.
Боюсь, что именно американцы отчасти и заразили нас этим фундаментализмом Победы. Вспомните, как популярен в России в начале нулевых был младший Буш, в особенности в тот момент, когда он решился на интервенцию в Ирак и смену режима Саддама Хуссейна. Тогда в военной доктрине США это тоже называлось «упреждающим ударом» против потенциальной угрозы. Потом, правда, выяснилось, что угроза была фиктивной, и Саддам реально ничем Америке не угрожал, но это не помешало Бушу, Чейни и их подельнику Колину Пауэллу остаться в памяти американцев государственными деятелями, достойными уважения. Европа Буша откровенно невзлюбила, но в России он почти до конца пользовался симпатией. Пока Путин не принял несколько неожиданное на тот момент решение поддержать Францию и Германию в их оппозиции войне, российский экспертный бомонд не уставал расписывать всевозможные преимущества нашего присоединения к антисаддамовской коалиции и, более того, участия в дележе иракской нефти после неизбежной победы.
Не хочется указывать пальцем, но в пользу «друга Буша» тогда активно топили почти все нынешние антизападные гуру. Кому–то улыбалась идея совместного «крестового похода» против исламизма, кто–то радовался первой ласточке конца «глобализма», а кому–то просто нравилось, как сказано в одном фильме, «старое доброе ультранасилие», незамысловатая ценность «грубой звериной силы». Этот «бушизм» по–русски очень глубоко засел в наше подсознание, стал почти неофициальной идеологией нашей элиты.
Опять же, уверен, что он точно также глубоко засел в сознании американцев. Конечно, потом все три последующих президента США отрекались от бушизма, говорили о роковой ошибке вторжения в Ирак. И каждый по своему повторял действия 42 хозяина Белого дома — наступая ровно на те же грабли: свергал неугодные режимы, расторгал неудобные сделки, открывая путь к войне, отказывался от переговоров, опасаясь прослыть Чемберленами.
По хорошему, нам всем нужно все–таки выйти из XX века, из того времени, когда Победа и Мир стали понятиями несовместимыми. Чем больше мы гоняемся за тотальной Победой над в общем–то одним не самым важным оппонентом в грядущем многополярном мире, тем меньше мы замечаем, как от нас постепенно отползают соседи и союзники, переходя в иную — не западную, но и не нашу сферу влияния. Как от нас дистанцируется Казахстан, за которым маячит тень Китая, как усиливает свои позиции в Ближнем Зарубежье Турция, как рушится прежняя более менее устойчивая система взаимодействия в Арктике. И все это приносится в жертву молоху Победы, под которой понимается чья–то обязательная смерть.
Так что если и есть сегодня настоящая философия Победы — то это именно философия, требующая не бессмысленной бойни, а выстраивания правильных тактических сделок для улучшения своего геополитического положения. Надо наконец забыть младшего Буша и поучиться нормальному реализму если не у Генри Киссинджера, то хотя бы у Эрдогана, которого сегодня можно без обиняков называть мистером Победа по преимуществу. Тогда все встанет на свои места.
Первая публикация – в телеграм-канале “Незыгарь”
